Комментарий
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 3, 2001
Издательство «АСТ»
С директором издательства с Николаем Науменко беседует Светлана Силакова
Светлана Силакова: Расскажите, пожалуйста, об истории издательства. Сразу ли предполагалось, что это будет крупный, как нынче, концерн, выпускающий литературу практически всех жанров? Какие вообще были первоначальные планы?
Николай Науменко: Вначале ничего не предполагалось. Была маленькая фирма, которая торговала чужими книжками. Потом решили вложить деньги в издание какой-то книги, подготовленной кем-то еще. Потом сами издали книжку, не помню уже какую. Так и пошло. Никаких глобальных планов — только постепенный рост. И вот недавно отметили десятилетний юбилей… Когда-то для нас были несбыточной мечтой десять книг в месяц. Сейчас в месяц выпускаем около четырехсот, и самых разных жанров.
С. С. А не боитесь разрушиться под собственной тяжестью?
Н. Н. Не боимся. Нас вдохновляет опыт Запада, где в книжной отрасли ширится тенденция к укрупнению. При этом издательства структурированы по тематическому признаку: одно подразделение делает энциклопедии, другое — детские книги и так далее. Есть высшее руководство, но чем больше у него подчиненных, тем меньшее количество параметров оно контролирует. Жизнь доказала: крупные структуры типа «Рэндом-хауса», который сейчас объединяет сто одно издательство, а сам входит в транснациональную империю «Бертельсман», вполне жизнеспособны.
С. С. Были ли принципиальные изменения в издательской политике за время существования издательства?
Н. Н. Принципиальные — нет. Только количественные. Начинали мы с издания фантастики (серия «Координаты чудес», существующая до сих пор) и романов по мотивам сериалов. Постепенно открывались новые направления: детектив, женский роман, фэнтэзи — а прежние временно закрывались. Конечно, после кризиса пришлось кое-что ужать, но общее направление движения сохранилось. Издаем все, что интересно массовому читателю, — от сканвордов и учебников до серьезной современной литературы.
С. С. Видимо, теперь следует перечислить ваши главные достижения…
Н. Н. Читателей «ИЛ», вероятно, прежде всего интересуют наши успехи в области серьезной литературы. Но об этом лучше поговорить через годик, когда книги, которые у нас сейчас в работе, выйдут, и станет ясно, нашли ли они свою аудиторию. Что же касается литературы массовой — конечно, приятно, что нашими любовными романами зачитывается вся страна…
С. С. Ну, а чем вы можете похвастаться в области фантастики? Я знаю, что вам лично этот жанр очень близок и мил…
Н. Н. Именно мы познакомили русского читателя с такими замечательными мастерами фантастики и фэнтэзи, как Дэн Симмонс, Лоис Буджолд, Терри Гудкайнд, Джордж Мартин, Анджей Сапковский, Роберт Джордан. Это большое счастье, что удалось с ними соприкоснуться. Не мы напечатали первые книги Сергея Лукьяненко, но нам… удалось его подтолкнуть в сторону широких читательских масс, и настоящую популярность он обрел, уже будучи автором «АСТ».
С. С. А ваша самая поучительная неудача?
Н. Н. Самая поучительная… не только наша, но и других крупных издательств… Никак не удается привить на отечественную почву переводной криминальный роман. Да, когда-то Кристи и Чейз шли на ура, но в 1993-1994 годах возник русский детектив, и интерес к зарубежному как ножом отрезало. При этом авторы не бездарные, их книги в «нечитающей стране» — Америке — расходятся миллионными тиражами, почти все экранизируются, а это дополнительная реклама… И хоть ты тресни! Наверно, капля камень долбит, и эмпирическим путем кто-то найдет способ сделать этот жанр популярным. Но я верю: свой читатель у этих книг есть, просто нужно так их подать, чтобы они не затерялись в безбрежном море всего прочего.
С. С. Влияют ли ваши личные пристрастия на формирование издательского портфеля? И что бы вы хотели издать для себя, без оглядки на коллег, читателей и бюджет?
Н. Н. Я отвечу на оба вопроса сразу. Практика показывает: все, что хотелось бы издать для себя, рано или поздно издается. Работа в крупном издательстве приучает к терпению. «Для себя» я давно хотел выпустить философские произведения Лема. Три года назад это казалось нереальным, а теперь они переводятся.
С. С. Подчиняется ли читательский интерес каким-то закономерностям?
Н. Н. Закономерности-то есть, но тот, кто вычислит хоть одну, моментально сделается мультимиллионером…
С. С. Тем не менее вы, конечно, стараетесь эксплуатировать те направления, которые пользуются у читателя наибольшим интересом. Какова жанровая структура издательского плана в том, что касается иностранной литературы?
Н. Н. В издательском плане, безусловно, преобладает женский роман во всем его разнообразии: исторический, современный, иронический, триллер, тоненькие книжки «для метро» — тоже самостоятельный «субжанр». Тут мы не изобретаем велосипед, а повторяем западный путь: пятьдесят-шестьдесят процентов всей — всей! — литературы, издающейся на английском языке, это любовные романы. То же самое, видимо, ждет и нас.
С. С. За счет вытеснения с рынка всего остального?
Н. Н. Нет, увеличивая тиражи самих женских романов. Это не хорошо и не плохо — просто тенденция такая. Литература массовых жанров — такой же товар, как холодильник или шоколадка, и подчиняется тем же законам. То есть это нечто, создаваемое по четким рецептам и выполняющее определенную узкую функцию.
С. С. А как обстоят дела с отечественным женским романом?
Н. Н. Нашим авторам было очень сложно преодолеть в себе «инженеров человеческих душ». Они пытались написать «Анну Каренину», но для массового читателя, и получалась ни богу свечка, ни черту кочерга — мягко говоря, никак не «Анна Каренина» Но потихоньку русский любовный роман набирается опыта…
С. С. Итак, женские романы — это львиная доля переводной продукции издательства?
Н. Н. Сказать «львиная» было бы неточно. Скорее значительная — и то, если считать по количеству названий. А вот по объему получится совсем другая картина: так, из одного романа жанра фэнтэзи, где в моде «кирпичи», можно выкроить два-три женских.
Переводную фэнтэзи мы издаем в серии «Век дракона», которая существует достаточно давно и снискала популярность. Хотелось бы также привлечь внимание к новой серии «Темный город», куда входят произведения в жанре «хоррор». Тут тоже парадокс: есть Стивен Кинг, чьи книги расходятся моментально, и есть работающие в том же жанре авторы почти что его уровня — например, Бентли Литтл, — которых наш читатель пока не распробовал. Может, в имени Стивена Кинга мистика какая-то: Кинг — он и есть Кинг, Степа Царев, как мы шутим… Ну да посмотрим.
Выпускаем, разумеется, фантастику в таких сериях, как уже упомянутые «Координаты чудес», «Золотая библиотека фантастики» и так далее.
С. С. Какие факторы становятся решающими при отборе книг для перевода?
Н. Н. Конечно, мы ориентируемся на западные списки бестселлеров, но всегда делаем поправку на наши условия. Также учитывается мнение рецензентов издательства — людей, которые постоянно читают литературу данных жанров. Есть и мистические мотивы: давайте вот это не будем делать, а вон то — издадим, была не была!
С. С. И велик ли КПД?
Н. Н. Две трети книг находят своего читателя сразу, остальные зависают. Две трети из этого остатка начнут новую жизнь, а треть опять осядет на складах. Предугадать заранее очень сложно. Показательна судьба произведений Уильяма Гибсона. На Западе это просто культовый автор, основоположник актуального жанра фантастики «киберпанк» о проблемах взаимодействия человека с компьютером, «реального» сознания с виртуальным миром. Первая попытка раскрутить этот жанр в нашей стране провалилась. Нам стало обидно за Гибсона, и мы попробовали еще раз: включили его книги в другие серии. И вновь результаты не ахти… Но повторю: надежда есть всегда.
С. С. Каковы тенденции: что модно издавать сегодня и что будет модно завтра и послезавтра?
Н. Н. Сегодня модно издавать… скажем, Пелевина с Акуниным. Акунина мы, кстати, издаем. А мода на завтра и послезавтра? Слава богу, никто не может этого предсказать — иначе будет скучно. Кстати, именно благодаря фактору непредсказуемости продолжают жить мелкие издательства. Их бесчисленно много, и именно они могут опробовать новые направления, форматы и т. п. А мы, мастодонты, топаем по их следам.
С. С. А это не парадокс? Маленькое издательство имеет меньше денег и, соответственно, рискует разориться вконец, а концерн-мастодонт опирается, так сказать, на множество ног, свалить его труднее…
Н. Н. Да, зато мелкие издательства мобильнее. Они-то и снимают первый урожай с каждого свежеоткрытого направления. А вот нам очень трудно свернуть на новую тропинку.
С. С. Где сейчас кипит жизнь: в сфере фантастики, мемуаристики, детектива?
Н. Н. Да везде! Таких бумов, как открытие отечественного детектива в 1993-1994 годах и отечественной фантастики в 1996-м, наверно, больше уже не будет. На рынке представлены практически все жанры, и нельзя сказать, что мемуаристика забивает детектив или наоборот. Просто идет процесс притирки, установления пропорций. Сегодня на четыре детектива — шесть названий фантастики, завтра может быть наоборот…
С. С. Насколько ощущается вами обратная связь с читателем? Можете ли вы, сидя в своем кабинете, почувствовать, распродалась ли книжка просто так, «тупо», или читатель ее действительно полюбил и запомнил?
Н. Н. Могу, но не сразу. Первая половина тиража — скажем, пять тысяч в случае стандартного десятитысячного — расходится автоматически. Потом, когда начинаются так называемые «доборы», становится ясно, читают книжку или только покупают.
С. С А как насчет обратной связи — я имею в виду критику?
Н. Н. Критики как таковой у нас сейчас, к сожалению, почти нет. Определенная часть современных критиков, даже имея дело с серьезной литературой, читает не произведение, а перевод, не сопоставляет с оригиналом. Бывают и другие странные вещи, когда, к примеру, в глянцевом журнале появляется рецензия на «Повелителя мух» Голдинга, написанная с таких позиций, будто для нашего читателя Голдинг — новое имя.
С. С. А есть ли коммерческий эффект от рецензий в прессе?
Н. Н. Если говорить о массовых жанрах, то читатели рецензий, как правило, не покупают книг, а те, кто покупает книги, как правило, не читает рецензий. Четко отлаженная система книжкой рекламы у нас пока не сформировалась. Более-менее эффективна реклама такой услуги, как «Книга — почтой»: мы помещаем объявления, высылаем в ответ на заявки бесплатный каталог, и люди заказывают то, что им интересно. Но это скорее связано с тем фактом, что система книгораспространения в нашей стране оставляет желать лучшего…
С. С. Каких авторов, издающихся в «массовых» сериях, вы могли бы порекомендовать эстету, принципиально пренебрегающему развлекательной литературой?
Н. Н. Да того же Стивена Кинга. Многие наверняка записали его в поставщики чтива и игнорируют. Но у него есть великолепный роман «Сердца в Атлантиде», который мы недавно выпустили в одной серии с Воннегутом и Беллоу. Кстати, этому удивились даже наши французские и немецкие коллеги: неужели Кинг до такой степени хорош? В таких случаях приходится говорить: а вы прочитайте, пожалуйста!
С. С. А в жанре фэнтэзи, например?
Н. Н. Джордж Мартин, «Игра престолов» — по сути психологически-исторический роман. Мартин вообще автор очень разносторонний, очень сильный… и стильный. Самые интеллектуальные из его произведений — например, «Армагеддон-рэг» — мы еще не готовы издать, но даст бог…
С. С. Не приведете ли какие-нибудь примеры несправедливо недооцененных публикой книг?
Н. Н. В каждом конкретном случае трудно определить, где неудача издательства, где оплошность книгораспространения, а где чистый неуспех у публики. Недавно издали мы «Времятрясение» — последний роман Курта Воннегута. Продается… ну-у, так-сяк, хотя это имя почти святое для части наших читателей. Нельзя назвать это «недооценкой». Скорее, скажем, проблема требует дополнительной работы.
С. С. Как Вы думаете, почему в последнее время резко возрос интерес крупных издательств к публикации современной зарубежной «серьезной» литературы?
Н. Н. Современная серьезная литература — точнее проза — последняя незаполненная ниша на нашем рынке. Вот все туда и ринулись. Раньше она пустовала не по вине издательств — на такие книги не было платежеспособного спроса. Можно назвать еще ряд жанров и направлений, попадающих в «яму», — их основной потребитель не имеет денег на покупку книг. Теперь же, судя по всему, жизнь потребителя интеллектуальной литературы слава богу (стучит по дереву) понемножечку налаживается. Конечно, многие из этих людей уехали за границу — но там, между прочим, они все равно покупают книги, выходящие в России. Продукция «АСТ» экспортируется в страны с большой русской диаспорой: Израиль, США, Германию… Продаем мы туда в целом немного, но доля серьезной литературы при этом высока.
С. С. И каковы ваши намерения в области зарубежной прозы?
Н. Н. Как я уже упоминал, запущено несколько серий. Вот «Мастера. Современная проза» — название, сознаюсь, мы позаимствовали у знаменитой доперестроечной серии «Прогресса» (или у «Радуги»), но оформление совсем другое. Во второй жизни это была серия «Мастера» издательства «Фолио», с которым мы много работаем в тандеме, — зарубежная классика по доступным ценам. Сюда пойдут первые книжные издания произведений, в оригинале опубликованных, как правило, за последние 10-20 лет. Например, «Англия, Англия» Джулиана Барнса, свежая вещь Апдайка «Гертруда и Клавдий», роман Голдинга «Двойной язык», напечатанный уже после смерти автора. На данный момент в серии преобладает англо-американская литература, что связано с моими личными (владею только английским) и нашими общими организационными возможностями: литература массовых жанров на девяносто процентов англоязычная, соответственно, под рукой у нас уже есть квалифицированные кадры, наработаны связи с партнерами. Делаем также собрания сочинений: например, Ирвина Шоу, Курта Воннегута, дополненные произведениями, которые доселе не переводились на русский… Потихонечку будем двигаться в сторону французской и немецкой литературы, пробовать ногой воду.
Есть также серия под условным названием «Современная проза», в которой уже переизданы прекрасные романы Айрис Мердок «Море, море» и «Дитя слова». В свое время они просто гремели, но, подозреваю, добрая половина нынешней аудитории воспримет их как новинки. Конечно, мы будем выпускать и те книги Мердок, которые вообще еще не выходили по-русски…
С. С. Насколько я знаю, в этой серии преобладают женские имена?
Н. Н. Да, так уж сложилось. Например, в нее включен «Ангел света» Джойс Кэрол Оутс. Но и Апдайк — а именно, «Давай поженимся». То есть, акцент не столько на женские имена, сколько на… нет, не могу сформулировать…
С. С. А собираетесь ли вы выпускать удешевленные издания?
Н. Н. Конечно. Девяносто процентов книг в твердой обложке («хардкаверов», как мы выражаемся) будут затем переиздаваться в мягкой обложке.
С. С. Качественная литература, по определению, нуждается в качественном переводе. Как обстоят сейчас дела в переводческом цеху?
Н. Н. По моему ощущению, в сфере перевода мы оказались отброшены к уровню 20-х годов, когда прежняя школа разрушилась, а на развалинах распустились тысячи цветов. Сейчас, разумеется, больше свободы и совсем другие технические возможности. В художественный перевод пришло много новых людей: те, кто раньше переводил техническую литературу, бывшие журналисты… В результате возник определенный «переводной» язык, близкий к языку периодики. Читательская масса к нему уже привыкла, считает его нормальным и хорошим, а все отступления от этого стандарта — например, попытки показать особенности авторской манеры — воспринимает как недостатки редактуры. «Ваши герои говорят неправильно, надо правильно»… Я уже упоминал роман Кинга «Сердца в Атлантиде», на мой взгляд, блестяще переведенный Ириной Гавриловной Гуровой. Там она передает речь разных персонажей и в том числе — одиннадцатилетнего мальчишки. У читателей возникают нарекания: «Почему этот мальчишка не говорит развернутыми красивыми фразами?», «Почему так плохо отредактировано?..»
Припомним, что мы имели — и что потеряли. В СССР существовала отлаженная машина, включавшая в себя не только переводчиков и редакторский цех, но и группы проверки, а также критиков с литературоведами. Регулярные конференции переводчиков, сборники «Мастерство перевода»… Так осуществлялся обмен информацией, позволявший поддерживать перевод на определенном уровне. Уберите какие-то из этих элементов — и все рассыпется. И рассыпалось. И теперь воссоздается — снизу.
С. С. А есть социальный заказ на качественный перевод?
Н. Н. Есть. Конечно, заказ опосредованный. Но как ни кощунственно это звучит, книга является товаром — и должна иметь товарный вид. То есть ее надо как следует перевести и вычитать… Широко бытует мнение, будто крупные коммерческие издательства все делают тяп-ляп: одной левой перевели, сверстали, зашибли деньгу. На практике оказывается, что все эти издательства потихоньку обзаводятся контрольными редакторами. Мы обходились одной-двумя корректурами — теперь делаем три. Но я знаю, что в советские времена, когда издательство «Правда» выпускало в приложениях к «Огоньку» собрания классиков, где вроде бы давно каждая буква выверена, у них было четыре корректуры. Вот на что мы должны ориентироваться. Я оптимист: может, через год, а может, и через десять лет мы придем к победе коммунистического труда, и школа перевода восстановится.
С. С. Тут мне видится одна загвоздка: в начале цепи стоит переводчик, а переводчики сами собой не рождаются. Их должен кто-то учить.
Н. Н. Вот-вот. Что было раньше, курица или яйцо? Тут диалектическое единство: издатели учат переводчиков, а те — издателей. Нам, я считаю, несказанно повезло, что мы с первых лет существования начали общаться с такими мастерами перевода, как Ирина Гавриловна Гурова, Инна Максимовна Бернштейн… По моему убеждению, абсолютные непререкаемые авторитеты есть и должны быть. Особенно в таких «иррациональных» вещах, как перевод. Уважение к этим авторитетам я и постарался привить своим редакторам. Надеюсь, со временем придут новобранцы и возьмут уроки уже у моих редакторов — учеников предыдущего поколения. Так восстановится связь времен.
С. С. Проблема художественного оформления и полиграфического исполнения книг…
Н. Н. Да, верно сказано — «проблема». Это общая беда всей книжной отрасли: типографии влачат жалкое существование, чинят и латают вконец изношенное оборудование… Чтобы печатать быстро и недорого, мы вынуждены выбирать стандартные форматы.
С. С. Бедность бедностью, но за последнее десятилетие сложились достаточно неприятные штампы в области художественного оформления книг. Очень уж «базарный» вид у некоторых серий, например, «Звездного лабиринта», где печатаются весьма тонкие и интеллигентные авторы…
Н. Н. Да, мы это понимаем. Но очень тяжело выскочить из серии, которая уже имеет коммерческий успех.
С. С. Есть легенда о тупом оптовике, стоящем между издательством, которое искренне хотело бы делать книги со вкусом, и рафинированным читателем, предъявляющим высокие требования к внешнему виду книги. Именно оптовик требует нелепо-крикливых обложек с лужами крови…
Н. Н. Нет, нет, все совсем не так. Проблема коренится в недостатках нашей системы книгораспространения. На сегодняшний день основная масса книг в стране продается через уличные лотки. Магазины, конечно, поднимаются из руин, но пока, увы, не оттянули на себя большинство покупателей. А лоток — пространство сильно ограниченное, куда помещают только те книги, которые достаточно быстро продаются. То, что не идет, моментально заменяют очередной новинкой. На этот закон и ориентируется оптовик. Серьезная литература распродается, как правило, в больших количествах — но медленно. Это не лотошные книги. А среди оптовиков есть люди, которые много чего читали и продолжают читать — но им приходится подстраиваться под свои возможности и запросы аудитории…
С. С. А как сейчас у нас обстоят дела с рекламой книг?
Н. Н. Реальная реклама для нас слишком дорога. Да, реклама осуществляется, но по принципу «падающего толкни»: рекламируется то, что продается и так. На Западе мощная система распространения, да и цена книги позволяет тратить десять процентов от стоимости тиража на рекламу. Берем, например, свежий роман Гришэма. Тираж два миллиона по тридцать долларов штука — это если в твердой обложке. Миллион долларов запросто можно бросить на раскрутку. У нас стандартная отпускная цена аналогичной книги — двадцать рублей, тираж — десять тысяч. Допустим, мы выделим на рекламу те же десять процентов, это двадцать тысяч рублей. Даже плохонького клипа не снимешь.
С. С. Чувствуете ли вы ответственность за формирование вкусов читателей, особенно молодых?
Н. Н. Ну, это вопрос философский: может ли искусство изменить человека? Мучаемся им со времен Сократа, а однозначного ответа до сих пор нет. Так что отвечу кратко: влиять на вкусы невозможно.
С. С. В наше время этот вечный вопрос получил новую трактовку. Много говорят об информационных технологиях, программировании людей…
Н. Н. Это все иллюзия. Можно выиграть одно сражение, а всю кампанию проиграть. Об информационных технологиях говорят прежде всего в применении к политике, но… у нас слишком ограниченный опыт, и статистический материал пока не набран…
С. С. А какова ваша ценовая политика?
Н. Н. Осмелюсь назвать ее разумной. Мы исходим из реального соотношения цен на рынке.
С. С. Должна ли книга стоить дороже бутылки водки?
Н. Н. Вопрос серьезный. Вообще-то книга должна стоить дорого. В советское время солидная книга в твердой обложке стоила как килограмм вареной колбасы. Примерно то же самое соотношение установилось перед кризисом. Теперь же колбаса дороже… По ценам мы все еще не вернулись к докризисному уровню. Не думайте, что издатели такие алчные. Просто на данный момент в структуре цены книги преобладает ее «материальная» себестоимость: бумага, картон, пленка, услуги полиграфистов. На самом деле, если слегка огрубить, мы сейчас торгуем не книгами, а бумагой. Творческая часть, вложенная в то, что на этой бумаге напечатано, составляет очень маленькую долю от цены. Мы бы рады поднять цену, чтобы появились деньги на нормальную рекламу… Но все упирается в низкую платежеспособность потребителей.
С. С. Наверно, издательства вынуждены как-то согласовывать ценовую политику между собой?
Н. Н. Да, солидарность налицо. Поддерживаем эмпирическим путем определенный уровень цен на рынке. Сильный демпинг невозможен и резкое повышение цен каким-то одним издателем — тоже.
С. С. Значит, и конкуренции нет?
Н. Н. Есть. Но мирная. Опередить — святое дело. Украсть автора — уже сложнее… Тут важно подчеркнуть, что книжная отрасль, несмотря на все громкие слова о пиратстве, цивилизовалась раньше других. Да, в 1992-1993 годах были… рецидивы, но они ушли вместе со сверхприбылями, когда книгоиздательство утратило привлекательность для… скажем так, менее цивилизованных деятелей. Сейчас книгоиздательство — это работа. Нудная, потная, утомительная. Невозможно сорвать банк и, по-старому говоря, в Пицунду. Нужно долго и тяжело работать.
С. С. А какие у вас отношения с зарубежными партнерами? Как вообще русских издателей принимают на Западе?
Н. Н. Хорошие отношения, нормальные, с пониманием нашей специфики — и в докризисный период, и теперь. Наши зарубежные партнеры быстро осознали, что единственный способ предотвратить пиратство — это способствовать легальным изданиям. Нам шли навстречу, когда мы не могли заплатить крупные авансы, положенные по западным меркам известным авторам, зато мы обеспечивали легальность.
С. С. И в заключение, не расскажете ли немного о себе?
Н. Н. Мой случай — самый что ни на есть типичный. Среди нынешних издателей почти нет ни гуманитариев, ни тех, кто работал в издательствах до перестройки. Наверно, технари были больше приспособлены к решению конкретных задач… Я закончил Московский физико-технический институт, инженер-физик по образованию. Очень любил читать… вот и дочитался. Пробовал немножко переводить для себя, попал в дурную компанию таких же любителей литературы, шаг за шагом втянулся. В 1991 году ушел из своего КБ, начал заниматься в издательстве всем понемножку… и теперь сижу в этом кресле.Москва, ноябрь 2000 года