Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2001
Роман южноафриканского писателя Дж. М. Кутзее «Бесчестье», опубликованный в первом номере «Иностранной литературы» за 2001 год, поверг многих из нас, читателей, в шок.
…Три африканца насилуют Люси, белую женщину, и избивают ее отца. Профессор Дэвид Лури, отец, чуть оправившись, требует, чтобы дочь обратилась в полицию. Но она день за днем отмалчивается. А те трое даже не очень скрываются. Они приходят к соседу, фермеру-африканцу, и тот, зная обо всем случившемся, и не думает их осуждать (один из них к тому же его родственник). И вместе с тем он предлагает свое покровительство изнасилованной.
А Люси, когда ее отец все-таки добивается от нее ответа, говорит ему, что аборта она делать не будет и ребенка родит, хотя даже не знает, от кого он. И покровительство соседа-африканца примет. Согласна стать его женой.
— Для меня было бы безопаснее стать членом его семьи. Я вношу землю (у нее своя ферма. — А. Д.), взамен он позволяет мне заползти под его крыло… Если он хочет, чтобы я считалась его третьей женой, — пожалуйста. Его сожительницей — то же самое. Но тогда и ребенок будет его ребенком. Членом его семьи.
Почему так?
Она наконец объясняет:
— Что если… что если такова цена, которую необходимо заплатить, чтобы остаться здесь? <…> Почему мне должны позволить жить здесь, ничего не заплатив?
Видно, она долго-долго думала. Поражалась, сколько ненависти к ней было тогда у тех троих.
— Почему они меня так ненавидели? Я и не встречала их никогда.
И ответила отцу и самой себе после долгих раздумий:
— Это история говорила через них. История зла… Наследие предков…
В чем идея романа? Белый расизм, осуждение черных?
Или больная фантазия шестидесятилетнего автора?
Имеет ли это какое-то отношение к нам, к России? Мало нам, что ли, своих горестей и забот?..
Сразу хочу сказать. Это не белый расизм. Автор известен тем, что всегда выступал против белого расизма и у себя в стране, и во всем мире. Живя в Америке, резко осуждал американцев за войну во Вьетнаме.
За «Бесчестье» автор получил вторую Букеровскую премию. Он оказался единственным в мире обладателем двух Букеров. Маловероятно, чтобы такая высокая оценка давалась больному воображению.
И наконец. Мы ведь не изолированы в мире. Нет вокруг нас китайской стены, нет «границы на замке». Так что проблематика романа имеет отношение к нашим проблемам, как бы странно это ни казалось на первый взгляд.
Но по порядку.
Сперва — об авторе. Нельзя сказать, что он у нас неизвестен. В 1989-м издательство «Художественная литература» стотысячным тиражом выпустило под одной обложкой три его романа: «В ожидании варваров», «Жизнь и время Михаэла К.» и «Мистер Фо». В журнале «Иностранная литература» в прошлом году вышел его роман о Достоевском «Осень в Петербурге» {{«ИЛ», 1999, № 1.}}, а в 2001-м — вот этот последний — «Бесчестье».
В большинстве его романов, в том числе и в тех, что уже переведены на русский язык, нет определенного времени и места действия. Один из лучших — «В ожидании варваров». Но где та «Империя», в которой происходит действие? В Европе? В Африке? Там и жара, и снег. А кто такие «варвары»? Конечно, основная мысль ясна: против тоталитаризма, против пыток, против равнодушия и безмолвия толпы. Но читателю, да и критику, всегда хочется заглянуть за плечо автора. Понять, а кто для него служил прототипами и что он все-таки имел в виду?
Дж. М. Кутзее не любит объяснять своих романов. Он не хочет раскрывать подоплеку происходящих там событий. Читатель видит следствия, а не причины. Только верхнюю часть айсберга. Автор не желает растолковывать журналистам что к чему, отказывается даже встречаться с ними: пусть понимают как хотят! У него вообще репутация интроверта.
Солженицын когда-то, вскоре после успеха «Одного дня Ивана Денисовича», сказал, что писатель не должен излагать свои идеи напрямую, его дело — давать их в художественной форме. Потом, как известно, он встал на путь публицистики, разъяснения собственных идей в многочисленных интервью газетам и по телевидению. Хорошо это или плохо, но Кутзее так не делает; исключения крайне редки.
Правда, в романе «Бесчестье» неясностей меньше. Время действия определено — это наше время, самые последние годы. Место действия: родина автора, Южно-Африканская Республика. И даже конкретней: места Капской провинции, связанные с его биографией.
Кейптаун, где он родился 9 февраля 1940 года и где учился в английских школах (хотя по национальности он африканер или, как у нас привычнее говорить — бур). Кейптаунский университет, в котором он изучал такие разные предметы, как английская литература и математика, и получил в 1960-м степень бакалавра, а в 1963-м — магистра, и где в дальнейшем (правда, получив еще дополнительное образование в Англии и Америке) преподавал на кафедре английской литературы.
Для меня эти места не просто узнаваемы. Они почти что родные. Кейптаунский университет — там я больше четырех лет, в 1994—1998-м, был директором департамента, членом Сената университета, и не раз встречался с Дж. М. Кутзее, хотя и не могу похвалиться особой близостью с ним.
Этот университет, наверно один из лучших в Африке, отличался либеральной атмосферой. Из-за оппозиции к расистскому режиму апартхейда {{ У нас это слово пишут не очень точно: апартеид.}} тогдашние власти называли его: «Кремль на холме». Почему на холме? Университетский городок находится у подножья цепи гор и действительно возвышается над Кейптауном. Большевистские настроения? Напрямую я их там не наблюдал. Впрочем, марксизм был популярен, но больше из духа противоречия.
В годы гонения на все, что связано с нашей страной, был и горячий интерес к России. Этим отчасти объясняется, что одно время самым популярным художником в Южной Африке считался упоминаемый в романе Третчиков, русский эмигрант. И что профессор Лури в романе уговаривает дочь учить русский язык. Да и то, что сам Кутзее написал роман о Достоевском.
Рондебош, где происходит начало действия в «Бесчестье», — это район Кейптауна, в котором находится и университет. Грин-Пойнт — место в центре Кейптауна, на берегу Атлантического океана. Улица Св. Георга (Сент-Джордж), где профессор Лури так неудачно встретил свою любовницу Сорайю с двумя ее детьми, — это красивая торговая улица в самом центре Кейптауна. Как Арбат — в Москве. Лонг-стрит, где Лури проводит время в отеле с другой любовницей, — одна из самых длинных и самых старых улиц, тоже в центре Кейптауна.
Грейамстаун, куда Лури приезжает из Кейптауна, — маленький уютный университетский городок на востоке Капской провинции в десяти-двенадцати часах езды на машине от Кейптауна. Университет Родса — по имени Сесиля Родса, создававшего когда-то Британскую империю на Юге Африки. Этот университет называли южноафриканским Оксфордом. Прекрасно оборудованный технически, с отличной библиотекой и высокопрофессиональными преподавателями этот привилегированный университет создавал интеллектуальную элиту Южной Африки.
Кентон, где Кутзее поместил ферму Люси и где в романе происходит изнасилование и другие самые трагические события, это курортное место на берегу Индийского океана в шестидесяти километрах от Грейамстауна. Туда по субботам и воскресеньям университетские преподаватели и студенты ездили отдыхать, поваляться на пляже, выкупаться в океане, не очень, правда, теплом в тех местах. В 1992 и 1993-м, когда я в течение года был приглашенным профессором Университета Родса, почти каждую неделю мои друзья возили меня из Грейамстауна в Кентон (своей машины у нас с женой не было).
Вот в этом-то, казалось бы, еще недавно столь тихом месте, Кентоне, и развертываются самые страшные события романа Кутзее. Хотя, как можно понять, не в начале, а в конце девяностых годов. Изменения за эти годы — громадные. И все же — какие-то несколько лет.
Как же это? И может ли такое быть в действительности?
Ну, во-первых, писатель имеет право сгущать краски, чтобы выпуклее показать свою мысль. А во-вторых (а может быть, это и есть во-первых?), жизнь-то ведь очень быстро меняется. Как изменилась она у нас, в России! То и дело слышишь: «Другая страна!»
А Южная Африка? Там изменений никак не меньше. Больше. Даже наверняка больше. Перемены начались тогда же, когда и у нас. Журналисты любили сравнивать Горбачева с южноафриканским президентом Де Клерком. Когда Де Клерку об этом говорили, он шутил, показывая на свою голову: «Видите, у нас даже прически одинаковые».
А затем — 1994 год. Власть перешла от белых к черным. Как принято говорить, от белого меньшинства к черному большинству.
Но ведь и это еще не все. Разве у нас перемены завершились с перестройкой или даже с распадом СССР? Они обрушились сплошной лавиной и захлестывают нас, не переставая.
То же и в ЮАР. И так же, как у нас, одним это нравится, другие — в ужасе. А многие — и просто в растерянности.
1994-й — не просто завершение борьбы с режимом апартхейда. Это и точка отсчета новых перемен. И никто не знает, куда они пойдут и как. А знать это ой как важно — для всего мира. Ведь Южная Африка — лаборатория (скажем, одна из лабораторий) новых расовых отношений во всем мире (или хотя бы — в большой части мира).
Гарвардский профессор Хантингтон грозит, что XXI век станет веком цивилизационных, а значит, прежде всего, расовых конфликтов. Настолько ужасных, что они могут взорвать жизнь на нашей планете. Стоит ли закрывать глаза на его прогноз — даже тем из нас, кто считает, что он не прав?
А если так, то знать опыт Южной Африки просто необходимо. Это единственная страна во всей Азии и Африке, где обосновалось большое белое население. Сейчас — это почти пять миллионов человек (из 41 миллиона жителей ЮАР). Да еще почти четыре миллиона лиц смешанной крови (в ЮАР их называют «цветные») и больше миллиона азиатов (почти все они — индийцы).
Много ли на Земле таких лабораторий, где можно воочию видеть, как миллионы и миллионы людей разных рас из поколения в поколение живут бок о бок друг с другом?
Когда готовилась передача власти от белых к черным, многие не только в самой ЮАР, но и за ее пределами, считали, что дело обернется кровавой баней. Ведь Южная Африка считалась символом расизма. Сколько же ненависти накопилось у порабощенных! Как бурно она должна была выплеснуться. Немало белых покидали тогда страну. Цены на недвижимость резко упали.
Но кровавой бани не произошло. При переходе власти не было массовых беспорядков, не было погромов. Вспомним, после Октябрьской революции у нас было разгромлено и сожжено больше 90 процентов помещичьих усадеб. А оставшиеся — экспроприированы. В Южной Африке не случилось ничего подобного.
Почему?
Существует прочно укоренившееся мнение, что это в немалой степени заслуга Нельсона Манделы.
Он действительно сыграл поразительно важную роль. Выйдя из заключения, где он был двадцать семь лет, он пришел к тому прокурору, который когда-то его приговорил, и сказал: «Давайте вместе строить Новую Южную Африку!» Он пригласил на обед вдов тех президентов ЮАР, которые провозглашали политику апартхейда и воздвигали расовые барьеры (этих людей уже не было в живых, жизнь у мужчин, как известно, короче, чем у женщин). Мандела сказал им те же слова: «Давайте вместе строить Новую Южную Африку!»
Противоречия бывают не только расовые, но и межнациональные, межэтнические. Отношения между двумя крупнейшими африканскими народами ЮАР — зулу и коса — исторически складывались не просто. Влиятельные политики из среды зулусов, спекулируя на этом, заявили, что их народ не пойдет на выборы. Тогда Мандела выступил по телевизору и сказал: «Я готов приехать к вам и на коленях просить вас прийти на выборы».
Для характеристики этого человека можно привести и такой факт. Его жена Винни Мандела, с которой у него возникли разногласия, в том числе и политические, не давала ему развода. Он не мог оформить брак с другой женщиной. Обратившись через газеты к народу своей страны, он сказал: «Простите меня, что я живу в незаконном браке. Я знаю, что как президент я должен бы показывать пример».
Правительство Манделы провозгласило своей целью создание «нерасового общества».
Но прошло несколько лет. Многие африканцы, которые верили, что жизнь их станет куда лучше, стоит только сбросить старый режим, — разочаровались. Гнойники, набухавшие десятилетиями, стали очевидней. Демократизация сделала их более зримыми. Во времена апартхейда сорок процентов африканского населения не имели работы. Как их трудоустроить теперь? Африканские пригороды вокруг белых городов — скопища лачуг с многомиллионным населением. Как с этим справиться?
Разрыв в благосостоянии белых и черных остается громадным (хотя на улицах появились уже и белые нищие).
К старым язвам прибавились новые — те, что характерны для многих африканских, да и неафриканских государств: коррупция, непотизм. Не то чтобы этого не было раньше, но сейчас оно то ли значительней, то ли как-то больше бросается в глаза.
Власть? Что она может в этих условиях? Если положение в стране тяжелое — кто-то ведь должен быть виноват. И снова ищут причины в прошлом, в режиме апартхейда. Белым все громче и чаще напоминают, что они несут ответственность за порядки, приведшие страну к нынешнему положению. Вина ложится на всех: если кто и не содействовал активно этому режиму, то ведь пользовался привилегиями, которые прежний строй давал всем белым. Что ж, в этом, конечно, есть правда.
Недовольство африканского населения выплескивается на съездах правящей партии — Африканского национального конгресса. Все громче голоса: «У нас не произошло настоящей революции, путь был слишком мирным, поэтому до сих пор экономика в руках белых. Поэтому они живут по-прежнему неизмеримо лучше нас». Одним словом: «До основанья, а затем…»
На карте ЮАР уже нет такого знакомого нам названия: Трансвааль. Зато есть новые: провинции Гоатенг, Мпумаланга. Слово «Капская» осталось, но теперь это уже не одна, а три провинции: Западнокапская, Восточнокапская и Севернокапская.
В общем, эйфория первых лет прошла. Все это мы знаем по себе. Писатель Виктор Ерофеев, побывав в ЮАР, написал, что наши страны похожи друг на друга как близнецы-братья. Не знаю, близнецы ли, но сходство в последние годы есть.
Нищета, безработица и разочарование приводят к росту преступности. На кого она обращается? В немалой степени — на белых. Живут-то они лучше. И грабить их не так уж зазорно. Как считалось когда-то у нас: экспроприировать экспроприаторов.
Вот она, ситуация в «Бесчестье»…
Но если сейчас все больше винить белых — к чему это приведет? К объединению общества или к дальнейшему расколу? Из страны уезжает белая молодежь. Самые образованные, самые профессионально подготовленные — те, кого охотно примут в других государствах. Полезно это для будущего самой ЮАР? Казалось бы, несомненно, — нет. Но когда мои студенты несколько месяцев назад спросили мнение одного из старших дипломатов ЮАР — черного южноафриканца, он ответил не колеблясь:
— Отвечаю вам не как политик и не как дипломат. Чем больше уедет — тем лучше.
Нам это может показаться близорукостью. Но в последние десятилетия из нашей страны уехали миллионы евреев и немцев, среди них немало высокообразованных, профессионально подготовленных. Были по этому поводу сколько-то громкие сожаления?
От белых в ЮАР сейчас можно услышать, что теперь расовая пирамида перевернулась. Раньше наверху были белые, ниже — цветные и индийцы, в самом низу — черные. Теперь, говорят они, наоборот: чем белее кожа, тем положение в этой пирамиде ниже.
Пожалуй, не стоит утверждать это так категорично. Но все-таки правительство уже не настаивает на идее нерасового общества. Это бросается в глаза.
В 1998-м президент ЮАР Табо Мбеки (тогда он еще был вице-президентом), открыв парламентские прения о «примирении» в стране, начал с напоминания, что в сегодняшней Южной Африке — все же две нации. Черные и белые.
К этому высказыванию привлекает особое внимание биограф Мбеки, южноафриканский журналист Марк Гевиссер, вполне благожелательный к своему герою. Он считает, что Мандела провозгласил мечту, и вот теперь его преемнику приходится спускать ее на землю, чтобы она, взорвавшись, не принесла непоправимого вреда.
А Дж. М. Кутзее? Еще недавно он отстаивал права небелых. Этому посвящен его роман «Жизнь и время Михаэла К.» А теперь? В центре «Бесчестья» — судьба белых. Как им быть? Отец советует дочери уехать за границу и там подумать. Она отказывается. Она хочет остаться там, где родилась. Любой ценой. Своей жизнью искупить то, что делали ее предки или во всяком случае люди ее цвета кожи, но остаться здесь, дать здесь вырасти своим детям.
Могут сказать, что Кутзее довел тему до крайности, до абсурда. Много ли было таких случаев в Южной Африке?
Но белым там действительно пришло время задуматься о своем будущем. В Алжире было больше миллиона французов. Им пришлось уйти. Всем. Или почти всем. В Анголе и Мозамбике жили сотни тысяч португальцев. Где они теперь?
Пять веков в мире господствовал белый человек, белый расизм. Но действие всегда вызывает противодействие. За последние десятилетия на карте мира появились около ста новых государств. Они борются за самоутверждение, и политическое, и культурное.
В школе их детей заставляли учить не свою историю, а европейскую. Они должны были знать королеву Викторию, английских Эдуардов и Георгов. Теперь они хотят знать свое прошлое. Их возмущает даже такое понятное в Европе выражение: «Великие географические открытия».
— Почему это вы нас открывали. Мы тут жили.
Европа и европейское нередко вызывают в Африке недоверие. Даже предметы европейского обихода могут вызывать протест. Классик западноафриканской литературы Бернар Дадье:
Я ношу узорный ошейник,
Ошейник галантной Европы.
Галстука я не люблю.
Я смерть на руке ношу,
Смерть бредовой Европы.
Я не люблю часов {{ Перевод с франц. М. Ваксмахера.}}.
Конечно, в этих стихах и эпатаж читателей-европейцев. Но и чувство протеста против претензии европейцев быть законодателями во всем, от политики и экономики до повседневного обихода.
Понять роман Кутзее легче, если вспомнить заявления политических деятелей — не только из Южной Африки. Вот, например, что сказал «ливийский лидер» Муамар Каддафи на форуме африканских женщин в Триполи. Совсем недавно, 22 апреля нынешнего года.
— Мы должны потребовать от белых компенсации за колонизацию и геноцид, которые они устроили на нашей земле.
Случайно ли это заявление? Мнение каких сил на мировой арене оно отражает? Как к нему относиться?
Каддафи напомнил об опыте Ливии, которая в конце 60-х годов добилась изгнания более 20 тысяч белых, в основном итальянцев. В газете «Известия» сообщение о речи Каддафи было озаглавлено: «Африка — только для черных», в газете «Коммерсант»: «Муамар Каддафи выступил по-черному. Он призвал изгнать из Африки белых».
Надо ли нам придавать значение его призывам? Мало ли предрассудков бродит по миру?.. Марк Твен писал когда-то, что сами чернила, которыми пишется история, — это разжиженный предрассудок. А лучший ключ к пониманию именно таких предрассудков — это шутка того же Марка Твена об аборигене с островов Фиджи. Обращенный в христианскую веру, он возмущался, что Каин убил Авеля. Тогда кто-то возьми да и скажи ему:
— А знаешь, ведь Каин-то тоже был с островов Фиджи.
Бедняга задумался, помрачнел и наконец произнес:
— И зачем только этот Авель к нему приставал?
Но Каддафи, конечно, не столь простодушен. Он — опытный политик. Он понимает, какие дивиденды ему приносят подобные заявления, сколько единомышленников он сможет получить, какая поддержка его ждет — и отнюдь не только в Африке, а на всех континентах.
В Соединенных Штатах Луис Фаррахан, который считает себя лидером афроамериканского (как писали прежде — негритянского) населения, уже давно требует, чтобы белые всего мира поплатились за то зло, которое они принесли небелым. Он создал движение «Нация ислама» и хотел бы объединить под своими знаменами не только афроамериканское население Соединенных Штатов, но и вообще всех людей с черным цветом кожи. А еще лучше — и всех мусульман. А желательно и вообще всех небелых — против белых. Он бывает и у Каддафи, и в Южной Африке, побывал и у нас — в Москве и в Дагестане. Несколько лет назад он объявил «Марш миллиона черных мужчин» на Вашингтон. Миллиона не получилось, но и участия четырехсот тысяч, которые последовали его призыву, было достаточно, чтобы Америка оказалась в шоке.
Многие афро-азиатские политики широко применяют, как сейчас говорят, пиаровские меры: использовать бытующие настроения, чтобы, подогрев их, завоевать популярность, выдвинуться. А придя к власти, отвлекать от себя гнев своих народов, снова и снова повторяя, что все тяготы и беды — результат, только и исключительно, европейского господства. И свалить на имперское прошлое свои собственные промахи, а то и преступления. Например, Сукарно, первый президент Индонезии, написал книгу «Индонезия обвиняет». Что ж, если во всем виновата Европа, то их-то самих, значит, обвинять уже не в чем.
Но сами-то настроения, которые используют эти политики — насколько внушительна их основа? Увы, основа есть. И она еще долго будет давать о себе знать.
Пять веков Европа господствовала над миром, устанавливала свои законы. Европейские державы делили мир между собой, подчиняли другие континенты, превращали их в зоны своих колоний и зависимых стран.
Легко ли индийцам забыть, как Уинстон Черчилль называл их национального героя Махатму Ганди? Он пренебрежительно бросил: «Этот воинствующий полуголый факир».
И так ведь говорил Черчилль — один из самых дальновидных лидеров Европы ХХ столетия. Сколько же мерзостей наговорили и, главное, наделали другие?
Легко ли китайцам забыть, как кайзер Вильгельм II напутствовал немецкий экспедиционный корпус, отправляя его в 1900 году в Китай:
— Пощады не давать! Пленных не брать. Убивайте, сколько сможете! Как тысячу лет назад, когда гунны во главе с королем Аттилой заслужили славу, которая и сейчас в легендах и сказках вызывает ужас, так слово «германец» должно ужасать Китай в следующую тысячу лет. Вы должны действовать так, чтобы китаец уже никогда не посмел косо посмотреть на германца.
Что уж говорить об Африке? По приказу того же императора Вильгельма восставший против немецкого господства народ гереро огнем пулеметов загнали в пустыню Калахари и обрекли десятки тысяч людей на гибель от голода и жажды. Даже германский канцлер Бюлов возмутился и сказал императору, что это не соответствует законам ведения войны. Вильгельм невозмутимо ответил:
— Законам войны в Африке это соответствует.
Одни и те же европейцы вели себя на родине и в Африке совсем по-разному. Французский писатель Жорж Оне писал в одном из своих романов в конце XIX века:
«Меслер был прямодушен и добр на редкость. Но в Африке… он никогда не колебался выстрелить… В Трансваале это называлось быть энергичным. Во Франции это считалось бы преступлением. Вопрос географической широты, среды и обстоятельств». Его жену умоляют: «Не показывайте мне ваш африканский облик… Покажите мне ваше парижское лицо. Ведь это же не мадам Меслер, грозная и решительная королева, что царствует над дикарями среди тигров. Не ее я пришел повидать. Нет, это же мадам Меслер, милостивая, благосклонная, та, что живет на Елисейских полях» {{«Бесполезное богатство» («L’Jnutil richess»).}}.
Европейцы не могли понять африканцев, видели в них детей природы, которых можно и нужно учить уму-разуму. Африканцы тоже не понимали европейцев, считали их неразумными. Вот одна из давних народных песен о детях:
Младенец — это европеец:
Он с нами говорить не может,
За это сердится на нас {{ Перевод с франц. М. Ваксмахера.}}.
Как ко всему этому относиться сейчас, в XXI столетии?
Касается это все нас — России? Конечно, приятно утешать себя мыслью, что эти сложности — только между Западом и бывшими колониальными и зависимыми странами.
Но почему тогда наши скинхеды так ненавидят людей с небелым цветом кожи? В июньском номере журнала «Вест Африка» вышла статья «Расистский террор в Москве». Нам может не нравиться заголовок, но приведенные там факты, увы, трудно опровергнуть.
Не буду давать выдержек из газеты «Штурмовик» и других отечественных изданий, которые у нас почему-то стыдливо называют «радикальными». Но вот статья из считающегося солидным журнала «Молодая гвардия». Название-то какое — «Абсолютная идея нашего будущего»! Она появилась несколько лет назад, в преддверии XXI века, и публиковалась даже не в одном, а в двух номерах. Вот один из ее выводов: «Русские и чеченцы, русские и азербайджанцы, русские и грузины, русские и узбеки, русские и арабы, русские и негры — нации абсолютно некомплементарные (то есть несовместимые — А. Д.). Это означает, что наши интересы всегда будут прямо противоположны, а любое приближение друг к другу на расстояние ближе пистолетного выстрела будет восприниматься как вызов» {{«Молодая гвардия», 1994, № 5.}}.
Что же удивляться оттенку, который дается сейчас слову «черный», и его расширительному толкованию. Это уже не только африканцы, а и свои, люди «кавказской национальности» (тоже новое словообразование).
А вот изданная в Москве книга «Казачий кулак против экспансии инородцев» {{ Н. В. Гунькин. М., 1998.}}. Народы Средней Азии именуются там только «туземцами» и «чучмеками». Такая вот фраза: «Разъезжает сегодня по заграницам кривоногий и плосколицый казах Назарбаев». И даже рецепт: как воссоздать Советский Союз. Оказывается совсем просто. «Всесметающий удар по войскам, скажем, Казахстана, и немедленная его оккупация, а затем опора для контроля над территорией на местное русское население, с изоляцией, при необходимости, туземцев, вполне по силам России. Две-четыре республики, с которыми она расправится, если и не приведут к покорности остальных, то полностью сломят их моральный дух. В такой ситуации довершение процесса территориального воссоединения страны не составит труда».
До такого не додумались в Западной Европе даже те, кто тоскует по Британской и Французской империям. Но в общем-то идеи перекликаются. Они — самоубийственны. Для кого? Прежде всего, для Европы и для нашей страны. Если делить мир на белых и небелых — и к тому же не по науке, а по обыденным представлениям, — то доля белых сокращается пусть и не как шагреневая кожа (так сказал один из западных публицистов), но все же весьма быстро. Уже сейчас их не больше 15 процентов. Тенденция — к дальнейшему уменьшению. Население Европы стареет. Сугубые скептики говорят: вымирает.
Считается, что если нынешнее падение рождаемости сохранится, то через полвека испанцев будет на 10 миллионов меньше, а из тех, что останутся, почти сорок процентов будут старше 65 лет. И так — в большинстве государств Европы. Наша страна, несмотря на приток иммигрантов, теряет ежегодно семьсот тысяч человек.
Все это, казалось бы, должны понимать даже те, кому так не по душе «небелые».
Хотя свыкнуться с этим пониманием непросто. Профессор Михаил Герман, известный искусствовед, в интервью «Общей газете» недавно сказал так: «Чернокожие французы в Париже говорят, что Нотр-Дам через полвека будет мечетью. Я, стыдно сказать, счастлив, что не доживу до этого времени. Когда во Франции был опрос, французы признались, что при виде того, как «почернел» Париж, чувствуют себя расистами и стыдятся этого, а у нас в России в отношении к «людям кавказской национальности» тем же самым кичатся».
«Беспорядков на расовой почве», о которых все чаще пишут в газетах, не избежать и в будущем. Это очевидно. Но чтобы их смягчить, массовые представления европейцев должны измениться. Мир становится все больше похож на большую коммунальную квартиру. Приток иммигрантов в Европу неизбежен, да она без них и не выживет. «Белые» и «небелые» будут все больше жить бок о бок друг с другом. А если несколько расизмов столкнутся лоб в лоб? Страшно подумать!
Так что понимать друг друга придется — даже тем, кто этого не хочет или просто закрывает глаза на существование самой проблемы.
Вот о необходимости и о трудностях взаимопонимания, мне кажется, и написал свой роман Дж. М. Кутзее. А экстремальную ситуацию выбрал, чтобы встряхнуть читателя, заставить его всерьез задуматься над тем, о чем думать как-то не очень хочется.
ї А. Давидсон, 2001