Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 12, 2001
ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!
Обращаться к Вам с вопросами о нашем журнале уже вошло за последние годы в традицию. Мы продолжаем диалог с заинтересованной аудиторией и публикуем в этом номере практически ту же анкету, которая появилась на этих страницах ровно два года назад. Надеемся на ваш активный отклик.
-
С какого года Вы читаете «ИЛ»?
-
Какие публикации двух последних лет (2000*2001 гг.) Вы считаете наиболее удачными?
-
Назовите наши наименее удачные публикации.
-
Считаете ли Вы, что за последние годы журнал стал: лучше, хуже, содержательнее, скучнее…
(Подчеркните нужное или, по возможности, дайте свое определение. Прокомментируйте Ваше мнение.)
-
Произведения каких зарубежных авторов Вы хотели бы видеть в выпускаемой издательством «Иностранка» серии «Иллюминатор» (Библиотека журнала «Иностранная литература»)
-
И немного о себе: возраст, пол, образование, профессия и все, что сочтете важным и интересным.
Заполненную анкету нужно вырезать и отправить в редакцию; если же Вы, например, читаете журнал в библиотеке, мы охотно примем Ваши ответы и без анкетного бланка.
Благодарим Вас за участие в анкете.
Среди тех, кто пришлет ответы на анкету, мы разыграем 20 книг из серии «Иллюминатор» (Библиотека журнала «Иностранная литература»)
А 5 бесплатных подписок на 2003 год мы разыграем среди тех читателей, кто правильно укажет имена восемнадцати соавторов публикуемого на следующей странице текста.
В конкурсе участвуют письма, отправленные до 1 марта 2002 года.
НАЧНЕМ…
Текст для внимательных читателей «ИЛ»
Эта книга — прежде всего история человека, большая часть жизни которого прошла в Западной Европе второй половины ХХ столетия.
На рассвете, когда низкие берега были обнажены отливом, я просыпался под гомон чаек.
Великий Парацельс где-то писал о боли, которая присуща абсолютному покою: человека долгое время принуждали неподвижно лежать в мягкой постели.
Третью неделю я смотрел на этот город: он лежал передо мной как на ладони — и словно на другой планете.
Фасад, признаться, портит всю улицу.
Возможно, и в Риме существует какое-нибудь место, столь же привлекательное для людей определенного склада, как Сен-Сюльпис в Париже, но в Риме я никогда не бывал.
Опять хлопает оконная ставня.
Рядом со мной, против камина — телефон.
В полдень поступает очередная партия енотов; Клод отвозит их на задний двор и ликвидирует при помощи монтировки.
Я, подменяя себя самого собой самим, неизменно, из года в год при этом присутствовал.
Мистер Зельц знал, что Вилли не жилец на этом свете.
Я умер в семь часов утра.
Сверкнула вспышка, и на стену упала тень повешенного.
Я * мертвый, я * труп на дне колодца.
Когда лягушки выходят из-под земли и отправляются на поиски стоячих вод * это знак, что зима уж обессилела.
В узорах на окружающих меня неживых, неподвижных предметах мне вечно чудятся человеческие лица: они медленно проступают, формируются, постепенно обретают четкие очертания, затем на краткий миг застывают, а потом начинают пристально смотреть на меня и корчить рожи.
Пусть наша история и потерпит крушение на разбегающихся рельсах Non Sequitur, Лимитед, что тут поделаешь; но вы все-таки займите место в экскурсионном автобусе «Raison d’etre».
Она почти бежит.