(Перевод со словенского Н. Горской. Вступление Жанны Гилёвой)
Каетан Кович
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 2000
Каетан Кович Стихи Перевод со словенского Н. ГОРСКОЙ
Словенский поэт и прозаик Каетан Кович начал публиковать стихи еще подростком, а первая значимая публикация относится к 1953 году, когда увидела свет книга “Стихи четырех”, все участники которой впоследствии стали известными поэтами. Сборник был хорошо принят, и уже тогда К. Кович обратил на себя внимание как автор глубоких по мысли и строгих по форме стихотворений. Успешный дебют определил дальнейшую судьбу писателя. Окончив философский факультет Люблянского университета по специальности “сравнительное литературоведение”, К. Кович работал какое-то время журналистом, затем стал редактором художественной литературы в Государственном издательстве Словении, а с 1985 по 1992 год возглавлял его. Сейчас К. Кович — действительный член Академии наук и искусств Словении.
За книгой “Стихи четырех” последовали сборники “Ранний-ранний день”, “Корни ветра”, “Огневодье”, “Анемоны”, “Лабрадор”, “Страны”, “Лето”, “Времена года”, “Сибирский цикл”. Каждый новый сборник — это новые темы и мотивы, новые выразительные средства, и тем не менее его излюбленными стихотворными размерами остаются ямб или хорей, чаще всего трех- или четырехстопный.
К. Кович известен также как прозаик, автор романов “Ни Бог, ни зверь”, “Состязание”, “Дорога к Тренте”, сборника рассказов “Поиски Катарины”, кроме того, он автор нескольких бестселлеров, сюжеты которых придумал для своих детей и которые с удовольствием читают дети в Англии, Германии, Греции, Италии и других странах. Переведены на иностранные языки и проза, и лирика К. Ковича. На родине поэта в 1978 году его творчество было отмечено престижной премией Прешерна.
К. Кович много переводил и переводит. В 1998 году в Словении вышла антология мировой поэзии “Песнь Орфея”, где словенские поэты представляли по десять любимых стихотворений. К. Кович выбрал стихи Гейне, Бодлера, Пушкина и особенно близких ему Рильке и Пастернака. “Отдельные строки, как ключ, открывают мне ощущения, таившиеся в памяти” — так пояснил К. Кович свой выбор.
“Сибирский цикл” поэт писал, ни разу не побывав в Сибири и все же полюбив ее — в его воображении она соединилась с именем Бориса Пастернака, с образами его героев, с его романом. Ничто не выдает в этих стихах иностранного автора — может быть, сказалось славянское родство душ, позволившее словенскому поэту прочувствовать суровость и красоту сибирского пейзажа, драматизм нашей истории и передать все это в стихах с ясностью и простотой.
Жанна Гилёва
Из цикла “Зима”
Конец века Небо в звездах бело-льдистых.
На тропе скрипучий снег.
Зайцы спят под грудой листьев.
К рубежу идет наш век.В печке тлеют ветви груши.
Крики филина слышны.
В горнице хранятся ружья —
для охоты и войны.Замок, словно призрак страшный,
снежным саваном одет.
И всю ночь в оконцах башни
не к добру мерцает свет.Мухоморы Зябкость. Инея узоры.
Бор пожухший, луг сожженный.
Как пылают мухоморы,
вплавленные в мох зеленый!С желтизной уходит лето.
Листьев кончилось горенье.
Мухоморы — сгустки света
в дебрях смерти и забвенья.Тишина. Вороны кружат,
предвещая день метельный.
Скоро реки занедужат.
Мухоморы — яд смертельный.Деревня Стужа колкая, сухая
Гнет седой осот к земле.
Над жильем воронья стая
вьется, кружится во мгле.Зимний траур. Сон великий.
Тонкий колокольный звон.
Свечи тают, меркнут блики
на окладах без икон.Облако на небе стынет.
Отчужденьем пахнет ночь.
Человек бредет в пустыне,
а куда — понять невмочь.Живаго Прочитал стихи Живаго снова.
За окошком — сумерки, метель.
Как рождается за словом слово?
В монастырь уйти?.. Пойти в бордель?..Мир жестокий разлюбить нет мочи.
Гефсиманский сад был наяву.
Ты пошли мне смерть благую, отче,
потому что болью я живу.Иерусалим мне ныче снится —
там я пил горчайшее вино.
Светлый отче, все в твоей деснице,
и судить тебя мне не дано.Свет свечи — наперекор ненастью.
Новая глава, иной конец.
Пусть последней рифмой будет счастье,
ибо день — творения венец.Из “Сибирского цикла
(с комментариями)”
Охотник Идет он сквозь тайгу под небом блеклым —
какая сила вдаль его влечет?..
И ни души вокруг, жилье далеко,
и дням давным-давно потерян счет.Мелькает соболь в негустом подлеске,
меж чахлых сосен бродит лось порой.
Ночами, глушь тревожа звуком резким,
лисица лает где-то под горой.Года ледком похрустывают колким,
а он идет, и нет пути конца.
И ждет в пространстве опустелом, голом
одна ловушка зверя и ловца.Чужие Ночные поезда, снега кругом,
разъезд, домишко ветхий, закопченный.
Толпа валом валит из эшелона —
чужие люди здесь находят дом.Дыханья пар и ветер за стеной,
карбидной лампы тусклое горенье.
Усталость, перебранка, примиренье
и — ощущенье тыла всей спиной.Стаканчик водки, самокрутки дым…
Но радость рушится постройкой хрупкой.
Вновь эшелон, окопы, мясорубка —
Войны конвейер неостановим.Солдаты Из прошлого возникнув, батальоны
порой являются в кошмар ночной.
По воле Бога, Партии, Короны
они всю ночь шагают в мир иной.Идут юнцы, рабочие, крестьяне,
им до военной славы дела нет.
У них одна задача — выживанье,
в постели встретить смерть на склоне лет.Но всех солдат в одну положат яму —
пропахший хлоркой их последний дом.
А позже траурную панораму
история прикроет кумачом.Женщины Приходят в церковь женщины под вечер —
война, великих испытаний час.
Роняют красноватый отблеск свечи
на тускло-золотой иконостас.Молитву шепчут матери и жены.
А Богородица лицом темна…
— Спаси, Заступница! — кладут поклоны.
Не дай нам горюшка испить до дна!От ран незримых постепенно тая,
Они всё стерпят, хоть терпеть невмочь.
И ангел смерти, мимо пролетая,
мужей и сыновей уносит прочь.Весна По небу с юга птицы потянулись,
внизу, разлившись, плещется река.
На поле — выстрел первого ростка.
В душе надежды новые очнулись.Толпа людская мнит себя крылатой,
свободой и теплом опьянена.
И поднимает знамя новизна,
ошибки старые прикрыв заплатой.Весны рисунок, сотканный из света,
растает, как над чашкой чая пар.
За птицами вослед — без вешних чар —
уже идет безрадостное лето.Комментарий 1 Своя природа у стихосложенья.
Слова приходят к нам из тайников,
но явь видна сквозь ткань воображенья:
пережитое — матрица стихов.Рожденье — непростой процесс, нескорый.
Немало надо, чтоб росток пророс.
Должна ночами громко лаять свора,
чтоб только раз в стихах залаял пес.
Летит душа к небесному чертогу,
пройдя коралловый глубинный лес.
Так рукотворный храм стремится к Богу
и купола возносит до небес.Комментарий 2 Тоскливы избранных трудов архивы,
Бутылка с джинном пылью заросла.
Отжившее уже не будет живо —
не дрогнет ветвь, не зажужжит пчела.Нам фактов суть не до конца известна,
не воскресишь того, что было встарь.
Слова всегда недостоверны, пресны,
у каждого к тому же свой словарь.Пути иные, разные стремленья.
Разъятое нельзя соединить.
Быть может, связывает поколенья
лишь боли тоненькая нить.