(Перевод с испанского Е. Лысенко)
Эмир РОДРИГЕС МОНЕГАЛЬ
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 1999
Эмир Родригес Монегаль
Соавторы и помощники
Значительная часть произведений Борхеса написана в сотрудничестве с другими авторами, и поэтому ее следует рассматривать отдельно. До 1956 года произведения, созданные в соавторстве, чередуются с произведениями, созданными самим Борхесом, разумеется, гораздо более многочисленными. Но с того момента, когда офтальмологи запретили ему читать и писать, Борхес был вынужден все чаще прибегать к посторонней помощи. Поскольку писать он не может, свои тексты он сочиняет в уме. С тщательностью близорукого человека, каким был всегда, Борхес привык неустанно переделывать каждую фразу, испещряя рукописи мельчайшей правкой, микроскопическими буковками. С 1956 года Борхес свои тексты диктует преданным писцам, в числе которых на первом плане — мать, исполнявшая роль его секретаря вплоть до середины 70-х годов.
Его сотрудников можно четко разделить на две группы: с одной стороны, случайные люди, участвовавшие в составлении той или иной книги эссе или помогавшие в подборе цитат, в подготовке материалов, записывавшие его лаконичные замечания; с другой — помощник, которого никак не назовешь секретарем, — Адольфо Бьой Касарес, близкий друг, ученик и (как сказал сам Борхес) тайный наставник. Как свидетельствуют окружающие его люди, Борхес проявляет беспредельное терпение по отношению к тем, кто помогает редактировать его тексты, но также известно, что он не оставляет ни одного слова, которое не было бы предварительно им обдумано, взвешено, обсуждено и, в конце концов, одобрено. Отсюда можно заключить, что каждая книга, опубликованная Борхесом с помощью сотрудников первой группы, это его книга, хотя и не является книгой, написанной Борхесом (такое различение мне кажется необходимым). Большинство таких книг продиктованы, и некоторые имеют источником (например, новелла “Мартин Фьерро” или два варианта исследования древнегерманских литератур, продиктованные двум разным помощникам) курсы лекций или отдельные лекции Борхеса. В подобных случаях сотрудники Борхеса выполняют скорее секретарские обязанности.
В первой группе следует особо выделить почти восьмилетнее сотрудничество Борхеса с его переводчиком на английский язык Норманом Томасом ди Джованни. Последний не только помогал ему переводить некоторые уже напечатанные книги (например, “Всемирную историю бесславья”), но также оказал большую помощь в подготовке и даже основательном редактировании текстов, которые были начаты Борхесом с другими людьми (“Книга вымышленных существ” в двух вариантах — с Маргаритой Герреро), хотя получили окончательный вид, только когда в работу включился ди Джованни. Также ди Джованни был инициатором создания “Автобиографических заметок”, написанных сразу на английском языке и опубликованных в журнале “Нью-Йоркер” еще до введения их в изданный в США перевод сборника “Алеф”. Как секретарь ди Джованни помогал ему составлять книги рассказов (“Сообщение Броуди”) и сборники стихов. И хотя его роль была весьма существенной — и в переводах, и в создании оригинальных текстов Борхеса, — роль эта оставалась все же не более чем вспомогательной.
Совершенно иным является сотрудничество с Бьой Касаресом. Когда в 1932 году они познакомились в доме Виктории Окампо, Борхес уже слыл известным писателем, автором сборников стихов и эссе, оказавших влияние на новое литературное поколение. Бьой же был еще совсем юн (он родился в 1914 году). Возникшая между ними симпатия, с годами все возраставшая, компенсировала разницу в возрасте. Под влиянием Борхеса Бьой отошел от того вялого сюрреализма, печатью которого отмечены его первые рассказы, и занялся сочинением романа “Изобретение Мореля” (1940). Книга стала одним из самых замечательных достижений в аргентинской литературе тех лет, и Борхес написал к ней полемическое программное предисловие. В этом романе — истории двух влюбленных, живущих в разных мирах, — влияние Борхеса чувствуется скорее в фантастическом замысле, нежели в теме или стиле. Когда Бьой опубликовал свой третий роман — “Сон героев” (1955), вдохновленный борхесовской темой человека, проживающего дважды один и тот же позорный эпизод своей жизни, роман, действие которого происходит в среде куманьков, столь характерной для некоторых рассказов Борхеса, последний откликнулся на него хвалебной рецензией в журнале “Сур”. Но не надо думать, что Бьой ограничился использованием тем и приемов Борхеса. С того времени его творчество развивалось по пути все более оригинальному — важное место там заняли эротические мотивы, отнюдь не свойственные Борхесу.
В произведениях, написанных ими совместно, можно заметить любопытный симбиоз этих двух писателей, столь разных по возрасту, темпераменту и стилю. В одном своем интервью Борхес рассказал, сколь многим он обязан Бьой. Он признал, что из них двоих Бьой более благоразумен и точен. Себя самого Борхес считает немного сумасбродом, склонным к чудачеству; по его утверждению, Бьой помог ему избавиться от барочности и приблизиться к классицизму. Верно или нет такое объяснение, но очевидно, что в Бьой Борхес встретил соавтора себе под стать — тонкий и ироничный ум, широкую начитанность и неистощимую любознательность. Но также (и это важней всего) он нашел стимул для развития такого аспекта своего творчества, который мог бы остаться нераскрытым.
Хотя несомненно, что значительная часть наиболее оригинальных страниц Бьой отмечена влиянием фантазий Борхеса, куда менее очевидно влияние Бьой на некоторые рассказы Борхеса. Поэтому стоит на этом задержаться. Борхес не только из дружеских чувств упоминает Бьой и вводит его как действующее лицо в рассказ “Тлен, Укбар, Орбис Терциус”. Разговора, которым начинается рассказ, вероятно, никогда не было. Но он отражает многие беседы, действительно имевшие место, в которых Борхес устно намечал схему этого рассказа и других — при активном участии Бьой. (Даже необычный “Пьер Менар, автор Дон Кихота” был задуман с помощью Бьой.) В беседах с Жаном де Мийере Борхес говорит об активной форме праздности, какой является беседа с друзьями. Для него общение с Бьой, непрестанный обмен идеями, суждениями, остротами и парадоксами, несомненно, были некой формой подготовки многих сочинений. Его отношения с Бьой в известном смысле напоминают (хотя и с обратным распределением ролей) отношения с Маседонио Фернандесом после возвращения Борхеса из Европы в 20-е годы.
Кроме того, произведения, опубликованные Борхесом совместно с Бьой и, как правило, выходившие под псевдонимами, настолько значительны, что знакомство с ними может изменить наш взгляд на все борхесовское творчество. Они составляют ту его часть, которая была не замечена критиками (хотя уже Альфонсо Рейес призывал обратить внимание на ее достоинства). Одна из причин относительной их неизвестности коренится в самом отношении обоих авторов к написанному совместно. Три первые книги были изданы потаенно, без раскрытия имен авторов, так что мало кто из критиков дал себе труд прочитать их. Из трех лишь первая — “Шесть задач для дона Исидро Пароди” (1942) — была опубликована на коммерческой основе издательством “Сур”, две другие вышли в 1946 году на средства авторов, каждая тиражом триста экземпляров. Только через двадцать лет они были переизданы с настоящими фамилиями авторов на обложке. Два довольно длинных рассказа, вначале напечатанных в уругвайских журналах, которые я возглавлял (“Сын его друга” в “Нумеро”, 1952; “Праздник чудовища” в “Марче”, 1955), в книжном издании появились лишь недавно. Можно предположить, что некая доля удовольствия от сочинения под псевдонимом таилась также и в почти подпольной публикации текстов.
Родились эти произведения в значительной мере из шутки. Прежде всего сам псевдоним Бустос Домек составлен из фамилий предков Борхеса и Бьой. Тот же прием соавторы использовали, когда придумывали Б. Суареса Линча — мнимого автора детективной повести “Образец для смерти”, писателя, который к тому же, по его признанию, был учеником Бустоса Домека. Мистификация во втором случае (и в “Двух примечательных фантазиях”, подписанных Бустосом Домеком) доходит до изобретения издательства, якобы их опубликовавшего, — “Опортет и Хересес”, где обыграны названия двух известных сортов вин. Только при публикации рассказов в уругвайских журналах мне удалось убедить авторов отказаться от псевдонимов и подписаться настоящими своими именами. С тех пор на книгах, приписываемых Бустосу Домеку, ставились также фамилии действительных авторов.
Тексты Бустоса Домека и Суареса Линча создавались примерно так же, как и сами псевдонимы. Борхес и Бьой не только сочиняли апокрифы, они также придумали синтетический образ — писателя, которого можно было бы назвать Бьорхесом. Для этого писателя характерны карнавальное чувство юмора, склонность к социальной сатире и литературной пародии, а также к кощунству, доходящему порой до опасных пределов (в этом отношении Суарес Линч более дерзок, чем Бустос Домек). Однако больше всего оригинальность Бустоса Домека — Суареса Линча проявляется в чисто джойсовском удовольствии от игры слов, исследования их пародийных возможностей, воссоздания устных речевых структур и включения их в испанский язык области Рио-де-ла-Плата, который несет в себе лучшие местные традиции. Без эксперимента Бьорхеса было бы трудно объяснить “Адама Буэносайреса” Леопольдо Маречаля (1948) или “Выигрыши” (1961) и “Игру в классики” (1963) Кортасара. Бьорхес еще до них предложил модель литературного арго — барочного и пародийного, — которую никто не превзошел.
Для Борхеса изобретение Бьорхеса имело и другое значение. Он, развлекавшийся сочинением рассказов о несуществующих писателях — о Мире Бахадуре Али (“Приближение к Альмутсиму”), Пьере Менаре, Герберте Куэйне, Яромире Хладике (“Тайное чудо”), Нильсе Рунеберге (“Три версии предательства Иуды”), Цюй Пэне (“Сад расходящихся тропок”), — наконец с помощью Бьой Касареса создал и сумел удачно включить в действительность такого писателя: и в этом писателе он самым неожиданным образом осуществил идею отцовства, от которого столь упорно отказывался — и в жизни и в творчестве.
Перевод с испанского Е. ЛЫСЕНКО