(Перевод с английского В. Горностаевой)
Мартин Эмис
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 1999
Мартин Эмис (род. В 1949 г.) — английский писатель и журналист. Публикуемое эссе напечатано в газете “Обсервер” в 1980 году.
Мартин Эмис
Джон Леннон: от “битла” до “домохозяйки”
В ранней юности у меня был приятель, до умопомрачения похожий на Леннона — тот же изящно вылепленный нос, тот же клювообразный рот, те же тонкие веки, придающие взгляду надменность. Звали моего приятеля Барри.
Барри использовал весьма трудоемкий, но зато оригинальный метод обзаводиться подружками. Дни напролет он проводил за изучением рубрики “Друзья по переписке” в журнале “Битлз мансли”, производя скрупулезный отбор — он предпочитал девушек, живущих не дальше нескольких сотен ярдов от квартиры его родителей. Писал этим девушкам письма и вкладывал в конверт свою фотографию (для довершения сходства — в ленноновской кепке с козырьком, а позже — в круглых очках без оправы). Письма он подписывал “Барри Леннон”, или же “Бадди Леннон”1, смотря по настроению.
Часто, напялив пиджак со стоячим воротником и натянув сапоги со скошенными каблуками, я являлся на пирушки, устраиваемые Барри по принципу “парочка на парочку”. Он называл себя то младшим братишкой Леннона, то его кузеном, а иногда придумывал и вовсе экзотическое родство вроде брата-подкидыша. И уж конечно, нет-нет да и представлялся самим Ленноном. Теперь, когда произошло то, что произошло, эта юношеская забава уже не кажется мне такой невинной.
Барри был большим знатоком по части “битлов”. Он знал, что рост Джона пять футов одиннадцать дюймов (Пол и Джордж были того же роста, а коротышка Ринго — всего пять футов и восемь дюймов) и что одеваться Джон любил как можно проще. Знал сорт его любимых тянучек, а также привычки его жены и сына — как-никак тот был его, Барри, “родным племянником”. Успех, которым Барри, несмотря на все его недостатки, пользовался у “друзей по переписке”, поистине впечатлял. Наблюдая все это собственными глазами в качестве его дружка и мальчика на побегушках, я чувствовал, что девушки, даже самые доверчивые, видели Барри насквозь. Просто им, так же как и мне, не хотелось разрушать иллюзию близости к великому человеку.
Джон Леннон родился в 1940 году. Мы с Барри родились в сорок девятом, а потому “Битлз” и их музыка безраздельно властвовали над нашими юными сердцами. Мне было тринадцать, когда я впервые увидел их по телевизору в одной совершенно заурядной передаче, которую по обыкновению смотрел, придя домой из школы. Они пели “Love me do”. Я тогда сразу понял, что эти ребята станут частью моей жизни. Вскоре после этого у меня с отцом вышел спор — он утверждал, что не пройдет и года, как о “Битлз” благополучно забудут. Когда же пришел срок платить проигранные пять шиллингов, он нехотя признался, что ему, пожалуй, все же нравятся одна-две их песенки. Моя мама к этому времени уже сходила по ним с ума. И все кругом тоже.
Поначалу “Битлз” воспринимали как безответственных и распущенных парней, этаких разрушителей “всего святого”. И не мудрено — ведь это они ввели в моду длинные волосы. Но очень скоро, благодаря стараниям менеджера группы Брайена Эпстайна, “Битлз” стали любимцами не только “детей”, но и “отцов”. Волосатики из “Великолепной четверки” оказались на самом деле славными ребятами — и родители по всей стране вздохнули с облегчением. Вот только Джон оставался своенравным и непредсказуемым, чем портил Эпстайну всю картину. Но именно Леннон, и как личность, и как музыкант, олицетворял собой “Битлз”.
Это он валял дурака перед камерой и изводил телеведущих. Это он сочинил или, уж во всяком случае, сделал популярной фразу: “Маленькие девочки должны вести себя тихо и непристойно”. В своих интервью он то блистал остроумием, то, наоборот, нес полную чушь. Он опубликовал две книги бессмыслиц — “In His Own Write” и “A Spaniard in the Works”. Он напивался и затевал драки в ресторанах и ночных клубах.
Леннон и Маккартни как солисты и авторы песен завоевывали и делили между собой поклонников, а Джордж и Ринго были рядом с ними просто невинными овечками. Но в том, как вел себя Пол, было нечто суетливое и преувеличенно жизнерадостное: ему явно хотелось, чтобы его обожала не только ваша мама, но желательно еще и бабушка. Предпочитать Пола Джону было все равно что предпочитать Клиффа Ричарда Элвису Пресли или Донована Дилану. Лидером был Джон, и он был сам себе хозяин. Когда в конце 60-х, после выхода пластинок “Rubber Soul”, “Sergeаnt Pepper” и “White Album”, они оказались на самой вершине своей музыкальной славы, мне, как и миллионам других дотошных читателей прессы, посвященной рок-музыке, стало ясно, что дни “Битлз” сочтены. И все мы точно знали, что группу развалит именно Джон.
В старые добрые времена Барри напоминал мне Леннона. Но позже Леннон стал напоминать Барри — того Барри, на которого внезапно накатывал очередной бзик, Барри-фантазера, Барри-хамелеона. Теперь для бедняги настали трудные времена ╬ попробуй угнаться за ошеломляющими метаморфозами, то и дело происходящими с Ленноном, идет ли речь о внешнем облике или же о целой философии. Сотворив “развеселые шестидесятые”, Леннон стал богом-вседержителем для легковерных толп последующего десятилетия. Того самого десятилетия, конец которого совпал с его собственным.
Карьера Джона в начале 70-х смахивает на ленту телеграфного агентства с чередой избитых заголовков: Леннон возвращает орден Британской империи; встречается с Пьером Трюдо2; Джон и Йоко раздают листовки в защиту мира; общаются с Махариши3, Тимоти Лири4, с бесконечными гуру всех мастей. ЛСД, кокаин, героин; борода, черные круглые очки, как у слепого, стрижка-ежик, бритый череп с прядью волос; постельные забастовки протеста против того, этого, пятого, десятого… Пока в конце концов Леннон не “устал просыпаться на полосах газет”. Он поддался депрессии и отгородился от жизни. Он стал настоящей “домохозяйкой” — пестовал сына и пек дома хлеб, в то время как Йоко сбивалась с ног, приобретая недвижимость. Их мечтой было скупить всю “Дакоту” — квартал особняков в Нью-Йорке, где происходило действие фильма “Ребенок Розмари”. Оправдываясь, Йоко говорила: “Просто дело в том, что у Джона никогда не было своего дома”.
После разрыва с “Битлз” музыка Леннона лишилась прежней мелодичности и гармонии, стала резкой и колючей. Порой, правда, появлялись вещи замечательные, волнующие; но чаще это было нечто, резавшее слух и походившее скорее на рекламные речевки. Он умер как раз в тот момент, когда его лирический дар, казалось бы, начал возрождаться.
В Америку Леннона привело не столько стремление к анонимности, пусть и относительной, сколько желание раствориться в многолюдном и лишенном классовых условностей Нью-Йорке. И убийство Джона было очень типичным для этого города — выстрел наугад, бессмысленный, но попавший в цель. Именно так и убивают, когда хлесткая фраза Уорхола5 — “Каждый человек — звезда” — поселяется в мозгу у психопата, у какого-нибудь окончательно спятившего Барри.
Несть числа тем, кто, так же как и я, бесконечно крутил на проигрывателе пластинки “Битлз”. Эти записи отмеряют время моей юности. Каждая их песня в мгновение ока переносит меня в особый уголок прошлого. Услышав о смерти Леннона, я испытал потрясение, не идущее ни в какое сравнение с тем, что я переживал, когда убили обоих Кеннеди и Лютера Кинга. Мне трудно справиться с этим горем. И я думаю о Барри, о мечтателе Барри, который однажды купил сразу две пластинки “Strawberry Fields” — на случай, если вдруг разобьет одну по дороге домой. Представляю, что чувствует он сегодня. Без Джона для нас обоих прошлое уже никогда не будет прежним.
1980 г.
Перевод с английского В. Горностаевой.