(Литературный сюжет. Перевод с немецкого Г. Косарик)
Один из знаменитых «литературных сюжетов» классика швейцарской литературы
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 9, 1998
Фридрих Дюрренматт
МОСТ
Литературный сюжет
Вступление и перевод с немецкого Г. КОСАРИК
От переводчика
Знаменитый швейцарский драматург и прозаик Фридрих Дюрренматт — создатель особой формы литературных мемуаров, жанр которых сам писатель обозначил как “Литературные сюжеты (I—IX)”.
В первом томе, озаглавленном “Лабиринт”, Ф. Дюрренматт рассказывает историю написания трех материалов: “Зимняя война в Тибете”, “Луное затмение” и “Бунтовщик”, все три вещи хорошо известны русскому читателю. Во втором томе, “Строительство башни”, излагается история шести ненаписанных литературных материалов. “Мост” — первая публикация на русском языке из этого тома.
Правда — такое свидетельское показание, которое не должно противоречить фактам, она есть правдивое суждение о реальной действительности и уже потому идентична самой этой действительности: таково ее несколько упрощенное, зато железное определение. Разум путем логического умозаключения может спокойно вывести одну правду из другой, что обычно и делают, извлекая ее в свою очередь из предыдущей и так далее, пока не доберутся до истины — полной и непреложной, что означает — полученной методом дедукции или, напротив, индукции, опирающейся на вымысел, чувственный опыт, гипотезу или версию. Разум и дедукция делают ставку на безошибочность и надежность, индукция отваживается на риск. Поэтому дедукция — метод богов: правду знают одни они и в своих суждениях всегда следуют от общего к частному. Однако человеческая жизнь редко складывается по законам дедукции, чаще ее носит по своим волнам индукция, во власти которой эта жизнь находится, поскольку полна неожиданностей, заведомо не поддающихся расчету, но именно все то непрогнозируемое, что мы называем “случай” и что сваливается нам на голову, как метеор, обычно превращается, едва успев шмякнуться на нас и раздавить в лепешку, в нечто такое, что тут же учитывается и прекрасно укладывается в статистику. Возьмем, к примеру, все тот же метеор: неоспоримую истинность данного факта фиксирует простое тождество — метеор есть метеор; интерпретация же типа, что метеорит, оторвавшийся от пролетевшего над нами метеора, есть якобы кусочек никчемного железа, который Зевс швырнул с Олимпа на Землю, — уже дедукция чистейшей воды. Без веры, что на Олимпе есть Зевс, эта интерпретация вообще родиться не может, а сама гипотеза, если продолжить мыслить дедуктивно, допускает к тому же неограниченное количество последующих толкований, связанных непосредственно с метеором, ну, например, то, что Зевс метнул вниз этот кусок железа просто от смертельной скуки, которую навевает на него его вечная жизнь, и т. д.; а если дедукция вздумает интерпретировать самого Зевса, тогда уж ей придется поверить во всю мифологию, что будет означать необходимость признать истиной тот факт, что Хаос породил Гею, а Гея из себя Урана, которого взяла себе потом в супруги, а того оскопил затем серпом его сын Кронос, отец Зевса… Ах, избавим себя от всех этих мифологических мерзостей! Суждение же, что метеор — феномен астрономического порядка, напротив, являясь первоначально дедуктивным по природе и предполагающим цепочку предварительных индуктивных посылок, то есть заранее состряпанных теорий, естественно, оказавшихся потом ложными и породивших тьму новых, высвобождает уже само по себе ряд новейших индуктивных предположений и гипотез, явно тяготеющих к абстракции, но так ни разу и не приведших к абсолютной истине, не ставших мостом от единицы к нулю — от частного к общему, — хотя мне и известно, что есть немало физиков, все еще надеющихся приблизиться однажды к заветной цели; только потом непременно окажется, что их физическая формула мира — тоже чистейшей воды метафизика.
(Продолжение — в бумажной версии)