Выбор: отказ от выбора
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 8, 1998
“Нету Другой такой…”
Симона де Бовуар. Второй пол. Перевод с французского А. Сабашниковой (т. 1), И. Малаховой и Е. Орловой (т. 2). Общая редакция и вступительная статья С. Айвазовой. М., Прогресс, 1997.
Во Франции эту книгу, опубликованную в 1949 году, встретили неоднозначно; вскоре, однако, она была переведена практически на все европейские языки, а выход “Второго пола” в Америке и распродажа книги миллионными тиражами принесли Симоне де Бовуар международную известность. Инициатором написания книги был Жан-Поль Сартр, который предложил своей гражданской жене и коллеге создать версию ее экзистенциального бытия как женщины-интеллектуалки. Симона не сразу согласилась с этой идеей — ей казалось, что принадлежность к женскому полу никак не влияет на ее карьеру. Прислушавшись, однако, к совету Сартра, она решила исследовать мифологию, связанную с понятиями женское/мужское. В итоге получилась книга, которая впоследствии стала своеобразной библией феминизма и до сих пор остается самым полным историко-философским исследованием положения женщины в современном обществе.
От феминистского движения Симона де Бовуар в ходе работы над текстом скорее дистанцировалась. Однако, как пишет в предисловии Светлана Айвазова, книга, “написанная почти случайно… появилась как раз в тот момент, когда феминизму нужно было обрести второе дыхание”. К концу 40-х феминизм достиг значительных успехов: так, в большинстве западных стран женщины добились равных с мужчинами избирательных прав. Однако если в Новой Зеландии это произошло уже в 1893 году, то в Америке суфражистки добились избирательных прав только в 1919-м, а французское общество оказалось одним из самых консервативных: чтобы получить политические права, француженкам пришлось ждать вплоть до 1945 года.
Достижение равных избирательных прав еще не означало фактического равенства полов. Огромный груз предрассудков, связанный с представлением о второстепенной роли женщины в культуре, а также традиционно существующая на уровне языка дихотомия понятий “мужское” и “женское” (первое неизменно ассоциируется с культурой, разумом и порядком, а второе — с природой, чувственностью и хаосом) изначально ограничивали женщин. Выявление скрытых форм дискриминации, вызванной глубоко укоренившимися представлениями о “женском уделе”, составляет одно из основных достоинств книги, послужившей своеобразным прологом к новой волне женского движения, распространившейся на Западе с середины 60-х и получившей название “неофеминизм”.
Под влиянием неофеминизма постепенно изменились и взгляды его вдохновительницы, Симоны де Бовуар. В частности, она отказалась от убеждения в том, что окончательно освободить женщину способна только победа демократического социализма. Феминизм, согласно ее новым взглядам, представляет собой особую (если не главную) форму борьбы за свободу личности, и поэтому женский протест не следует смешивать ни с каким другим типом социального протеста.
Ключевым понятием современного женского движения является понятие “гендер” (от англ. gender — род), переносящее акцент с биологических различий между мужчиной и женщиной на различия, обусловленные факторами социальными. Хотя Симона де Бовуар и не употребляла этот термин в своей книге, тем не менее всей логикой рассуждений она предвосхитила современный подход к проблемам пола. И в этом ее несомненная заслуга.
Крылатой для феминисток стала фраза, открывающая второй том книги: “Женщиной не рождаются, ею становятся”. Бовуар прослеживает судьбу женщины с младенчества до старости, показывая, каким образом у девочек, а потом у девушек с помощью системы воспитания и навязываемых обществом культурных навыков формируется по отношению к мужчинам комплекс неполноценности. В духе классического психоанализа она пишет о невозможности для девочки дистанционного взгляда на свое тело. Если мальчик способен отождествиться со своим alter ego (пенисом), который “становится символом автономии, трансцендентности, мощи… девочка не может отождествить себя с какой-либо частью своего тела. Взамен этого ей дают посторонний предмет — куклу, она-то и должна выполнять роль alter ego для девочки”.
По мнению писательницы, в девочке с первых же лет жизни развивают пассивность, которая изначально ей отнюдь не присуща. Мальчиков поощряют в их стремлении к самоутверждению, конкуренции с товарищами: они должны уметь переносить удары, превозмогать боль, сдерживать слезы, нести ответственность за свои поступки. От девочки этого никто не ждет. К мальчику относятся более строго лишь потому, что связывают с ним большие надежды. Требования, которые к нему предъявляют, сразу ставят его выше девочки. Бовуар показывает, как подобная “снисходительность” по отношению к девочке постепенно оттесняет ее на второй план, отводя ей по отношению к мужчине незавидную роль Другого.
Если сравнить отношения двух полов с отношением двух электрических полюсов, то выяснится, что мужчину в культуре принято ассоциировать с началом положительным и нейтральным; женщину же — с отрицательным, ни при каком условии не переходящим в положительное. Например, пишет Бовуар, когда в ходе отвлеченной дискуссии кто-то говорит: “Вы так думаете, потому что вы женщина”, ответ “Вы думаете по-другому, потому что вы — мужчина”, представляется многим неуместным, потому что быть мужчиной не значит обладать особой спецификой. “Мужчина, будучи мужчиной, всегда в своем праве, не права всегда женщина”. Поэтому, продолжает писательница, “единственное, что я могла сказать в свою защиту, это: “Я так думаю, потому что это правда”, устраняя тем самым собственную субъективность”.
Принято также думать, что мир познается мужчинами объективно и во всей его полноте, в то время как женщина и ее тело представляются отягченными всем тем, что подчеркивает специфику именно ее тела. “Самка является самкой в силу отсутствия определенных качеств. Характер женщины мы должны рассматривать как страдающий от природного изъяна”, — писал Аристотель. Вслед за ним Фома Аквинский утверждал, что женщина — это “несостоявшийся мужчина”, существо “побочное”. Женщина, таким образом, определяется через мужчину, но ни в коем случае не наоборот. Он — Субъект, он — Абсолют, она — Другой.
“Индивид, воспринимающий себя в качестве субъекта… видящий в себе некий абсолют, переживает нелегкий момент, обнаруживая, что его уделом, предопределенным судьбой, является подчиненное положение. Для того, кто обнаружил свою неповторимость, мучительно обнаружить в себе качества Другого. Именно это происходит с девочкой, когда она, познавая мир, начинает осознавать себя женщиной. Предназначенная ей жизненная сфера… ограничена, подавлена миром мужчин. Куда бы она ни кинула взор, она повсюду видит барьеры, ограничивающие ее возможности”.
Трагедия женщины, утверждает писательница, в том, что она замкнута в своей имманентности. Женщина обречена на более тесную связь с родом, нежели мужчина, так как служит его продолжению. По мнению экзистенциалистов, философию которых в полной мере разделяла Бовуар, человек всегда стремится выйти за пределы своей судьбы. Мужчина стал вести себя по отношению к женщине как хозяин, потому что “человечество поставило вопрос о сути своего бытия, то есть предпочло жизни смысл жизни”. Трансцендирование же возможно лишь на путях войны, риска и покорения природы.
“Худшее проклятие, тяготеющее над женщиной, — это ее неучастие в военных походах; человек возвышается над животным не тем, что дает жизнь, а тем, что рискует жизнью”. Похоже, что в этом вопросе писательница полностью принимает мужскую точку зрения, согласно которой понятия имманентности и трансцендентности разводятся и противопоставляются. Анализируя тексты Андре Бретона с точки зрения его отношения к женскому началу, она невольно описывает чуждую ей позицию. “У Бретона иерархия полов предстает в опрокинутом виде; действие, осознанная мысль, на которые мужчина обращает свою трансцендентность, кажутся ему плотской мистификацией, порождающей войну, глупость, бюрократию, отрицание человеческого; истина же — это имманентность, чистое, непроницаемое присутствие реального; истинная трансценденция может осуществиться только через возврат к имманентности”. В этой фразе формулируются основные принципы радикального феминизма или феминизма различия, возникшего в 60-е не без влияния “Второго пола”, книги столь противоречивой, что многие выводы, сделанные из нее феминистками следующего поколения, не нашли бы понимания автора.
До конца жизни Бовуар не принимала идей о специфической женской субъективности, о праве женщины не копировать мужской стандарт социального поведения. Однако факты, приводимые в книге, иногда противоречат авторским выводам. Будучи достаточно гибким и неортодоксальным человеком, Бовуар прекрасно это осознает. “Парадоксально, но факт: те женщины, которые максимально используют свое женское начало, свою женскую природу, достигают положения, сходного с положением мужчины; отталкиваясь от своего пола, который отдает их во власть мужчин как объект, они становятся субъектом. Они не только зарабатывают себе на жизнь, как мужчины, но и жизнь их проходит исключительно в мужском окружении”. Имеются в виду гетеры Древней Греции, куртизанки эпохи Возрождения, японские гейши, которые добивались гораздо большей свободы, чем их современницы. Это утверждение полностью согласуется с позицией американского поп-теоретика Камиллы Пальи, доказывающей, в частности, в своей книге “Соблазнительницы и потаскушки” (в противовес ортодоксальному американскому феминизму), что в сексуальных отношениях женщина играет отнюдь не жертвенную роль, что секс является как раз той областью, в которой женщина демонстрирует свою власть над мужчинами и в которой она способна утверждаться как личность.
Очевидно, что книга “Второй пол” написана — и это естественно — с определенной точки зрения: она отражает положение западной женщины среднего класса середины ХХ века. Постоянные попытки Симоны де Бовуар выйти за пределы этого контекста, несомненно, делают ей честь. Например, она возлагала большие надежды на развитие феминизма в СССР. И действительно, формально, юридически и экономически положение женщин в Советском Союзе было приравнено к положению мужчин. Другое дело, что Бовуар не могла знать о патриархатной подоснове советского общества, которая вступала в противоречие с официально провозглашенными догмами. И тут — надо отдать ей должное — она ничего не утверждала наверняка, ссылаясь на недостаточность имевшихся фактов.
Вообще, именно благодаря использованию большого фактического материала книга не устарела до сих пор. С большой тонкостью и обстоятельностью Бовуар исследует женские дневники (наиболее интересные из которых — Марии Башкирцевой, Софьи Толстой и Анны де Ноай — цитируются ею часто и подробно): источник свидетельств о женской психологии и женском мироощущении. Чрезвычайно интересны приводимые ею клинические записи о женской истерии и других патологиях. Причины клинических проблем писательница видит прежде всего в том, что общество ограничивает свободу женщины, навязывая ей ложные представления о так называемой “женственности”. “Настоящая женщина” — это искусственный продукт, фабрикуемый цивилизацией, как когда-то фабриковались кастраты; так называемые “женские инстинкты” кокетства и покорности внушаются ей обществом точно так же, как мужчине внушается гордость половым членом”.
Считалось, что, знакомясь с мужчиной, девушка не должна проявлять инициативу; по крайней мере, она должна ее максимально маскировать. Любая попытка девушки самоутвердиться вредит ее женственности и обаянию. Молодой человек, напротив, добиваясь независимости и свободы, одновременно завоевывает уважение в обществе и мужской престиж. Поэтому для девушки характерно нарастающее ощущение разрыва между ее человеческим и так называемым женским назначением. Возникает конфликт между ее врожденным стремлением быть активным и свободным субъектом и ее эротической ролью, в соответствии с которой она должна вести и воспринимать себя как объект.
Принято считать, что природным назначением женщины является материнство, что именно в нем женщина реализуется полностью. Однако может ли современная женщина ограничить свои притязания рождением и воспитанием детей? Бовуар доказывает, что материнство должно быть следствием свободного выбора, а не обременительной обязанностью, возложенной на нее родом. По сей день актуальны страницы, посвященные писательницей лицемерию борцов против абортов. Действительно, “общество, так рьяно защищающее права эмбриона, не проявляет никакого интереса к детям, стоит им родиться; вместо того чтобы преследовать женщин за аборты, было бы лучше приложить эти усилия для реформирования такой опорочившей себя организации, как детский приют… Общество закрывает глаза на страшную тиранию в детских “воспитательных домах” или в семьях”. Абсолютно справедливо и актуально утверждение Бовуар о том, что церковь разрешает уничтожение уже живущих людей (например, на войне), в то время как к плоду во чреве она выказывает беспредельное человеколюбие.
Сильная сторона автора — в отсутствии характерной для многих феминисток идеализации женщин. Многовековое рабство наложило на женщин свой отпечаток, который не так-то просто изжить. К чертам, порожденным несамостоятельностью женщин, она относит их реакционность. В годы Гражданской войны в США никто среди южан так страстно не выступал за сохранение рабства, как женщины. “Похоже, свое неучастие в активном историческом процессе они стремятся компенсировать интенсивностью афишируемых чувств; в случае победы они набрасываются на побежденного врага, словно гиены; в случае поражения они упорно отказываются от какого бы то ни было примирения”. Кроме того, женщинам довольно трудно добиться единства. Они связаны с мужчинами экономическими интересами, социальным происхождением, общей работой. Очевидно, что женщины из буржуазной среды гораздо в большей степени объединены со своими мужьями, чем с женами пролетариев, а белые женщины — с белыми мужчинами, нежели с черными женщинами.
Эта намеченная Бовуар тема была впоследствии развита постмодернистским течением в феминизме. Теоретики данного направления справедливо задаются вопросом: что означает в современном контексте общее феминистическое “мы”? Представительница редкой для России и Украины разновидности феминизма – интеллектуальной – Ирина Жеребкина пишет в своей книге “Женское политическое бессознательное”: “…мы не должны сегодня испытывать ностальгию по утраченной целостности, так как здоровый плюрализм точек зрения и практических стратегий как раз выражает различные аспекты современного женского движения”. В Америке 80-х начался процесс деконструкции основных понятий феминизма (которые закладывались прежде всего белыми европейскими и североамериканскими женщинами из среднего класса), поощряемый со стороны лесбийских феминисток, цветных женщин и женщин из стран третьего мира.
Впрочем, один из важных выводов этой книги взят на вооружение всеми феминистками независимо от направлений: освобождение женщины полезно и выгодно не только ей, оно — необходимое условие также и для полноценного и свободного существования мужчины. “Истина заключается в том, что именно правила, придуманные мужчинами, и общество, созданное ими и в их интересах, поставили женщину в такое положение, которое в настоящее время стало причиной мучений и женщин и мужчин”. Представления о “мужественном” типе поведения, о “настоящем мужчине” столь же искусственны и надуманны, как и представления о том, какой должна быть “настоящая женщина”.
Трудно разорвать порочный круг, ведь каждый пол одновременно и жертва другого пола, и жертва предрассудков, связанных с его полом. Единственная возможность жить в мире — это развивать в себе способность к компромиссам: ведь, как пишет Бовуар, “мужчина и женщина более всего ненавидят друг в друге свой собственный провал, поражение своих недобрых намерений, неудавшуюся низость”. Мирное сосуществование полов возможно, надо только научиться уважать право каждого на самореализацию и взаимную свободу.
АННА АЛЬЧУК