(Перевод с английского и вступление Изабеллы Мизрахи)
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 6, 1998
Сильвия Мосс
Стихи из книги “Удаляющиеся города”
Перевод с английского и вступление Изабеллы Мизрахи
Я познакомилась с Сильвией Мосс в библиотеке маленького городка, где она проводила поэтический семинар для всех желающих. Таковых вместе со мной оказалось двенадцать человек. Как водится на таких мероприятиях, каждый назвал свое имя, профессию и мотивы прихода, среди которых обнаружилось большое разнообразие. Один мужчина, средних лет и средней упитанности, пришел, например, узнать, можно ли стихи продать и как их в этом случае рекламировать. Намерения других были не столь серьезны.
Сильвия оказалась высокой хрупкой женщиной, с тихим голосом и неуверенными манерами. После семинара я подождала, пока она ответит на все вопросы, и предложила выпить кофе. Она легко согласилась, но кофе заменила водой, а я — мороженым. Мы проговорили полтора часа.
На следующий день я зашла в библиотеку и, заметив на стенде книжку Сильвии Мосс, стала просматривать ее. Первое попавшееся мне стихотворение начиналось словами: “В чеховском рассказе двое любовников /сидят в саду/, провожая глазами пароход в Феодосию”. Стихи Сильвии удивительно искренние, хотя их и нельзя назвать исповедальными. Стало жалко, что не я их написала. Оставалось перевести. Не хочется употреблять заезженную фразу о том, что такой поэт будет интересен русскому читателю, но в данном случае это правда. В том числе и потому, что мир Сильвии Мосс настоян на корнях мировой культуры. И еще потому, что в нем есть Чехов, бегство из революционной России, погромы и другие отголоски нашей отечественной истории и литературы. Есть даже стихотворение, читая которое мы сразу вспоминаем пушкинскую мертвую царевну, хотя говорится в нем о Белоснежке. Родители Сильвии детьми были привезены в Америку из России. Сама она родилась в Нью-Йорке, получила степень бакалавра в Колумбийском университете и степень магистра по истории искусства — в Нью-Йоркском.
Большинство ее стихов коротки, потому что слова точны, а мысль лаконична. И как у верно взятого аккорда, у них длинное послезвучие. Не зря Сильвия Мосс получила престижную премию Уайтинга (кроме престижа, еще и 25 тысяч долларов).
Ежегодно в Америке проходит конкурс на лучшие книги стихов. Каждый из пяти известных поэтов называет своего кандидата. Книга стихов Сильвии “Удаляющиеся города” (“Cities in Motion”) была выбрана Нобелевским лауреатом, карибским поэтом Дереком Уолкоттом и названа в числе пяти лучших книг 1986 года.
Публикуемая подборка стихов — дар автора читателям “Иностранной литературы”.
Пароход в Феодосию
В чеховском рассказе двое любовников
сидят в саду,
провожая глазами пароход в Феодосию.
И у тебя все так же, как у них —
у этого мужчины и этой женщинына скамейке в Ялте.
Смеркается, а они все молчат.
У мужчины есть жена,
у женщины — муж,
и конец их историиеще далеко.
Поскрипывает кипарис, темнеет лиловая вода,
а ты все сидишь над чеховским рассказом,
потому что это и твоя история,
и ты не знаешь, чем она кончится.1913
Любой лес заставляет тебя
вспомнить тот первый лес:
петляющие лисьи следы,
далекий звук колокола
и белые клубы пара,
слетающие с замерзших губ.
Мать тянет за руку,
не давая остановиться.Незнакомый мальчик
зачем-то ищет тебя. В твоем доме
чьи-то пальцы ощупывают
мамино платье,
раздирают матрас.
Ноги липнут к дощатому полу.
Ты видишь одни лишь сосны,
и каждая — как солдат.Ночной паром
Так почему красавица
не вышла замуж,
а скряга промотал свое добро?
Теперь уже поздно спрашивать тебя о сестрах
или о том, каким он был, твой город.Этой весной цветущие вишни
уже ни о чем не напоминают тебе,
и только братья твои и сестры
еще хранят в памяти улочку
под названием Черноморская.Но и они устали — хрупкие тела
ослабли от разочарований.
Скоро и их черед.
Паром еще не отошел, и все вы спешите.Теперь тебя мучат кошмарные сны —
все самое ужасное произошло,
и ночью женщина, закутанная в шаль,
снова мерит шагами палубу, а потом останавливается.
За спиной у нее турецкий берег,
и она все смотрит на удаляющиеся города,
на своих спящих детей,
на пламенеющий в воде дворец.Тетя
Как водится,
она обожала свою дочь,
а ко мне обращалась
на том, другом языке,
беззлобно,
но с каким-то
нетерпеливым раздражением —
“krasavitza”.
Подразумевалось, наверное, “недотепа”,
но я не обижалась.
После школы я шла к ним —
поиграть с двоюродной сестрой.
Она знала все слова
на том, другом языке,
даже слово, которое означает “красавица”.Дочь
Зима. Снежный пух падает с неба.
Замело дороги, застыла вода в колодцах.
Царица мечтает о дочери,
белой, как снег…Ты знаешь, что будет дальше,
мы уже читали эту сказку:
царица умрет в родах,
зеркало расскажет правду.
Тебе четыре года, ты сидишь тихо —
руки на коленках —
и ждешь, когда царевне дадут отравленное яблоко.Не проси меня объяснить,
почему так злилась мачеха
и как очнулась царевна
от долгого сна в хрустальном гробу.
Потерпи.
Как всегда в сказках,
падчерица будет потом жить долго и счастливо,
а мачеха плохо кончит.Изменчивая земля
Сын плачет,
и я зову его к окну.Андромеда, Близнецы и Овен
быстро занимают свои места
в чернеющем небе.
Мы находим пояс Ориона
и голубую звездочку — его плечо,и мальчик уже не боится заснуть.
Это зимнее небо четко расчерчено,
надежно и знакомо,
как карта Земли.
Орион устремляется по следу,
за ним — Близнецы.
Мальчики-двойняшки,
такие разные, такие неразлучные,
вместе держат арфу —
но лишь один из них бессмертен.Кокон
Внутри, глубоко внутри —
туго скрученный,
тончайший свиток,живая кожица
цвета слоновой кости
с черной каймою и россыпью пятен.Створки крыльев еще
крепко сжаты,
ослепительно красивы,но пока не для наших глаз.
Погребальная утварь
Дорогая женушка! Аньян остался в прошлом —
мы больше не верим в человеческие жертвоприношения.
Поэтому не нужно ослеплять двух лошадок,
рыть колею для колесницы
и убивать перепуганного кучера.
Тебе не понадобится колесница
в будущей жизни.Но у тебя все же будет набор дудочек
и в обычных склянках запас
сушеной рыбы и персиков,
бобов и красного перца,
а также зеркало в бронзовой рамке
и небольшой слепок нашей с тобой жизни —
маленький домик из глины
и глиняные сын и дочь.Летняя ночь
Мелкие, невзрачные цветы
разбегаются от террасы
по всем направлениям,
ветер наплывает
на белую скатерть,
ощупывает ее жесткие
складки, пару салфеток,
группку хрустальных рюмок.
Двое только что встали из-за стола, ушли,
и непонятно, почему еще стоят здесь
плетеные кресла, графины,
бокалы, —
но потом замечаешь перчатки,
брошенные у блюда с клубникой,
недопитый стакан бренди —
и тебя поражает, ранит в самое сердце
эта поспешность отсутствующих влюбленных.Фома и апостолы
И он тоже
был плотником
и стоял рядом с ними,
с теми, кто говорил:
это правда.
Но разве мог он поверить?— Если Учитель жив,
пусть и ко мне придет,
к Фоме,
пусть не избегнет меня.
И я вложу персты свои
в каждую рану его,
куда вогнали гвозди.Будут ли сломлены
неуступчивые,
уверовавшие последними?
Они ведь любят не меньше.Приглашение
Ты зовешь меня,
но я боюсь покинуть город:
поэтов, с которыми я незнакома,
больницы (ведь я могу умереть)
и новости — из разных городов.Снова и снова читаю твое письмо:
“Дорогая,
деревья здесь склонились к самой воде”.
Ты бредешь по высокой траве,
дожидаясь ответа.А я не знаю, смогу ли стать частью этого пейзажа.