(Перевод с английского и вступление Г. Агафонова)
От переводчика
Опубликовано в журнале Иностранная литература, номер 1, 1998
Пол Деркан
Стихи
Перевод с английского и вступление Г. АГАФОНОВА
Пол Деркан — поэт, парадоксальный во всех своих проявлениях. Сын провинциального судьи из графства Мейо, но родился в Дублине. В колледже изучал археологию и историю средневековья, но широкую известность получил как поэт, удостоенный в 1974 году премии имени Патрика Каванаха. Много раз представлял ирландскую поэзию на международных поэтических фестивалях, хотя и пишет на английском…
В стихах Пола Деркана удивительным образом сливаются откровенный лиризм и острая сатира. Спектр его тем очень широк: от любовной лирики до страстных обличений политических и нравственных уродств современного общества. Но какой бы темы он ни касался, во всех его произведениях — от квазиэпических поэм до коротких двустиший — чувствуется бескомпромиссная, активная и жизнеутверждающая позиция автора. По словам дублинского критика Брендана Кеннелли, голос Пола Деркана, возможно, самый оригинальный в современной ирландской поэзии.
Форма — от псевдоклассических и квазиисторических поэм и стихотворных пьес до многозначительных, перепечатываемых из сборника в сборник двустиший — удивительным образом соседствует у него с содержанием, как бы не затрагивая его, но заставляя по-новому взглянуть на очевидное.
Поэт много путешествовал, выступая с чтением своих стихов, трижды — в 1983, 1985 и 1986-м — приезжал в нашу страну. В результате этих поездок появилась книга «Домой, в Россию» (1987) — настоящее объяснение в любви к стране, к людям, к русской поэзии.
Пол Деркан — автор многих сборников стихов, «Избранного» (1985, 1993), его стихи не раз включались в антологии. В 1990 году поэт стал лауреатом еще одной ирландской литературной премии — Уитбреда.
На похоронах брака
На похоронах нашего брака
Мы с женою шагали
По обе стороны катафалка,
Наши дети бежали следом…
Когда опускали гроб
В недра бездонной могилы,
Наши дети, встав полукругом,
Задудели в свирели и флейты.
Мы с женой взялись за руки.
И пока скорбящие плакали,
Пока швыряли могильщики
Вслед гробу глину лопатами,
Мы тихо скрылись под тисами,
Молчаливые соучастники.
Попили чаю в кафе
Через дорогу от кладбища:
Обсудили лицо похоронных дел мастера —
Отборную крупную свеклу.
И, вглядываясь в жену,
Я понять не мог, ну кто же она,
Эта зеленоглазая незнакомка.
И я сказал ей: Пойдем в кино?
Она ответила: С радостью.
И в задних рядах кинотеатра
Мы так скрипели сиденьями
В безумстве объятий и жестов,
Что дежурный вежливо попросил нас хотя бы не раздеваться.
И мы поспешили прочь сквозь улиц дождливую россыпь
В лиственно-влажный тупик,
И едва со знойного острова нашей постели,
Из нагромождения вздохов-стонов,
Мы одежды траурные скинули на пол,
Послышался смех из-за двери.
Детям милее всех звуков на свете
Звуки любви между их родителями.
О моя милая, все-таки кто же ты?Гимн Нессе
Выбираясь на уровень моря
Я чуть не падал в прибое
Выбираясь на уровень мой
На меня падал прибойА Несса лежала на берегу
Красным закатным солнцем
Несса лежала на берегу
Смотрела как я ухожу в мореОглядываюсь а она мне машет
Горит одними глазами
Оглядываюсь а она мне машет
Обугливаясь лицомПо-над нею утес поросший травой
И она у подножья утеса
По-над нею утес поросший травой
Она машет мне из-под утесаОна машет и машет и машет
И лежит прищурясь от солнца
Все машет и машет и машет
Прищуривается от солнцаОглянулся снова а она все лежит
Под солнцем но только спит
Оглянулся снова а она все лежит
Под солнцем но только спитЕврейская невеста
по РембрандтуНа черном холсте отчуждения,
Где дым от руин растворяется в золоте зимнего неба,
Стучит поезд смерти по задворкам садов Амстердама:
Склады, цистерны, асфальт, провода,
Люки, насосы, кувалды, стропила.
Вижу, как будто впервые,
Кем ты была, кто ты есть, кем ты будешь всегда,
Невзирая на все злодеянья мужчин:
Девочкой — вечным подростком на грани взросления,
Такой, как я встретил тебя, — на пороге всего.
Ты сказки слагала, придумывала картинки,
Заставляя друзей вспоминать то Андерсена, то Тэрбера, —
Но жила только внутренним миром, сулившим так много,
Словно наперекор ненадежным, изломанным людям,
Что кольцом обступили тебя в те дни,
И конечно же, в первую очередь, мне.
Непрерывным потоком сквозь спальню свою пропускала их ты
И ежедневно швыряла в поток подтверждения своей мечты;
Кнопками медными к стенам своим прикалывала
Фото героев и героинь из газет и журналов.
Встреча с тобой была для людей как глоток свободы
И чувственности — хрупкой, но равно и необузданной.
«В Нессе — дыханье свободы», — так о тебе говорили,
Как в средневековье: «В городе — воздух свободы».
И это чудо, что ты подо мною выжила.
И вот ты проходишь бульварами Амстердама,
Островами, мостами, под сводами арок, причалами —
И зима отступает под твоею весенней походкой;
Видят тебя или нет, но это парадное шествие
Еврейской невесты, выжившей в лагере смерти,
Наконец ты свободна от свастики глаз моих,
Пробивающих брешь в баррикадах немытой посуды,
Достающих из бункера-кресла у телевизора;
Ты свободна от тусклого блеска бесшумных сапог моих,
От гестаповских пыток моим истеричным голосом.Неуемная робость опять при тебе, и с избытком —
Снова в зарослях у водопоя рыжие кони встают на дыбы,А верхом, без седла — обнаженные юноши имя твое выкликают.
Оскал недовольства покинул лицо твое;
С души твоей сорван удушливый кокон пластмассовый;
Снова в зелени глаз твоих темное солнце смеется,
И — с былым гибкокрылым орлиным размахом —
Обещают любовь твои пестрые руки.Ирландская церковь отходит от холода
На рейсе «Эр Кэнада» из Лондона в Монреаль
Я случайно услышал от попа искупитской конфессии,
Сидящего в отсеке для некурящих через проход от меня,
Добрую весть, что в кафедральном соборе Лимерика
Поставили автомат по продаже контрацептивов, —
И в пошлом мире заслышал я святости сердцебиение.Табличка: «Свеча — 10 пенсов», — и я ввожу
Свой десятипенсовик в уста монетоприемника,
Получаю свечу и зажигаю ее от соседней,
И помещаю на верхний ярус с мыслями о любимой,
И аналогично ввожу монету в сопредельную стойку,
И благочестиво прячу в карман пачку презервативов.
Возвращаюсь на место и сажусь помолиться и помечтать.
Мне вообще в положении сидя гораздо лучше,
Чем на коленях стоя, молится и мечтается.
Я молюсь Иоанну Крестителю, и всем великим в любви,
И всем женщинам мира, которые с чувством и с толком,
А также расчетом любили и боготворили своих мужчин.Зина из Мурманска
В школе Зина была
Воплощенной мечтой
Пионервожатых, и ее родители —
Druzhinniki, gribniki —
Гордились дочкой,
Как удачно добытым грибом,
Крохотным красным грибочком.
Живая, смешная, изящная,
И друзья — такие приятные.
Планировалось, что после школы
Зина пойдет в Московский литинститут или
В Ленинградское художественное училище…
А она, блестяще освоив машинопись,
Распределилась в Мурманск,
Что за Полярным кругом,
Где-то на Крайнем Севере.
Зина (уменьшительное от Зинаида)
Всегда была склонна к фантазиям,
Но не отрывалась от почвы.
Ей показалось, что именно Мурманск —
Это тот город, где еще можно
Отыскать мужчину ее мечты
Из реликтовой породы мужчин,
Что живут, как жили их предки
Все эти долгие тысячи, тысячи, тысячи…
Мужчину времен мезолита — в мужья ХХ века!
Он будет ловить беломорских акул,
Охотиться в тундре на белых медведей,
А вечером, в рубленом доме,
Читать ей Толстого, Валентина Распутина,
Чингиза Айтматова, а она тем временем
Будет штопать его носки
Или орудовать шилом,
Прошивая валенки дратвой…
Но перевелись такие мужчины
В Мурманске, как и в Москве.
Не нашла она ни единого
Сексуального по-мезолитски,
С непастеризованной кровью.
Так и осталась Зина
Одинокой мурманской девушкой,
Ведет переписку начальника
Беломорского пароходства,
На Коминтерна, дом 18,
Пока тот занят с четвертой женой
Ежевечерним обрядом: телевизор и любодеяние.
Все одинаково на просторах
От Мурманска до Батуми,
От Новосибирска до Шемахи, —
Хватит ли времени, вот в чем вопрос:
(«Время, ну же, давай, пока время есть!»)
Как спрессовать любодеяние
Между «Временем» в 9.00
И погодой под музыку в 9.30?..
Скоро вымрут акулы, вымрут медведи —
И женщины вымрут тоже,
Очень скоро женщин не будет.
А на ночь Зина отправляется в койку,
Ей так полюбилась эта могила.
Лежит и читает — за полночь, в Мурманске:
Неужели я последняя живая женщина в мире?Сумасшедший
Всегда есть сумасшедший по соседству, чтоб им пугать детей:
Но с нашим сумасшедшим одна беда: он наш отец.Трансплантация головы
Врач сказал мне, что папе нужно новую голову.
Я ответил: для папы мне не жалко своей.Дни мои сочтены: брак распался, рак мучит,
Зубы вставные, сны дурные… «Идет», — сказал врач.И вот лежу я и думаю своей головой,
Как будет выглядеть папа с моей головой?Может, как бык с головою нарцисса
Или как патриарх с головою блудницы?Как тяжеловес с головою лисицы
Или как старое дерево, поймавшее солнце ветвями?Моя память и сны оплетут его ноги и руки;
Мои мысли привьются к древесным корням его.Глаза мои будут вращаться по воле иного вращателя.
А друзья его скажут: «Вот Гарри-то как изменился! —Видно, в самую пору пришлась ему новая голова.
Слава богу, что сын его, гад, от нее наотрез отказался».А я, как умру, побреду одиноко по кладбищу —
Обезглавленный призрак, настоящее чучело.Наидоподлиннейший ирландец: giolla gan ceann.
Железнодорожный маршрут Дублин — Белфаст
Хочу устроить бесплатный проезд
Героям-демократам из ИРА.
Посадить их на поезд Дублин — Белфаст
И не выпускать оттуда полгода,
Заставить ездить туда-обратно
Шесть месяцев шесть раз на дню.
Хочу, чтоб узнали всё о поезде,
Всё о железнодорожном транспорте.
Хочу, чтоб запомнили каждый столб,
Каждый пейзаж, не поруганный ими,
Каждый мост, не залапанный ими,
Каждый куст, под которым они
Девушку не изнасиловали.
Хочу, чтоб вдоль всей железной дорогиЖители дружно вышли на станции
И аплодировали нашим героям,
Которые ездят туда-обратно:
Туда по пути обратно — и обратно по дороге туда.Хочу, чтоб герои-демократы из ИРА
Вкусили все прелести железной дороги:
Цепкость багажных полок;
Вкус кофе на ста километрах в час.
А по истечении полугода,
На Центральном вокзале Белфаста,
Хочу посмотреть, как каждый из них
Присягнет на «Майн кампф» в верности
Идее объединения Ирландии —
С поездами или без поездов,
С пассажирами или без.28 октября 1989 г.