Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 70, 2024
Игорь был таким человеком, которому хотелось довериться. Завилять воображаемым хвостом, как глупый счастливый щенок – и будь что будет!
Он вроде даже и не спрашивал ни о чем – просто однажды возник и прижал к сердцу, как будто знал вечно.
Он дружил с размахом – его друзьями одновременно были и ты, и мироздание.
Смотрел с прищуром, устремляясь сразу к главному и вечному, минуя сиюминутные штуки.
Вглядывался во что-то эфирное, как будто видимое ему одному.
Воспарял по лестнице в свой кабинет, как на облако, и, как с облака, нисходил обратно к хохочущим нам, – его гостям, а, значит, друзьям и где-то даже родственникам, к земной суматохе интеллигентского дома с хорошими картинами, чтением стихов и дверью нараспашку, к добрым своим собачкам, к невероятной своей и тоже обнимающей весь мир Милке и ее сногсшибательно пахнущему обеду.
Он как будто курсировал между небесным и реальным Текоа, внимательно участвуя в делах обоих миров.
И писал, писал – о небесном Ташкенте и небесном Иерусалиме, о кипельном кружеве облаков, о вечной части души, о дружбе, любви, Боге. О тропе, уводящей в пустыню годов и дней. О пещерах, пьющих на склонах небесный свет.
Писал:
…если жизни нет не имеет значенья смерть
если смерти и предела нет и границ…
– и я не могу заплакать о его уходе.
Он столько писал о Вечности, как же мне верить в его смерть. Я и не верю.
Я верю, что он превратился в кого-то, может быть, чуть более воздушного и светоносного, но в той же тельняшечке. В того родного, кто всегда будет рядом, кто в самый нужный момент напомнит мне о небе.
Я верю, что чему-то способна у него научиться: забыть, чего не дано понять, и знать свою меру.
Я верю, что можно возделать свою душу, чтобы она так же, как у Игоря, любила людей и жила одновременно в двух мирах – земном и высшем.
И что мы обязательно встретимся, и он опять прижмет меня к сердцу, и я опять завиляю воображаемым хвостом, как глупый доверчивый щенок.
А зачем еще мы друг у друга.