Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 66, 2021
Ну вот и всё. Столько лет радовавший нас человек ушёл. Что нам остаётся делать? Вроде понятно – продолжать жить. У всех жёны, дети, внуки. Веня ушёл ночью, на следующий день быстрые похороны, перед шабатом обслуга торопилась, но молитвы прочитали честно и на картонке написали без ошибок «Биньямин Клецель, сын Моше». Потом шабат – праздничная трапеза. А вот вместо молитв можно пойти в бассейн. В нашем поселении, куда Веня так любил ездить, бассейн есть, и дети, смеясь, плещутся в тёплой воде.
В Израиле новое правительство, из Газы летят баллоны с зажигательной смесью, и горят поля, обычная трудная жвачка с американцами. Вени нет. Странно. Такого не может быть.
У меня остался его номер телефона. Сейчас позвоню, и Веня мягко ответит:
– Да-да? Лёня, ты? Что делаешь? Получается? Неважно, надо работать. Это главное. Я всё утро писал. Конечно, в мастерской лучше! Намоленное место, но и тут неплохо. Жаль только, впечатлений в последнее время меньше, а мне надо хоть соринку увидеть, чтобы написать. Ещё очень важно что-то оставить зрителю, чтобы он доделал твою работу. Передать ему чувство. Живопись – она ведь как музыка.
Лёня, каждый человек – другого цвета. Один был голубого. Я об этом не знал. Он пришёл в мастерскую и говорит: можете сделать мой портрет? Сел вот так. Я и написал. В голубой гамме.
В восемьдесят девять лет уходят энергетика, силы. Но вот здесь, в груди, всё равно остаётся огонь, очень тонко чувствуешь материю. Но я скажу: искусство вещь одинокая, очень одинокая. Ты и холст.
Мольберт, картины, открытое окно. Большой художник. Большой и добрый. Яркие краски, в каждой картине часто явная, а иногда чуть заметная улыбка. Любил рисовать евреев. Евреи тоже получались добрые, как и он сам, чудаковатые и не от мира сего. Выдумывал их, на самом деле. А ещё автопортреты. Вот Веня бреется и сам понарошку пугается своего размашистого движения, руки, держащей бритву. Вот стоит на крыше с палитрой и восторженно смотрит в небо. Или вот он, большой, бородатый, совсем взрослый, грустит в шутовском колпаке… Так и хочется сказать: Венечка, ну что ты, в самом деле? Всё же хорошо!
Поседевший ребёнок. Карлсон, спустившийся с крыши и оставшийся с нами.
Почему оставшийся? Наверное, мы ему понравились.
Любил повторять: человек, пока он жив – вечен! При каждой встрече яростно внушал: надо работать! Работать каждый день. Не останавливаться. Делать то, что для тебя важно. Не предавать себя. Если ты человек, ты обязан работать.
Веня, мы тебе обещаем, мы будем работать! Мы не бросим, не отступим. Мы упрямые. Спасибо тебе.