Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 66, 2021
ПАМЯТИ РУШИ
Неделю подряд уходила – и не ушла.
Копал ей в шабат могилу – не умирала.
Рвала от воды, от морфия тоже рвала…
Выла, рвала, а я менял одеяла.
У самого-то ни слов уже и ни слёз,
только по горлу – будто на волю вышел.
Утром сложил её в чистое и отвёз
к ветеринару, стало быть, выше, выше…
Кому она плакалась? Господу, мне, тебе –
той, что её нашла новогодней ночью?
Той, молодой, любимой не по судьбе…
Жизнь «оказалась длинной», судьба – короче.
…С лапкою перебитой, и смех и грех,
из придорожной ямы живой комочек,
как же она любила тебя и всех,
больше – тебя, но заодно и прочих.
Радовалась, лизалась, ждала, неслась
и по деревьям лазила, и по скалам,
за мотоциклами по окружной рвалась,
уши поджав, словно стрела, сверкала.
Ну а когда на той стороне судьбы,
там, в Гималаях, шла на тебя лавина,
чьи же ещё могли уберечь мольбы?..
Нету в горах ни эллина, ни раввина.
…Ежели о любви – ну конечно, есть.
Даже не первая глупая, а вторая;
третья, шестая… – их и не перечесть
здесь, в разноцветных кущах земного рая.
В будущий раз, на новом краю небес,
с Рыжею свидимся оба нежарким летом,
без турпоходов и ветеринаров без,
да и любви – по горло хватило в этом.
ЗАЛЁТНОЕ
Алле Широниной
Голубь влетает с крыши на подоконник,
смотрит в глаза то левым, то правым глазом.
Это не Нухим ли, красноармейский конник,
Развиртуалился и воплотился разом?
Серая шейка дразнится фиолетом,
Розово-золотистым огнём искрится,
Сказочно бирюзовым лучится светом,
переливается – как тут определиться…
Или голубка? Любимая внучка Суры,
Нухима дочка, шорника городского, –
Гитэле, Генечка… Вглядывается хмуро –
мама моя, упокоенная в Текоа?
Всё она сокрушалась: хотела дочку –
девочка помогала бы и жалела,
а сыновья-то – с ними как в одиночку.
Нет, не припомню, чтобы когда-то пела.
…Немцы бомбили, но всемогущий Нухим
в Азию смог увезти и жену, и деток,
тёщу – и речи не шло. Паралич старухин
двигаться помешал бы и так и эдак.
Суру оставили в Жмеринке, в светлом доме,
дом и припасы взялись постеречь соседи.
Мыли её, кормили, не экономя,
в гетто свезли, а там уже не до снеди.
Добрые люди, но вышло постановленье.
Можна що-нэ́будь прóты булó зробы́ты?
В сорок четвёртом так и сказали Гене.
Тысячу раз я этот рассказ услышал.
…Вновь прилетает. Голубь или голубка?
Но ведь не вóрон всё-таки, не ворона.
Завтрашнее туманно, былое хрупко,
а про сегодня – нет говорить резона.
Но вопрошает: как, мол, дошёл до ручки?
Ходит и смотрит – пристально, не скандаля.
И улетает в сторону сизой тучки,
тоже развоплощаясь в окрестных далях.