Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 66, 2021
* * *
Если спросят меня:
какое мгновение в сутках
ты любишь больше всего?
Я отвечу так:
когда с утренней чашкой кофе
и сухофруктами в маленькой пиале
(кофе не стоит пить натощак)
я приближаюсь к экрану компьютера
(на котором – волшебная осень),
чтобы начать с отчёта за день вчерашний
(держу себя в строгости),
а потом решительно
взяться за день сегодняшний,
пока он со мной.
Люблю мгновение перед кофе…
* * *
Недавно мне нужно было
быстренько рассказать
колыбельную сказку внучке,
и я недолго думая начала.
Жила-была смуглая девочка,
сначала она в русский садик ходила,
потом пошла в школу рядом с домом.
Однажды на день рожденья
ей подарили роликовые коньки.
– А как эту девочку звали? – спросила внучка.
– Догадайся!
И внучка, выкрикнув имя своё, притихла…
Но вчера я нечаянно начала по-другому.
Жила-была девочка, ей было семьдесят с лишним лет…
И мы засмеялись дружно.
Потом одна из нас уснула, другая
продолжила сочинять почти что во сне.
И вышла сказка про бедную Зинушку,
про пожилого принца на белом коне…
БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ
Что происходит со мной,
когда снова и снова
я открываюсь тебе?
Я открываюсь миру,
я открываюсь космосу.
А потом опять закрываюсь.
Что происходит со мной,
когда снова и снова
я словам открываюсь?
Я открываюсь миру,
я открываюсь космосу.
А потом опять закрываюсь.
Однажды я просто умру.
Что будет со мной тогда?
Откроюсь ли я навсегда?
Закроюсь ли навсегда?
Всё знает небо ночное.
Молчит оттуда звезда.
В ЖИЛЕТКУ СТИХА
Пить какао и зелёный чай,
есть лимон, чеснок, имбирь и свёклу…
Милая диета, выручай!
Жизнь моя притихла и поблёкла.
Ноги стали слишком тяжелы.
Господи, и днём, и вечерами
волочу их, словно кандалы.
Намечается развязка в драме…
А ещё ужасные в семье
неурядицы. Мне жалко внучку.
Понимаю, толку нет в нытье.
Отодвину я дневник и ручку.
Запишусь решительно к врачу,
сок целебный сделаю себе я.
В споре с громким сыном промолчу.
Час придёт – отсюда улечу,
не горюя больше, не робея…
* * *
На разрыв с любимым
старость похожа.
Этот мир тебя больше не хочет,
он тобой наигрался,
он разлюбил.
А ты ещё любишь,
хотя ясно видишь
всё его, мира этого,
несовершенство.
Что же делать?
Скандал ему закатить?
Он попросту не заметит.
Хлопнуть дверью,
уйти навсегда?
Он и этого не заметит.
Разлюбил. Не любит. Не хочет.
Больно. Что ж… Проглоти эту боль.
Отойди в сторонку
и люби его без взаимности.
Ведь, по сути, он восхитителен!
И займись наконец собой.
ЁРШИК
Пропал котёнок
по имени Ёршик,
весёлый дворовый котёнок
с хвостиком вертикальным,
на ёршик похожим.
Я, кошатница безнадёжная,
утешаюсь надеждой:
может, взял его кто-то к себе домой –
такого смешного, такого ручного!..
Нет, не верю.
Кому в наше время нужны котята?
Разве что небу.
Оно безотказно.
* * *
Сладка и горька житуха,
смесь рая и ада сущего.
Железно себе внуши:
утро твоё – для духа,
день – для хлеба насущного.
А вечер припрячь для души.
ПЕЙЗАЖ
Тёмные горы. Ущелье. В нём
Узкая речка бежит.
Там, вдалеке, океан синеет.
Он про меня – этот вид.
Горы суровы, теснина темна.
А наверху – небосвод.
Хмурое небо пленнице-речке
силы светиться даёт.
* * *
Шикарный дом престарелых.
Всё похоже здесь на гостиницу:
всё слишком чисто, слишком красиво.
Интерьер безжизненно сладок…
А где же дом обычный, простой,
неприбранный, похожий на мой,
такой, чтоб хотелось вернуться домой
и навести порядок?
Хотя бы перед чертой…
* * *
Среди множества лиц
соскучилась по одиночеству,
как по человеку.
Впрочем, оно и есть человек.
Человек этот – я.
СПАСАТЕЛЬНИЦА
Давно пора умнее стать и зорче.
Я фрукты-овощи спешу не есть – спасать.
Сначала довожу почти до порчи,
потом бросаюсь их спасать, спасать.
Дам слово я себе и не нарушу,
что сделаюсь умней, серьёзней, зорче,
что ни за что не доведу до порчи
ни яблоко, ни огурец, ни грушу,
ни свёклу, ни морковь,
ни дружбу, ни любовь!..
ДВОЙНАЯ УДАЧА
Люблю семёрку.
И вот дожила –
77 послезавтра мне.
И только этой весной,
в День памяти жертв Катастрофы,
здесь, в Израиле,
до меня вдруг дошло:
а ведь если бы маму в 37-м не взяли,
не отправили в мордовские лагеря…
Загляну-ка я в Интернет.
Найду городок украинский – Тульчи́н.
Ну конечно, и там
разверзлась земля
под ногами евреев…
Мама выжила, я у неё родилась.
Послезавтра мне 77.
Осознала нашу с мамой двойную удачу –
и за двоих тихонечко плачу.
ПОСЛЕ ДОЖДЛИВОЙ ИЕРУСАЛИМСКОЙ НОЧИ
Любимые задворки. Солнца нет,
но есть весна, израильский февраль,
холмы зелёные, туманный свет,
и нежит перламутровую даль
миндаль, цветущий розовато…
Любимый город мой. Начало дня.
Душа заходится от красоты.
И вдруг я вижу, что вокруг меня
трава глубокая, а в ней цветы,
и капли в ней, светящиеся капли…
Я ахнула. И чувство обожгло,
что это Он пытается, Господь,
людское неподатливое зло
красой земли унять, перебороть.
Он верит в нас, он верит в нас, похоже…
* * *
Может ли стекольный мастер
сделать так, чтобы в бутылке,
как записка, очутилась
книжка маленьких стихов?
Чтоб тугой надёжной пробкой
ту бутылку можно было
крепко-накрепко закрыть
и под вечер бросить в море…
Я сама стекольный мастер!
Вот квадратная бутылка,
в ней туман зеленоватый –
жизнь моя там притаилась.
Поспешу на берег моря.
Ляжет красная дорожка
от насмешливого солнца
прямиком к моим ногам.
Улыбнусь ему спокойно.
Самодельную бутылку
с книжкой маленьких стихов
морю шумному отдам.