Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 64-65, 2020
Я познакомился с Иосифом в январе 1979-го. Называю по имени, как он представился, садясь в голубую испано-сюизу французского происхождения. Мы жили тогда в Неве-Яакове и рано утром ехали на работу: Иосиф – в университетский кампус Гиват-Рам, где располагалась редакция «Краткой еврейской энциклопедии», я – в Тель-Авив, оставляя свою сюизу на огромной парковке возле «Биньяней а-Ума» и пересаживаясь на автобус. Менялись машины, сменялись пассажиры, и только Иосиф много лет подряд составлял мне компанию почти каждый день.
Из бесконечных утренних разговоров (от мелко-бытовых до судьбоносно-мировых) запомнилась «разборка» об Израиле Моисеевиче Гельфанде. Я корил редакцию в лице Иосифа за то, что в накануне вышедшем втором томе Энциклопедии статья об этом выдающемся математике отсутствует. Иосиф оправдывался: живые персоны включаются в энциклопедию только за исключительные заслуги. Я напирал: у Гельфанда исключительных заслуг очень много, в том числе отмеченных престижнейшей израильской премией Вольфа, чего для энциклопедии, издающейся в Израиле, должно быть совершенно достаточно.
Прошло почти сорок лет, а Израиль Моисеевич так и не появился в «Краткой еврейской энциклопедии» – видимо, уж очень краткая…
В одну из поездок верный попутчик подарил мне брошюру: «Иосиф Ган. Штрихи десятилетия (1938 – 1947), 1982».
Открыв ее, прочел: «Не стремясь выступать от имени своего поколения, я говорил его языком и, видимо, выразил какую-то долю его мыслей и чувств», а затем – эпиграф к первому разделу: «Я тайны постигал звукоточивых слов…»
В справке об авторе – обычная для его поколения биография: учился, воевал, ранен, снова учился, работал… За скупыми словами – трагедия: девятнадцать лет жизни, посвященных музыке, перечеркнуты. Правую руку после фронтового ранения врачи сохранили, но даже здороваться ею Иосиф не мог.
…Из этой карманного формата серой тетрадочки, отпечатанной под псевдонимом и без выходных данных, я и выбрал стихи для публикации в этом номере.
Ответ на вопрос, почему состоявшийся поэт замолчал (за пределами десятилетия, обозначенного на титульном листе, Иосиф написал считанные стихи), разумеется, останется открытым.
Вспоминается Мандельштам: Наступает глухота паучья, / Здесь провал сильнее наших сил.
Ну и Галич: Поколение обреченных. / Как недавно и ах как давно…