Памяти Александра Варакина
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 63, 2020
…А я оборвусь или стану вчерашним
И даже недвижим, как древний базальт.
И тьма загустеет. Но это не страшно:
Когда-нибудь луч отразится назад.
Александр Варакин, 198?
Утром пришла записка: «Здравствуйте. Я Наталья, дочь Александра Варакина. Сегодня ночью, от обширного инфаркта, скончался папа».
Еще вчера постил я в фб о Сашином предисловии к книге Аллы Широниной. В эссе этом, в одно касание, Варакиным помянут был и файнберговский семинар на Пушкина 1, где мы познакомились в начале 80-х. «Республиканский семинар молодых авторов при Союзе писателей Узбекской ССР». Молодыми поэтами и писателями в советское время называли всех, кто не были членами СП, всех – от пятнадцати до восьмидесяти. Ко времени моего таки позднего появления в логове «советских писателей», к которым испытывал сильнейшее (и, как позже понял, – пижонское) предубеждение, оба мы перевалили лермонтовский возраст и приближались к пушкинскому.
Из всех семинаристов Саша был самым серьёзным. В хорошем смысле этого слова. В профессиональном. Показавшийся мне с первого же прослушивания гениальным рассказ «Аллергия» он переписывал беспрестанно, показывая чуть ли не на каждой встрече новую версию. (Сейчас спросил у Володи Васильева, редактора самиздатского журнала при литературном салоне в его квартире, куда приводил меня Саша знакомить с ташкентским литподпольем: «Нет ли случаем рассказа в твоём компьютере?» – «Набора точно нет, печатали в “Карассе», когда еще компьютеров не было».)
Да, самиздат был машинописным…
Нашел этот рассказ в сети, на пиратских сайтах. На одном сайте – один отзыв, на втором – сообщение: «Всего проголосовали 2».
С Божьей помощью, напечатаем в 64-м ИЖе.
А в этом номере – публикуем «Поэму часов», одну из Сашиных поэм, так и не увидевших свет. Десять лет тому выпросил все его поэмы. Надеялся, постепенно напечатаем все; эту, понятно, последней, поскольку эпиграфом Саша взял строфы именно из моих давних версификаций, и было бы нескромно с моей стороны… Но уместить в ИЖе до сих пор получилось всего одну – «Поэму леса». И несколько фрагментов из других поэм. Не всё сбывается.
А сейчас – чего уж там… Опубликуют ли без меня в ближайшие сто лет?..
Лучше пускай читают сейчас. Те, кто еще читает стихи.
Саша, как уже сказал, был серьёзным. И добрым. Не помню, чтобы хоть раз отпустил он что-то насмешливое в адрес литсобратьев. А ведь «у поэтов есть такой обычай»… Не участвовал ни в каких «дружбах против», что в литтусовках обычное дело. А настоящим другом – был. И остался. Всегда готовый прочесть и отозваться. Или написать быстро и хорошо. Или промолчать, что тоже помощь.
Гений.
Причём, как и подобает настоящему гению, в отличие от встречавшихся мне на пути некоторого числа недогениев, говоря чуть корректней – «почти что гениев», настоящую цену себе знал, комплексов недооцененности не испытывал. Врожденные интеллигентность и самоирония. Литературный талант и талант исследователя. Глубина продуманного и мгновенность экспромта. И никаких понтов.
Сумасшедшие идеи всегда одолевали его – об истории древней и недавней, о технологиях будущих времен – идеи, которыми без опаски делился. Теперь жалею, что не вникал, не записывал, даже ключевые моменты, пожалуй, не вспомнить. И всё равно уверен: каждая тянула на Нобелевку.
Мы перестукивались по скайпу, застревая в разговорах порой на часы – слушать его размышления было прекрасно, встречались в нечастые мои приезды в Москву уже из Израиля. И крепкое, само собой, употребляли – по старой памяти, но не только воспоминали. Говорили о поэзии, России, Израиле.
Отзвуки этих разговоров из меня не изъять.
До нашей солнечной страны, несмотря на мои всегдашние приглашения, Саша так и не добрался, даже в эпоху безвиза и безвируса. Работал нон-стоп, без выходных, засыпая лишь на короткое время, – жильё дочерям, а потом и себе съедало все его совсем не длинные рубли.
И помянутый в поэме Везувий, глядя на который с балкона гостиннички, я, бывало, разговаривал с Сашей, он не увидел. И угаданную в поэме, написанной в нетуристские времена СССР, часовню «триста тридцать третьего года» в текойском нашем ущелье Харитон тоже не успел увидеть воочию.
Часто думаю: если бы Александр Варакин смог продолжить писать в 90-х, когда заботы о выживании семьи навсегда отвлекли его от стихов в бесконечные вёрстку и редактирование статей, повестей, романов, фантастики и нефантастики, чего ни попадя… Если бы смог продолжить, современная русская поэзия выглядела бы по-другому.
Как сыр в масле он не катался и при советской власти – инженер в проектном институте, и этим все сказано. Но полученная в районе Ташавтомаша квартирка, где умещались со своими дочами Саша и Таня, была удивительно радушной. Никогда с тех пор меня не потчевали таким прекрасным мёдом, как тот, что Сашин тесть привозил для любимых внучек с небольшой своей пасеки в отрогах Чимгана.
Тестя, отъездившего в допотопном своём «москвичке» не одно десятилетие без единого гаишного замечания, на дороге в сторону того же Чимгана смял новенький шальной ЛАЗ…
А это – давнее моё посвящение одному из самых настоящих поэтов, дружбой с которыми одарил Всевышний.
Патетичноватое, да.
Впрочем, как и остальное, что получалось по ходу жизни.
* * *
Александру Варакину
Рабовладельческие нилы
и романтические тереки,
конечно же, вошли в анналы
по жанрам эпоса и лирики.
Равно как беломорканалы, –
в них тоже плавали историки.
Коциты, леты, стиксы Времени –
стремящие в забвенье реки.
Отмеривающие сроки
любому имени и знамени.
Любому пламени дарящие
ему назначенную воду,
чтобы последнюю свободу
омыли и совсем пропащие.
Но есть ещё свобода первая –
не ада, но иного рода:
любить – глаза не закрывая.
И даже ненавидеть – веруя.
Твоя отдельная свобода
от края до родного края.
Помимо всякого теченья
есть всё-таки ещё истоки,
где указательные знаки
не производят впечатленья.
Тем паче – знаки водяные,
которые совсем не значат
во времена переходные.
И сказано же: Время лечит.
Помимо чёрных рек и речек
есть у него другие планы.
Оно вздымает вавилоны
из хаоса непервозданного.
Оно отстраивает заново
и китежи, и карфагены.
Одолевает всё уверенней
безвременье орды ли, хунты.
Какие города у Времени!
вокзалы! призывные пункты!..
1987