Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 62, 2019
* * *
Когда Морфей смежает вам ресницы
И гаснут звёзд далёких огоньки,
Что вам во снах мудацких ваших снится,
Излюбленные мною мудаки?
Какие за дурные ваши бденья,
Не стоящие ржавого гвоздя,
На выбор предлагает сновиденья,
Под зонтом с понтом в спальни к вам входя,
Когда вы в состояние покоя
Приходите, умаявшись вконец,
Известный Оле, он же и Лукойе,
Приёмный Гарри Поттера отец?
Мне ваши сны доподлинно известны,
Хоть не люблю смотреть я эти сны,
Они просты и малоинтересны,
Как грузчика рабочие штаны.
А снятся вам короткими ночами,
Точь-в-точь такие мудаки, как вы,
И не уйдут никак из головы,
Как из ЕЭС не могут англичане.
ИЗ ЖИЗНИ ПЕТРОВЫХ
1
Они сидели на скамейке,
И в парке пели соловьи.
…Петров женат был на еврейке,
Не просто так, а по любви.
Потом гуляли с нею в роще
Среди раскопанных могил,
Ему б кого-нибудь поплоще,
А он еврейку полюбил.
Итак, она звалася Ривка,
Хотя, возможно, и Рахель,
Такого мощного загривка
Петров не видывал досель.
Её физическая сила
В нём разом выжгла всё дотла,
А после напрочь подкосила
И за собою увлекла.
Петрова звали Николаем,
Хотя Валерой иногда,
В России был он не желаем
Нигде, никем и никогда.
Всё было там ему не мило,
В родном отеческом дому,
Его там часто током било,
В дурдом сажало и в тюрьму.
Теперь живёт он в Израиле
И даже стал, по слухам, рав,
И все его там полюбили
За незлобивый кроткий нрав.
И всё ж ответь ты мне, Валера,
Хотя по слухам – Николай,
Какого ты покинул хера
Земной, по сути дела, рай?
Чего тебе в том Израиле?
Подумай, парень, головой,
В России хоть тебя и били,
Зато ты был там в доску свой.
2
В Израиле, сыром и мглистом,
Где нету солнца круглый год,
Петров трудился журналистом
В газете «Утренний Ашдод»,
Где золотым пером считался,
Поскольку дерзок был и смел,
И очень теми почитался,
Кто хоть чуть-чуть читать умел.
Статьи Петрова выходили
На самой первой полосе,
Статьи Петрова вслух любили
С утра читать ашдодцы все.
И на руках его носили,
Гордясь великим земляком,
И чад своих крестить просили,
Кто был поближе с ним знаком,
И верили любому слову,
Что б он ни написал и как,
И лишь одна жена Петрова
Считала, что Петров мудак.
* * *
Куда-то пропадает всё куда-то
Из памяти худого решета,
Пароли, явки, имена и даты
Она уже не держит ни черта,
Сказал бы «ни хера», но это грубо –
Тут могут дамы в обморок упасть.
Уносит всё, что было сердцу любо,
Во времени разинутую пасть.
А если, как там, что и остаётся
Чрез звуки, как там, лиры и трубы,
То вечности, как там, жерлом пожрётся
И общей, как там, не уйдёт судьбы.
* * *
С годами вглядываясь в прошлое,
Будто склонившись над водой,
Вдруг видишь там себя поросшего
Густою русой бородой,
В плечах широкого, но узкого,
Словно Барышников, в тазу,
Похожего впотьмах на русского,
Притом, что ни в одном глазу,
Хоть оба синие, как яхонты,
Румяного, как маков цвет.
…И думаешь с тоской, вот нахуй ты,
Скажи, дожил до этих лет.
* * *
…и братья меч вам отдадут.
Пора в иные устремиться дали,
Чтоб там спокойно век закончить свой,
Покуда братья меч им не отдали
И кто-то хоть остался тут живой.
* * *
Не знаю, к счастью это ли, к несчастью,
Не знаю, плохо ль это, хорошо ль,
Жена моя распалась вдруг на части,
Такой вот случай с ней произошёль,
Как бы сказал я, будь, допустим, немцем,
Но я не немец, а совсем другой
И по утрам из душа с полотенцем
Через плечо не выхожу нагой.
При нашей коррумпированной власти,
Чтобы замять по-тихому скандал,
Я мог её продать бы на запчасти,
Да что продать, задаром бы отдал.
Но кто поверит, что упала с крыши
И потому была расчленена,
Как здесь уже упоминал я выше,
Моя вполне законная жена.
Куда теперь девать её фрагменты –
Все эти руки, ноги, зубы, нос,
Как мне на них оформить документы?
Вот что сегодня основной вопрос,
Вот что его является основой,
И раз уж речь зашла тут о жене,
Не проще ли собрать её по новой,
Чтоб с новой силой мозг ебала мне?
* * *
В этой жизни много непонятного,
В основном довольно неприятного –
Вот моча, к примеру говоря,
Кстати, разновидность янтаря
В жидком агрегатном состоянии.
Испускать её мы в состоянии,
Любоваться ж ей – помилуй бог,
Я б, во всяком случае, не смог,
От того же янтаря в отличие,
Но вот в твёрдом будучи обличии,
По другую сторону черты
Обретает некие черты,
Прежде для неё не характерные,
Нашим представленьям соразмерные,
В целом, о природе красоты,
А какие именно черты,
Помогает распознать поэзия,
Ибо только лишь в её разрезе я
Этот мир воспринимать готов,
Полный омерзительных скотов.
* * *
Что понапрасну горевать о старом,
Над списанным трястись инвентарём,
Товарищ мой, жизнь просрана недаром,
И мы ещё с тобой её просрём,
Пока ещё растут из жопы руки
И гонят кровь горячие сердца,
А если нет – продолжат дело внуки,
Да и они, боюсь, не до конца.
* * *
Всё слышнее шаги командора,
Скоро, скоро, совсем уже скоро
Войск подземных великий и страшный главком
Настежь дверь распахнет твою мощным пинком
Со словами: «Привет, я вернулся опять».
Ну и как тут не дать ему пять?
* * *
Перепляс забубённый стаканов,
Дым столбом, сквернословие, гам…
Гулливер из страны великанов
Возвратился к родным берегам.
Надоело скитальцу в масштабе
Измеряться один к десяти,
Он в портовом надеется пабе
По плечу себе бабу найти
И подругу себе выбирает,
Устремляя глаза к потолку.
Дамы думают – нос задирает,
Многих, типа, видал на веку.
Ах, напрасно вы дуетесь, дамы,
Не держите на странника зла –
Это просто привычка с годами
В подсознанье его заползла.
Ведь всего и нужны лишь ему-то,
Чтобы счастья почувствовать вкус,
Пять простых человеческих футов,
Да и фунтов – четыреста плюс.
* * *
Все мы когда-то, ясен пень,
Раскидистого дуба дав,
Уйдём в невидимую тень
Под сенью тех ещё дубрав,
Но напоследок, таки да,
Дадим прощального дрозда,
Пускай не певчего, ну что ж,
Сгодится и обычный тож.
* * *
Весна, весна, восторг и чудо,
Опять вступила ты в права,
И значит, снова жив я буду,
Причём не просто, а едва,
Ведь каждый жить на свете хочет,
Согласно замыслу Творца,
Хоть ноздри кой-кому щекочет
Полынный запах пиздеца.
* * *
С рождения духом неистов,
Как всякий нормальный еврей,
Всегда презирал конформистов,
Всегда уважал бунтарей.
Внемлите же голосу мэтра,
Покуда он вовсе не стих:
Блаженны, кто ссыт против ветра,
И Царство небесное – их.