О стихах Лены Берсон. Заметки
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 61, 2019
Со стихами Лены Берсон[1] связан первый и пока единственный в моей жизни случай, когда у меня возникло и не отпускало желание написать незнакомому и даже в другой стране живущему автору прочитанной в журнале подборки. Просто так написать – мол, услышала, и несказанно рада и благодарна, и буду ждать новых стихов. И ведь действительно жду.
Эта разговорная интонация, столь отчётливо не московская и не петербургская, но кто же её разберёт, какая именно, поскольку очень своя, про моё детство и про мою улицу, про людей, которые только что были незнакомыми, но сразу становятся родными, правда ведь, жили вон в том подъезде на первом этаже, или нет, на втором, мы к ним ещё бегали звонить, когда своего телефона не было, и хозяин всегда ходил в майке, даже зимой, а когда выносил мусор, прямо на эту майку накидывал тяжелое пальто с меховым воротником, впрочем, вытертым настолько, что уже не разобрать, чей был мех. И сотни таких мелочей поднимаются откуда-то из глубин памяти и кружатся, как мошкара под вечерним фонарём, и поди отмахнись – всё равно ничего не получится.
Как ни крути, а жизнь возвращается к детству, под вязаный шарф, а может быть, ещё раньше, туда, где меня ещё нет в проекте, тебя – в помине.
Казалось бы, просто слова, ни тебе возвышенности, ни надрыва, ни стёба, и только иногда очень больно, до того она хрупкая – эта жизнь, которой так много в стихах Лены. Я прячу то, что слишком берегу – нет, не прячет, но и не выставляет напоказ, разве что мелькнёт самый краешек, но как увидишь – так уже не забудешь. (Помните у Пушкина? «Лишь узенькую пятку я заметил» – и не только Дон-Жуану, но и читателю оказывается достаточно для того, чтобы вообразить себе целый жизненный сценарий, разворачивающийся из этой малозначительной, казалось бы, детали подобно листу папоротника.) То через отзвук, то через привкус (страшная всё-таки сила – вкусы и запахи, вроде и не вспоминаешь десятилетиями, но достаточно назвать – и вот тебя уже выбрасывает на тридцать, а то и на сорок лет назад, к этим качелям на морозе, и дальше как хочешь, так и справляйся), но чаще – через голоса.
У Лены бывает так, что всё стихотворение – это буквально несколько реплик персонажа, про которого читатель и знать ничего не знает, но вот уже в двух-трех строках видна вся история жизни, как правило, не слишком счастливой, ну да, не так чтоб очень, прости, чего там, как говорит сам автор. Иногда это отдельные яркие картинки (то есть не яркие, конечно, а чёрно-белые, чуть передержанные в проявителе, с ломкими уголками), а иногда – целый сюжет. Бывает, что у героев есть имена, и чувствуется, как важно автору назвать каждое (невольно вспоминаешь Ромена Гари с его знаменитым обещанием рассказать всем и каждому: «В Вильно, на улице Большая Погулянка, в доме шестнадцать, жил некий господин Пекельный»[2]), но для читателя эта череда имён – почти как клипсы, колечки, мережки, брошки, своего рода ткань повседневности, и очень быстро понимаешь, что это память автора говорит множеством голосов, что каждый такой Валера, или дядя Роберт, или бабушка Берта – ещё одна партия в этом оркестре памяти, звучание которого с каждым новым стихотворением становится всё полифоничнее, но ничуть не теряет слаженности. Да и вообще длится, пока звучат стихи, а поэтому нельзя переставать говорить, пока не названы все «признаки жизни», как сказал в одном удивительном стихотворении Сергей Гандлевский, пока каждому герою и каждой вещи, личной, иногда даже интимной – перстеньку ли, синим чашкам, пиджаку в полоску – не дали право голоса. Личность любого из нас складывается из череды то долгих, то кратких знакомств, встреч, столкновений с другими людьми, и до чего же бережно Лене удаётся их всех показать, иногда крупным планом, а иногда промельком или даже почти за кадром.
Я боюсь, хотя нельзя бояться,
Что со мной уйдут из тьмы во тьму
Наши невзрослеющие тени.
Наши тайны. Наши имена.
Нет, можно не бояться, этот переход – из тьмы во тьму – теперь уже явлен свету, но автору наверняка и самому неизвестно, сколько ещё имён и вещиц в этом многоголосии и когда они решат открыться читателю.
[1] «ИЖ» № 53 (2016) magazines.russ.ru/ier/2016/53/zhizn-i-drugie-navyki.html; № 55 (2017) magazines.russ.ru/ier/2017/55/kogda-ya-snova-otmechu-pervye-dvadcat-shest.html; № 59 (2018) magazines.russ.ru/ier/2018/59/zhivite-yuzhno.html
[2] Об этом – целый роман Ф.-А. Дезерабля, недавно опубликованный на русском языке в блестящем переводе Натальи Мавлевич.