Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 57, 2017
1
Пылью огня, движеньем и светом бессветного моря,
Тёмной землёй и дождями высокой
гранитной стихии
Я погружаюсь в пространство без речи,
без взгляда,
Без ветра и выдоха, вдоха прошлого не
под ногами,
Ныряю за словом, как в круге прозрачном,
беззвучно.
Водоросли шар обтекают, неслышные красно-зелёные
тени,
По поверхности сферы движение чувств
В пульсации синей воды и слов. До них
Там, в воде, за дождём, за протянутым
взглядом не
Дотянуться ладонью, они обтекают, и
чувства полны,
А паденья пустотны, как разделить,
разделиться, не
Разделяясь, в сомненье ли, в памяти ли
не о любви.
Я набираю смс по телефону,
Я получаю смс по телефону.
Речь ли это, как выговорить слово?
Да, сидим в кафе, дерево стола
Отражает свет, биение никого,
Ты отодвигаешь чашку, белеет.
Это ли слова? Это ли не слова?
Передать на ладони, но что?
В горсти. Чувство водорослей?
Чувство в пульсации невидимо.
Очень много людей, не людей.
Входят, выходят, случайные,
временем сотканы,
Гарью земли, пустоты полнозвучьем,
угаром иллюзий
Любишь ли ты за рубцом одинокого моря, сгоревшей
Волны. В горсти бежать. В суете.
Пробиться за.
К дыханью.
2
Грохот тяжёлой бури и бьющийся в стёкла ливень,
Там, за водой у тёмной дороги уже не
найти просвета,
Там, где края земли не забыты, но и
туманная ночь
Не скрыта, где
виден дальний огонь костров, но там же
Невидимы звёзды. Что скрывает ночь? Что
не скрывает?
Что спрятал ты в ней? Вернись за неспрятанным;
я, ты…
Шелест капель по поверхности кожи звука,
напряжена
Тетива времени; время беззвучно, и нет
движенья.
Тонкий огонь души укрыт в коконе
времени, неощутим
Временами, но и звенит, и ликует,
болезненно бьётся.
Как сохранить его? Тропинка, ведущая
внутрь тела огня,
Наполнена ветром, туманом, удаляется,
находит; ведущая
По ту сторону себя, за дождь, в густоту,
в туман заречья,
Приводит в кокон смысла, открытый чужому
слову, полному,
Пустому, случайному,
открыта жалости. Здесь на берегах
Шелест дождя, за холодом невстречи, этот тонкий огонь
Хранить.
3
Ты касаешься губами своих волос,
приближая их
Ладонью к лицу. Зачем? Скрыта ли в
локонах память?
Я смотрю на тебя. Я не смотрю на тебя.
Скрыта ли?
Что есть – есть темнота прошлого? Ответь
мне. Где
Прошлое сходится, ещё не забыто? Мы
сидим, мы
Смотрим, почему же ничего не чувствуем?
Или нет?
Или просто притворившись, поверив в
притворство?
А может, мы не чувствовали и раньше?
Тогда, давно.
Это ли новый мир, где нет прошлого? Где
прошлого
Уже не бывает. Но где же спрятано то бывшее, которое
Не исчезает? Звуки земли, воды, тебя
говорящей, не
Открывая губ. Где она, та земля за
морем, которой
Не было? Глаза, обращённые внутрь, тело,
обращённое
Вовне. Кожа встретится, но не души.
Волны руки.
Где же тот город, где ничто не исчезает,
где всё – всегда,
Не страшно ли в нём жить, где полон
каждый поцелуй?
Вот – два города, наполненные светом,
стоят лицом,
В вечности стоят, стоят в небывшем, в самообмане.
Но в душе они стоят вместе, смотрясь
друг в друга,
Перекликаясь. Бывшее и небывшее не
значат. В истине.
4
Шум изобилен, лабилен, избыточнен, ярок,
Слышен повсюду. Как многословно и много
Людей, велико расстоянье, всем не
хватает
Вниманья, как если бы впрок можно было
Его накопить. Голосистых собрать
красоваться
Перед собою, перед другими, посмотри ж
На меня, не могу без тебя, это я,
сократи же
Со мною, прекрати без меня, это я,
отвори,
Раз-два-три, отвори. Но холоден расчёт,
А буквы на ветру дрожат от пыли счёта,
Как много слов, и все они кричат, вот я,
я
Здесь, взгляните на меня; а ветер
раздувает
Вдоль пространства времени, и нету больше
Слов, но стало много букв, и каждая
кричит:
Взгляните, я картинка, я фонарь, я к вам
Стучусь, но плохо слышу, так что и
совсем
Вас не услышу, лучше вы меня погладьте,
Приласкайте, с лампочкой в руке хочу
Вам посветить, зачем шумят они, ведь
Это я, а пудра воздуха темна и
изобильна.
5
Серый дым над домами становится чёрным,
Воздух окрашен запахом гари и пыли,
ураганно,
В ветре вспыхивают хлопья красного
света.
Мы смотрим из окон, а сирена воет: «Здание
Очистить». Горит ли наш город кровью
огня?
Или это только вспыхнули кусты по краям
долин –
И погаснут. Как там наш дом? Стоит ли
он?
«Бегом к машинам», – кричит одна. «Они
все
Скажут! Молчите. Здесь телевизор!» – сопит
другой.
«Интернет, интернет! Только в нём правда, только
В нём». «Надо держаться вдвоём, так не
страшно
вдвоём». «Лифты опасны. Пожара нет, а
если будет?»
Где были долины – чёрная гарь земли, но зелёное
Вырастет. Где были дома – иногда чёрный
пепел
Вещей, но сгоревших нет. Город стоял,
будет стоять.
С камерами любопытные тянутся к огоньку.
«Я видел, как они горели», – сыто
говорят одни;
«Лови поджигателей, врагов, диверсантов!»
–
Кричат другие. Ты помнишь, как мы
прорывались
С тобой сквозь горящий город? Как вокруг
Кричали, дрожали натянутой тетивой? Но
город стоит,
И стоят дома. В мире красное
поднимается чёрным,
Из-под ног времени заревом картинок
уходит мир.
Останется ли только пепел? Или всё ещё
будет? А дом?
Будет ли для нас ещё место в доме?
6
Как чёрная вода струится в темноте
К кармельским
берегам, песку и диким чайкам,
Как встретивший их глаз в отличье чёрного
От чёрного
находит различенье, движенье,
Пониманье и свой образ в зеркале морской
Невидимой волны. Так, с усилием
всматриваясь
В узкий круг знакомого существования,
тесноту
Привычки, привычность развлечений,
черноту
Бывшего, туман небывшего, неустойчивые
Блики прошлого, будущего, небудущего.
Память всполохами. В неустойчивости. Где
же
Я? Я на ладони. Огненным мечом ангела
Не найти дом. Но и найти. Это ли рана в
сердце?
Так ли над крышами пролетают табуны
коней?
На запад движутся небесные стада с
горячим
Топотом, седой и верной рысью; на берегу
весны
Прекрасен ледоход, холодный ветер и
двусмыслен,
И нестрог. А города души восходят тесным
миртом.
7
Мир, где зима не восходит светом,
Где вокруг другое,
и там не узнать дороги,
Где линии на ладони уже не ведут, где
Не спросить: подскажите, пожалуйста,
Как мне пройти?
Где зима полна водой,
Водой и туманом.
Там проживаем новое без загадки,
Там проживаем страсти без чувства,
Там мир прозрачен и непонятен.
Здесь. Под ногами. За шторкой век.
Но здесь слово стиха и должно пройти
Другими путями. Иначе уйдёт, иначе
В пустоте пройдёт оно, жизни новой
Привычной пульсации
не коснувшись.
Волей расширить пространство речи
К морю, в мёрзлые горы, но важнее
Здесь, к манекенам, с ладони жизни
Слизнуть без вилки. Пить. Буквы.
Ручьём давняя легкость звучит,
Облегчая сердце; но бутафорские тоги
Патрициев надо сбросить в хлам.
К корню себя устремится речь, с нами
Пребывая, кто мы суть здесь, где мы
Там; расширяясь, ломаясь, прорастая,
Дорога, ведущая к корню слова, в пустом
Времени всё же ведет к нам. Таков выбор:
Речь разорванная, расстилающаяся,
Или молчание, уже по ту строну нас.
Хайфа, 2016