Перевел с идиша Велвл Чернин
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 53, 2016
Перевод Велвл Чернин
ЛЕГЕНДА НАШИХ ДНЕЙ
…Море у берегов Яффы ещё вчера ночью словно кипело. Можно было
подумать: море хочет затопить страну и руины. Но когда взошла утренняя звезда,
море вернулось в свои берега. Ангелы больше не возносили песнь. Среди руин
завыли первые шакалы. И в полном радости пространстве на самых высоких башнях
закачались самые тяжёлые колокола:
– Глин-глон… глин-глон…
Последняя колесница, тяжело гружённая лулавами и саронскими розами и
укрытая пурпурным балдахином, вернулась из Иерусалима. Гордое тело запряжённого
в неё пленного иудея упало под колёса, и незаметно для всех в шуме сумеречных
напевов родился Мессия.
Мессия, душа Избавления, скитался из страны в страну, шёл от поколения к
поколению и превратился в человека. Но народ считал своего Мессию ложным.
Каждый узнавал в нём только человека: сына человеческого. А что же такое
Мессия? Кем ему быть?
А молитва – это молитва… Народ продолжал, не осознавая этого
ясно, молить о приходе Мессии: пусть он придёт, пусть он придёт… И настоящая
тоска затерялась в бездне молитвы. Молитва высосала костный мозг и кровь.
Остались мёртвые буквы на пергаменте и холодные слова на устах мертвецов.
И были там и тут немногие знавшие, что Мессия – это лишь судьба
народа, и они молчали, нося тайну в кровоточащем сердце и скрипя зубами
где-нибудь в уголку. Но гораздо больше было тех, кто говорил: Мессия – это
тот чудесный печальный образ, который сидит укутанный и скованный цепями у
ворот Рима. Тысячи рассветов и закатов разгораются и отгорают, а его раны все
кровоточат, мы питаемся этой кровью и ею живём среди народов. А тот, кто
уединяется, удаляется от людей и суеты среди бела дня, слышит голос, возносящийся
к небу:
– Когда придёт время Избавления?
А позади, в затхлых закутках стоит согбенный народ и просит:
– Пошли нам Мессию, Бог!
А он, Мессия, гневно мечется в цепях у ворот Рима. Немногие избранные
слышат их звон.
…Тысячи рассветов, тысячи закатов… Бог-судья заставил содрогаться
основы мира и уронил большую слезу в собрание вод. Вскипели все моря.
И Он сказал так:
– Грешны мои творения. Поэтому очищу их в моей собственной крови…
И так стало.
И Бог-судья снова стал Богом милосердия. Мир перевёл дыхание. А Бог
поблагодарил своего Мессию и сказал так:
– Я очистил души всех народов, но твой народ оказался единственным
потерявшимся в молитвах и в слепой вере. Твои собственные собратья не разорвали
твоих цепей, поэтому я посылаю других, чтобы освободить тебя.
И так стало:
Море у берегов Яффы разбушевалось и вознесло свой напев в пенящихся
столпах к нему. Светлая, как во сне, и прекрасная, как сон, лежит страна
былого. Ангелы разбрызгивают золото над руинами. Древний Ливан будит свои
кедры:
– Разве вы не слышите, что идёт Мессия?
Гора перекликается с горою:
– На наших склонах мы слышим шаги Мессии.
Тучные маслины говорят сами себе:
– Мы снова будем отдавать по капле масло в золотые кувшинчики…
Но когда солнце садится на западе и святой багрянец тлеет в глубинах
Кинерета – смолкает всё. На вершину Горы наблюдателей поднимается в свете
заката высокая мужская фигура, лицо её обращено к Западу, руки раскинуты на юг
и на север:
– Где тот живой народ, который просил об Избавлении?!
И голос теряется в глубокой голубизне ночи. Голос Мессии, не
встретившего народ. Шакалы воют в руинах. Некто, вроде Святой, да будет он
благословен, воркует, как голубь в облаках. Немногие избранные слышат это
воркование и заламывают руки:
– Горе! Горе!
В ДОЛИНЕ ПЛАЧА
Все светильники гаснут. И в душе наступают глубочайшие сумерки.
Настоящего нет. Даль перед глазами – это лишь фильм, и я вижу изображения
и снова изображения – позади спин, далеко-далеко лежит страна грёз. Мимо
текут тёмные воды Вавилона. Плакучие ивы на берегах стоят, согнувшись, по
колено в воде. Безутешно звучат рассыпанные по листве печальные птицы, а на
ветвях висят древние арфы: но пальцы искусаны, и струны перебирает лишь ветер,
а когда звучат жалобные песни ветра, склоняются головы уведённых в Изгнание –
из глаз их катятся слёзы.
Картины исчезают. Я поднимаю голову из глубочайшего забытья и пою самому
себе эти жалобные песни, которые услышал, вообразив их, и при этом смеюсь
громко и светло.
Тогда я слышу вдруг гром гласа небесного:
– Ты смеёшься? Сын человеческий!
– Да! – отвечаю я. – Смеюсь! Вавилонское Изгнание
принесло Избавление, арфы снова развешаны на лозах сладчайших виноградников
Эйн-Геди.
Глас небесный замолкает.
Я снова склоняю голову. Фильм продолжается. Изображение дрожит. Когда я
поднимаю взгляд, чтобы смотреть, глаза слезятся. Глас небесный рычит:
– Что ты видишь? Человек!
Я вижу город, гибнущий в пламени. Сияет утренняя звезда, и падает роса,
как прежде. Я вижу людей, сражающихся подобно львам. Я слышу их крики и звон их
мечей. Сожжённые пожаром здания осыпаются и рушатся, и я вижу отряд уцелевших
героев, окружённый множеством врагов. И когда враг поднимает свое знамя над
уцелевшими строениями крепости, я вижу этот маленький отряд героев, бросающихся
на собственные мечи или пропарывающих себе грудь копьями, и я узнаю красную
кровь моих братьев и упавший расколотый щит Давида.
Я плачу, а глас небесный рычит:
– Ты плачешь, сын человеческий?
– Плачу, – отвечаю я, – потому что народ, пришедший после
них, забыл их гордость. Он сам ковал звенья своих цепей. Не напрасно ли
пролилась кровь героев?
И тогда глас небесный прорычал:
– Встань и иди!
И я встал и спросил:
– Куда?
– На все четыре стороны, – ответил глас небесный, –
везде, куда я забросил изгнанников, они построили дома, в которых возносят ко
мне мольбы. Иди и говори: «Так сказал Господь Бог, я сыт вашей молитвой, а ваши
слёзы переполнили Океан, теперь же время подняться! Видите солнце с Востока?
Оно целует руины той страны. Каждое утро роса орошает степи. Скалы скрывают в
себе мёд. Поднимайтесь туда!!! Так сказал Бог».
Но если они оттолкнут тебя и не поверят голосу твоему, тогда отвернись
от них, но не кляни их! Они невиновны. Это их отцы, деды и прадеды согрешили.
Из поколения в поколение передавали только молитвы и склоняли шею под ярмо. Последняя
искра отгорела.
И я упал на колени и расплакался. Глас небесный прорычал:
– Встань и иди!
И я встал и сказал с дрожью в голосе:
– И происхожу из народа… Я знаю… народ отвергнет меня!!
И глас небесный сказал так:
– На все четыре стороны иди. Повсюду, где я рассеял изгнанников,
есть их кладбища. Встань и разрушь их надгробия, на которых их родословная
вырублена серыми каменными буквами. Оскверни могилы и вытащи кости мертвецов на
солнце и возвысь свой голос с хулением: «Так сказал Господь Бог».
– А я, – так говорит Бог, – скрою солнце в облаках. В
половину неба появится моя радуга. А сам я упаду лицом в море. Море
разбушуется. А мой голос, подобно львиному рыку, пронзит мир.
И я припал к земле и заломил руки:
– Боже!! Неужели я должен осквернять могилы? Что же ещё, кроме них,
осталось моему народу?? Боже!!
И я заплакал. Вокруг меня воцарилась святая тишина. Сквозь слёзы мне
привиделось открытое лицо Бога. Лицо было укутано голубым туманом, и мягкий
голос говорил мне:
– Я буду ждать ещё две тысячи лет.