Миниатюры
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 52, 2015
МИШКА, ТЫ НЕ БОЙСЯ…
Мишка, не
бойся! Я скоро вернусь. Я положил тебе под одеяло конфету на палочке. Мама не
очень разрешает мне есть конфеты на палочке. Говорит, будут болеть зубы. Но
вчера мы купили этого большого петушка. Я тебе тоже дам его полизать, когда вернусь.
А ты лежи
и жди. И ничего не бойся. Я тоже не боюсь. Только немножко. Потому что страшно
одному идти, а мама пойдет со мной только до большой комнаты. А там будут опять
лечить мою коленку.
И не прыгай с кровати. А то
допрыгаешься, и тебя надо будет лечить. А мой новый докторский набор остался
дома.
Не прыгай, лежи тихо и думай,
куда мы с тобой в следующий раз поедем. Может, не в больницу… Мне здесь не
нравится. Хочу домой. Или на каток, куда меня повезли папа со своей Леной. А
теперь они не повезут, не могу ходить быстро. Я после операции.
Доктора все
время фотографируют коленку и что-то объясняют маме. А я, честно, ниоткуда не
прыгал. И коленку не ударял. Мама сказала, что там была маленькая гулька,
совсем лишняя. И ее оттуда вынули. Доктора. И все теперь будет хорошо. Но
коленка болит, и я не могу ходить, только ездить на стуле. Туда-сюда. И папа
пришел к нам домой и отнес меня в машину, потом из машины.
Папа специально оставил свою
Лену и приехал к нам, потому что мама сама не может меня тащить по лестницам.
Получается, повезло. А то я вижу папу только по Большим субботам. В маленькие
субботы мы с мамой идем на море. Туда можно идти пешком. И строить новый город.
Только я его никогда не успеваю достроить. То волны смывают, то мама домой
торопится. А в Большую субботу меня берет папа, и мы едем в интересные места –
и на лодке кататься, и даже на яхте, под парусами. Папа, правда, и туда брал
свою Лену, и они все время обнимались. Но мне не жалко, пусть обнимаются.
Только пусть берут меня с собой.
Я, когда
вырасту, капитаном стану. Буду водить большие корабли. Я их вижу с берега,
когда гуляю с мамой. Они вообще кажутся игрушечными. Но мама говорит, что это
потому, что они у самого горизонта. Там, где солнышко вечером спать ложится. Я
тоже туда поплыву, если стану капитаном. Хочу видеть, где оно спит.
А может, я буду доктором. И
буду сам лечить своих деток. И они ничего не будут бояться. Потому что смогу с
ними быть в любой комнате в больнице. А маму в любую не пускают. И буду лечить
других деток. Чтобы они тоже не плакали. Здесь во всех комнатах плачут дети. Им
тоже, наверное, хочется на каток.
А вчера я проснулся и увидел,
что мама плачет. Мама – уже не дети, чего ей плакать. Взрослые иногда
думают, что они тоже маленькие. Но потом она посмотрела на меня и быстро
вытерла слезы. И сказала, что все будет хорошо!
Мама
плакала, потому что ей попало что-то в глаз. А все будет
хорошо… Она сильно плакала, когда меня один мальчик обозвал лысым. Ну и
что, а я ему ответил, что он очкарик. Так Даниэля в школе обзывают. Плохо, что
я столько времени в больнице, а не в своем первом классе. Но я уже умею читать
буквы с точечками, и получаются слова. И теперь я читаю все вывески. Вот написано
«Операционная». Здесь мне нужно тебя оставить. И пойти самому туда. Как большому.
Я и есть большой. Меня туда повезут на другой кровати. И мама сказала, что
будет ждать с подарком около двери. Я, вообще, хочу новый конструктор, чтобы
собрать большую лодку с парусом. Но его обещал купить папа. А мама сказала, что
купит сюрприз. Может, это будет маленький компьютер, чтобы брать с собой в
больницу. И мне будет здесь не так скучно.
А вчера ко мне приходила такая
смешная девочка. Одетая, будто клоун в цирке. Мама
сказала, что она и есть клоун. Только не в цирке, а в больнице. И мы с ней
играли, она классные загадки знает. Я многие загадки разгадал и тоже получил
сюрприз – большую книгу про пиратов с картинками.
Я сам смогу ее читать.
Да, я и писать уже умею! Мама
принесла мне тетрадку. А сегодня утром я написал ей там целое предложение. Сам.
Большими буквами. «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».
А ты, Мишка, лежи тихо. Я
приду обратно из этой комнаты, и мы сыграем в пиратов.
И не бойся ничего. Я вернусь и
буду с тобой!
ДОЧКИ-МАТЕРИ
Дочка
плакала, мама ее утешала. Гладила мягкие струи волос, обнимала узенькие плечи.
Дочка плакала о первой любви, след которой заблудился между стволами пальм на
ближних улицах.
– Не
плачь, доченька, не плачь, хорошая. Маленькая моя, взрослая девочка. Выкинь эту
пачку сигарет из сумки. Он не стоит того, чтобы ты начала курить, глупенькая
моя. Он совсем не такой, как ты думала? И хорошо, что ты узнала об этом сейчас.
Знаешь что… ты плачь, а потом умойся, и все пройдет.
Нет, конечно, не сразу пройдет. Еще будет болеть… И
непонятно ведь, что болит! Ну да, конечно, нет такого органа – душа… Что же болит? Вот этот отсутствующий орган… А ты все же успокойся и подумай, как хорошо будет потом,
когда ты встретишь того, кого полюбишь по-настоящему! Уже никогда не будет
хорошо? Какая же ты еще глупенькая девочка…
Мама
плакала, дочка ее утешала. Хотя и не понимала, отчего мама, такая взрослая и
рассудительная, плачет. Гладила ее непослушные завитки волос, озябшие руки с
прозрачно-голубыми ручейками вен. А плакала мама о любви последней, тонким
вьюнком ускользающей от нее в тумане уходящих дней.
– Мам,
ты не плачь. Ну хочешь, возьми мою сигарету… Не
будешь курить? Ну и не надо. А я завтра уберу квартиру, только ты не плачь. И
все будет хорошо, вот увидишь. Откуда я знаю? Да не знаю я. Хочу, чтобы так
было… Я вообще не понимаю, с какой стати ты плачешь. Ведь все у тебя в порядке…
Они
плакали, обнявшись, – о том, что у дочки еще будет, и о том, что у мамы
уже было и вряд ли вернется.