Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 48, 2014
* * *
…И пролился дождик редкий,
Как предсказано – местами,
И украсилась сурепка
Желтоватыми цветами.
И, как в Песах богомолки –
За вином и за мацою,
К ней пожаловали пчёлки
За нектаром и пыльцою.
И края с такой же травкой
Сотворились из тумана,
Сопряжённые с затравкой
Среднешкольного романа,
Что к сюжету привязало
Иудейскую пустыню,
Да ещё и обязало
Молодую героиню
Появляться временами
За взаимностью в погоне
Меж библейскими холмами
На янтарном этом фоне.
* * *
В больничном коридоре
Оркестрик «Автотранса»
Врачует наши хвори
Посредством танцев Брамса,
А тем, кто тихо стонет
Иль бредит, умирая,
Внушает мысль о том, что
Они в преддверьи рая.
И веет страстью прыткой
И молодостью дерзкой
От музыки австрийской
И удали венгерской.
И можно в чистом поле
Скакать, подняв забрало,
Когда б душа от боли,
Как мышь, не замирала.
* * *
Не впечатлил. Не показался.
Не убедил. Не победил.
Остервенился. Нализался.
В водоотстойник угодил.
В реанимацию. В палату.
В больничный морг и на погост.
Зажилил долг. Не внёс квартплату.
Подвёл невесту. Вот прохвост!
* * *
Ни ветерка, лишь нервно вздрагивает
И мелко зыблется овёс
Там, где змея мышонка втягивает
В себя, как мощный пылесос.
Теперь ни солнышка сияние,
Ни трав упругость под пятой
Нас убедить не в состоянии,
Что мир спасётся красотой.
НАПУТСТВИЕ
Не вздыхай напрасно
И не суетись:
Без тебя прекрасно
Смогут обойтись,
Вытерпеть невзгоды,
Выиграть бои
Без твоей заботы,
Без твоей любви.
Ну а в кущах райских,
Вне сердечных смут,
И без аусвайса,
Кто ты есть, поймут.
Подпоёшь негромко
Ангельской трубе –
И твои потомки
Вспомнят о тебе.
ИЗ ДЕТСТВА
Я не видел, как площадь мостят,
И каток не пошёл заливать:
Тётя Настя топила котят,
Потому что – куда их девать?
Под стихи про героев труда
И призывы кастрюли лудить
Отправлялись они в никуда,
Тёте Насте дабы угодить.
Лишь один до того свою прыть
Не умел ни умерить, ни скрыть,
Что потом только с третьей попытки
Тётя Настя смогла закурить…
РЫНОК
Вплывает звон кимвала
В круженье карнавала,
В статичность вернисажа.
Хлопочет зазывала,
Лопочет надувала,
Клокочет распродажа.
Водянка у Максуда,
У Хаима простуда,
У Цили катаракта.
В кофейне Розенпуда
Вибрирует посуда
В предчувствии теракта.
А ты, стишков кропатель,
Неважный покупатель
Не потому, что злобен, –
На лбу твоём открытом
Написано петитом:
Неплатежеспособен.
Тебе не по карману
Приобрести дурману,
Напиться, уколоться.
А то, что вправду может
Помочь и обнадёжить,
Увы, не продаётся.
* * *
Когда я, самый молодой,
За газированной водой
Гонял для старших и за пивом,
То и не думал, что потом
Бумажным сделаюсь кротом,
Подслеповатым и ленивым.
Но, знаясь много лет с людьми,
Смекнул однажды, что они –
Почти что все – меня моложе,
И потому-то им не влом
Порой смотаться за бухлом.
Всё повторяется, похоже.
Из мглы, податливой, как воск,
На свет является киоск,
Подпёртый списанным поддоном,
И время тает, как свеча,
И жизнь проносится, бренча
Эмалированным бидоном.
* * *
Бессребреник бледнолицый,
Романтик длинноволосый.
Стишата кропал. Девицы
Слетались к нему, как осы.
Блистательно начинал он,
А кончил весьма печально.
О смерти его узнал я
Лет двадцать спустя, случайно –
Из фразы весьма нейтральной
Одной из его поклонниц,
У коей на кофте сальной
Петровский сверкал червонец.
«Зачем?» – я спросил.
Размыслив,
Сказала: «Такая мода…»
За партой одною мы с ним
Сидели четыре года
И вместе на Днепр ходили,
И в баню, и в цирк. И вчуже
Училку когда любили,
То вечно одну и ту же…
* * *
В баре два дедка спорили, курили,
Банки две пока не уговорили.
Мир сверкал, как страз, и звенел
трамваем,
Но на этот раз был неузнаваем.
Множились огни, предвещая площадь,
Но не к ней они двигались наощупь –
Шли на робкий свет с тайной подоплёкой
Знаков и примет юности далёкой.
Чёрная волна двигалась натужно.
Точка. Ни хрена более не нужно.
Только бы ничья не настигла жалость.
Да ещё ладья малость задержалась…
* * *
Был смешливым – стал слезливым,
Перебрался на кровать,
Левантийскую оливу
Стал берёзой называть.
Неопасный шизофреник,
Автор формулы простой:
Коль связать не в силах веник,
Пробавляйся красотой.
Светит солнце, блеют козы,
А в тени от парника
То ль оливы, то ль берёзы –
Не видать издалека.
* * *
Спасибо, Ли Бо,
Что прочим слабо
С тобою тягаться,
За прелесть того,
Что из ничего
Умеет слагаться.
Из блеска луны,
И стона струны,
И лепета страсти.
Из веры в строку,
И мне, дураку,
Понятной отчасти…
* * *
Ненароком написалось:
«Были в юности дружны,
Но с годами оказалось,
Что друг другу не нужны».
Написалось ненароком
И отнюдь не в чью-то честь.
Пошутил, а вышло боком:
Хошь не хошь, а так и есть.
* * *
По свидетельству учёных,
Обмишурился Кручёных
Со своими «дыр бул щыл»,
Этот спился, тот заврался,
Велимир перестарался,
Казимир переборщил.
И как следствие – расплата,
За утратою утрата,
Бездна чёрного квадрата,
Мир, разъятый на куски,
Брат войной идёт на брата…
Доигрались, мудаки?!
* * *
С разной степенью бестактности
Завершаются метания
То на станции Астапово,
То у города Нетания.
И досадуем, старея, мы
В Тель-Авиве или Пущино,
Что пространства нам и времени
Недостаточно отпущено.
Впрочем – может, и намеренно,
Чтоб растратить не успели мы
То, что было нам доверено
С неопознанными целями,
И, на сладенькое падкие,
Погрязая в изобилии,
За корректности нехваткою
Ничего не разлюбили мы.