Послесловие переводчика
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 48, 2014
Ури Цви Гринберг, правнук известного рабби Ури из Стрылиська, носившего прозвище а-сараф –
«огенный ангел», прошёл через модные
увлечения начала XX века: социализм, анархизм, нигилизм. В литературе примкнул к экспрессионистам,
в 1922 году основал литературный журнал на идише, которому дал имя «Альбатрос» –
так же назвал свое знаменитое программное стихотворение Бодлер.
Потому что тоже видел в поэте «царя высоты голубой», которому мешают ходить по
земле исполинские крылья.
Присущий великому
поэту дар пророчества помог Ури Цви Гринбергу увидеть то, чего не видело
большинство его современников: грядущую Катастрофу. Он точно знал: в
Европе евреев ожидает резня. Но когда Гринберг издал
поэму «Ин Малхус фун Цейлэм» – «В Царстве
Креста», где описал свои видения, своё чёрное пророчество, – даже великий
Бялик назвал этот текст безумием.
Того же мнения
придерживалась и большая часть евреев Польши, к которым обращался Гринберг, в
30-е годы вернувшийся на время из Эрец-Исраэль в Варшаву, чтобы выпускать там
вместе с Жаботинским еженедельник на идише. Поэт старался открыть евреям глаза,
а его называли истериком, паникёром. Но прошли считанные годы, и ворота ада
распахнулись так, как даже самое чёрное пророчество не могло предвидеть.
Поэму «В Царстве Креста» Ури Цви Гринберг опубликовал в 1923 году в Берлине
– в Польше после выхода двух первых номеров «Альбатроса» это издание было
запрещено, а власти выдали ордер на арест поэта, по обвинению в «оскорблении
христианской религии». Погромная атмосфера, царившая в только что отвоевавшей
свою независимость Польше, разнузданный антисемитизм пришедших к власти польских
националистов, лицемерие католической церкви – всё это производит на
молодого Гринберга самое тягостное впечатление, и он понимает: евреям нет места
в Польше, нет места в Европе вообще.
В ноябре 1918 года он
сам пережил устроенный польскими легионерами погром во Львове, сам стоял вместе
с родителями у стенки под дулами польских винтовок. Город страха, который он не
раз упоминает в поэме, – это город его детства, Львов. И он чувствует, что
ужасы, которые евреи пережили во время гибели Российской империи и распада Австро-Венгрии, –
только прелюдия Холокоста.
И тысячи тысяч в лесной полумрак убегают, / туда,
где во взгляде овечьем ноябрь отражается блеском / ножа для закланья…
Одно из центральных
мест в поэме – образы мёртвых родителей. Несмотря на то, что Гринберг писал
«В Царстве Креста» за двадцать лет до Катастрофы европейского еврейства, он уже
тогда ощущал смерть своих близких. В 1939 году Гринбергу удастся в последний
момент бежать из Польши, добраться до Страны Израиля, но все его родственники
погибнут. И хотя поэт предвидел их гибель, он испытал тяжелейший удар, когда
его страшное предвидение сбылось.
Горящие
хлева, овцы мечутся и падают замертво. Мечутся евреи и не знают, где выход, и не видят, что
небо в огне и что бездна под ними. Небо в
огне – это медное небо, которое дважды возникает в поэме. Это сбывшееся библейское
проклятие: «И станет небо твоё, что над головой твоей, медью, а земля, что под
тобой, – железом».[1]
Поэма Гринберга не
случайно называется «В Царстве Креста». Крест для поэта – символ трагедии,
символ двухтысячелетних преследований евреев в Европе. Не
скрывая своей ненависти к христианской церкви, Гринберг, вопреки сложившейся в
еврейском обществе традиции, не скрывает и своей любви к главным персонажам
Евангелий – Иисусу и Марии[2].
Поэт называет их настоящие имена – Йешуа и
Мирьям, напоминая, что они принадлежат еврейскому народу, что Вифлеем – это не что
иное, как библейский Бейт-Лехем, деревня в древней
Иудее. Ему трудно понять, почему те, кто
Бейт-Лехему молятся здесь на коленях и Библию чтут, хотят
истребить народ, давший им веру. Чёрное пророчество поэта – не только о
том, что будет с евреями, но и о том, что будет с Европой. Но то, что вы нам уготовили – с вами
случится. Через два
с небольшим десятилетия после того, как была написана поэма о Львовском погроме,
евреи выпрыгивали из окон горящих домов Варшавского гетто, и у многих поляков
это не вызывало особого сочувствия, а некоторые откровенно радовались. А еще через
год, во время Варшавского восстания, нацистами была зверски разрушена вся польская
столица…
Вы будете сплетни свои громоздить воспалёнными ртами, /
ругаясь: «Евреи, евреи!», / пока не окутает газ ядовитый церковные своды, /
пока не застонут на идише ваши иконы.
И сейчас, почти
столетие спустя после того, как поэма увидела свет, сейчас, когда, не признавая
право иудеев на Иудею, многие европейские политики фактически отказывают
Израилю в легитимации, стихи эти не утратили своей актуальности.
Ури Цви Гринберг
отчётливо ощущал всю зыбкость еврейского существования в Европе. Но в отличие
от многих других знал, что делать. В 1923 году разошлись его пути с товарищами
по литературе – идишскими поэтами: Гринберг
уехал в Эрец-Исраэль. А его ближайший друг, поэт Перец Маркиш, –
в Советский Союз. Свою жизнь он закончил в лубянском
подвале.
А Ури Цви Гринберг
умер на восемьдесят пятом году жизни, в своей квартире в Тель-Авиве, в День независимости
Израиля.
[1] Книга Дварим [Второзаконие], глава Ки-таво 28–23.
[2] В поэме упоминается также Мария Магдалина. Однако, готовя перевод к
публикации, не будучи уверены, что достаточно понимаем контексты литературных и
философских исканий в идишской литературе начала XX века, мы были вынуждены, к сожалению, несколько незначительных
по объему фрагментов опустить. Примечание редактора.