Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 47, 2013
ВСЁ ВОКРУГ ДОХНЕТ
Всё вокруг дохнет – кошки, собаки, воробьи, голуби. Тараканы дохнут! Их не травишь, а они дохнут. Встаёшь утром – а он на кухне кверху ногами валяется, усы откинул.
У нашего знакомого собака сдохла – молодая, всего шесть лет, так они три месяца убивались, потом новую взяли. А у другого знакомого – кошка! Вдруг перестала есть, хозяева пошли к ветеринару, ветеринар только взглянул и сразу говорит:
– Тут явно больной зуб, надо антибиотики давать.
Купили антибиотики, что, думаете, помогло? И главное – никаких видимых повреждений. Но ведь не может она сдохнуть из-за зуба?
Да что там кошка – люди дохнут!
Недавно в газете прочитал про транспортную аварию – погибла семья с шестью детьми, и их портреты в чёрных рамках редакция радостно поместила на первой полосе.
А вчера ехал в автобусе и встретился со старой знакомой, она социальный работник в больнице. Вижу – на ней просто лица нет. И дёрнуло меня спросить:
– Софья, что случилось?
Софья мне и рассказала, что случилось.
Её вызвали к умирающему семнадцатилетнему мальчику. После двух неудачных операций родители привезли его из России. И оказалось – поздно. Когда только мальчик появился в отделении, все вокруг забегали, заулыбались. Как же – юный мальчик, каждому хочется ему что-то тёплое сказать. Но как только поняли, что помочь невозможно, стали относиться к нему лишь как к больному: перевязки, капельницы – и до свидания. Ведь опасно в таких случаях душой привязываться. А мальчик лежит, глаза огромные, шепчет:
– Ну почему? Почему они? Что я им сделал? – потом заплакал навзрыд: – Пусть так, а я всё равно всех люблю!
Бедные родители заказали ему амбуланс желания. Оказывается, есть такая услуга, когда можно выполнить просьбу больного, например, свозить к морю. Мальчик попросил погладить дельфина.
Не погладил. Ему стало совсем плохо, и врачи приказали давать морфий, чтобы спал и не просыпался.
А совсем недавно старый человек умер. Ему было восемьдесят три года. О чём он думал перед смертью? О детях, внуках, жене, о заросшем пруде за их домом, как летом по его водной глади бегут водомерки? Или о молочнице тёте Лене, каждый день добиравшейся из своей деревни до города на кукушке – ходил такой поезд с трубой по узкоколейке – ку-ку, ку-ку… Кукушечка, сколько мне осталось? Ничего не осталось, мой мальчик.
Врачи вводили адреналин, делали искусственное дыхание, старались, как могли. Не спасли. Потом говорят его жене:
– Всё, вам тут делать больше нечего.
– Это вам делать нечего, а я хочу попрощаться, – ответила женщина.
Вот восемьдесят три года – это много или мало? Вчера был, разговаривал, у компьютера оставил очки – они до сих пор лежат, а сегодня его уже нет. Такая долгая и так быстро прошедшая жизнь.
У моей подруги Иры в молодости была большая компания. Жили сорванно – пили, кололись, и все рано умерли, оставив её одну. Как-то мы встретились, и Ира, захлёбываясь от рыданий, начала кричать.
– Сволочи, сволочи! – вырывалось у неё. – Ну почему они умерли! – потрясала маленькими кулачками. – Почему?! Они же столько не увидели! Интернет, компьютеры, телефоны, да мало ли! Зачем было туда так стремиться?
Господа, я много думал и теперь знаю, в чём проблема! Просто в воздухе повысился уровень ядовитых веществ. Он повысился давно, но никто не заметил. Это ведь не глобальное то ли потепление, то ли похолодание, кому это надо?
Теперь, когда я всё понял, осталось найти специалиста, чтобы он проверил, помог, узнал – в чём причина такого повышения?
И что надо сделать, чтобы не повторялись эти глупости со смертями.
Единственное, это должен быть дипломированный специалист. Возможно, даже физик. Да, точно, физик! Или химик? А лучше всего – астроном!
Сегодня шёл по улице и услышал – девочка счастливо говорит:
– Мне папа запретил до завтра смотреть телевизор, а завтра уже сегодня, и будет новая серия.
Я встал на колени и заплакал.
УЛИТКА
Утром выхожу в кухню, а там улитка ползёт. Я её взял, выкинул в мусорное ведро и ушёл на работу.
Вернулся и сел к компьютеру. Встал, пошёл спать. Проснулся. Зашёл в кухню – улитка ползёт. Выкинул её в мусорное ведро и ушёл на работу.
Опять пришёл с работы и сел к компьютеру. Встал, лёг спать. Проснулся. Зашёл в кухню – улитка ползёт.
И тут я понял, что слишком быстро двигаюсь. Я не пошёл на работу, я начал изучать окружающий мир.
Окружающий меня мир состоит из комнаты и кухни. Справа хлипкая дверь отделяет его от мира соседки, чьи дети самые громкие в мире. Слева – за большим окном, обычно закрытым жалюзи, – сливающаяся во взгляде в устоявшуюся картину неизведанная природа, где бродят хитрые опасные кошки, нежно мурлычут днём и громко вопят ночами. Точат друг на друга страшные когти, защищают территорию. Около окна – трижды поломанный и восстановленный из обломков стол с широкой столешницей. На столе – его величество компьютер, и по тёмному экрану пробегают разноцветные линии, сплетающиеся в ломаную неразбериху. Недопитый чай в стакане, кусок хлеба с крошками, настольная лампа, бумаги двухмесячной давности. Около стола – конечно, стул. За стулом – красная тахта с перевёрнутым одеялом, очень жёлтый торшер, маленький полированный столик с двумя креслами, ковёр на полу, на столике задумчиво лежит веник. Ну, лежит. Так себе деталь.
Комната через оформленный аркой проём переходит в кухню.
В кухне же ещё проще: двухкомфорочная плита для приготовления яичницы, мойка с раковиной – мыть сковородку, микроволновка – я ей не пользуюсь, над мойкой – посудный шкаф. Ещё холодильник – он маленький и гудит. Внутри холодильника кетчуп для яичницы, яйца для яичницы, апельсин на всякий случай, лёд – сам по себе. Обеденный стол накрыт светлой клеёнкой, на клеёнке чайник, вода в бутылках, в стеклянных ёмкостях кофе, соль и сахар. Окно из кухни выходит на тот же двор. А во дворе кошки смотрят друг на друга, не знают, выть или мяукать.
Пол. По полу улитка ползёт.
Я присмотрелся.
На кухне стена до половины покрыта коричневой плиткой. Газовая плита с неряшливой белой поверхностью и дырчатыми крышечками для газа придавлена самовластно повторяющим её очертания тяжёлым чёрным прямоугольником. У микроволновки с выдернутым из розетки штепселем зачем-то открыта дверца. Покрытие мойки состоит из перемежающихся чёрных и коричневых пятен, раковина жёлтая, и на её дне новенькая дырчатая крышечка, защищающая сток. На столе около чайника лежит штопор. Кофе, сахар и соль стоят в каком-то беспорядке, соль вообще чуть ли не в миллиметре от края стола.
Внизу пол, и по нему ползёт улитка.
Я вдохнул глубже.
Коричневая плитка на стене расписана ромбиками. Клеёнка на столе не светлая, а серая, на ней цветочные узоры, край клеёнки с видимого конца стола загнут, и на нём скопилась пыль. На бутылочных этикетках кажущейся синей воды – изображение очень рогатого козла. Сахар просыпан.
Внизу пол, и по нему ползёт улитка.
Я вдохнул ещё глубже.
Узоры на клеёнке на самом деле не цветочные, а скорее абстрактные и сделаны белыми и тёмными точками, создающими сложные конструкции.
Ромбики на стенной плитке заполнены извилистыми линиями. У козла на этикетке «Эйн Геди» печальная морда, если бы не рога, он был бы похож на волка. Волк-козёл одиноко стоит на фоне то ли радуги, то ли рассвета, в общем, чего-то радужного с синим. Рядом пририсована цифра «два».
Внизу пол, и по нему ползёт улитка.
Я растерялся – мне не хватало зрения.
На рогах у волка-козла по три ответвления. Еле заметных линий в ромбиках на стенной плитке шестнадцать, края клеёнки на обеденном столе волнистые, на металлической поверхности штопора есть ржавое пятнышко.
Я с трудом отвёл взгляд – зачем столько подробностей в простых вещах?
Подошёл и открыл окно – наступала весна.
Всевозможных оттенков зелень, бесконечно повторяя листочками своё «ш-ш-ш», задорно качалась под ветром, ловила солнечные блики. Рябь воды в лужице гоняла кораблик из высохшего листа, прилетевшая пчела – полосатое упругое тельце – села на собранную из многих мелких цветочков, вытянувшуюся на тоненьком стебельке к солнцу серенькую ладошку. Появившаяся дымчатая с переливами кошка, осторожно ступая мягкими лапами, повернув голову, посмотрела длинными глазами, удивляясь:
– А что это за рожа в окне?
Прыгнула в зелёное ш-ш-ш, мелькнула отставшим от тела хвостом.
Я вернулся взглядом – улитки не было. Я заглянул под стол, отодвинул холодильник, открыл дверцы под мойкой – нет. Нигде нет. Куда она делась?
И откуда она вообще каждый раз появляется?
А вдруг она улетела? Улетучилась, и всё? Исчезла с лёгким хлопком?
Но разве такое бывает? А вдруг бывает? Может, мы живём в чудесном мире, но упрямо не замечаем его каждодневного волшебства. А если просто повернуть голову и прищуриться? Ну вот как я – смотрите!
Я повернул голову и прищурился. Я улыбнулся. Я понял. Мне не нужно было больше окно. Я взлетел и опустился. Я исчез и появился. Я стал свободным, наконец, стал свободным.