Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 46, 2013
* * *
Казалось бы, не происходит
ну ничего, ну ничего.
О чём писать?
Так, суета одна сует.
Ан, нет!
Не происходит, если врать
безоблачно, прилично,
а если правды не бояться,
а если грусти не бояться,
то происходит и проходит жизнь.
Пиши, живая, не боись!
Вся жизнь, как стих стихающий,
пишись.
* * *
Вновь малахитова
даль морская.
Славно беседуя о фрейдизме,
в море из номера перетекая,
мы отдыхаем от жизни при жизни.
Солнце осеннее мягко стелет.
Тут, с очевидной тенденцией споря,
мы насмотрелись на тех, кто стареет
на берегу Нездешнего моря.
Поняли всё – и домой вернулись.
Время – ноябрь. Погляди-ка, на склонах
победоносно войска развернулись
рыжих кустов на террасах зелёных!..
Как хороши эти храбрые пятна!
Вот и дошли мы почти что до края…
Шепчет округа предзимняя внятно:
пусть уходить, но сгорая, сгорая.
* * *
Верстаю книжку
смертельно больному.
Нужно, нужно успеть.
Вот и бежим наперегонки –
я и смерть.
Я спешу, у меня одышка,
у смерти одышки нет.
Никому борьба не видна.
Я с книжкой к нему тороплюсь,
с обычной книжкой.
А с чем – она?..
* * *
Их смолоду супружеское ложе
надёжно и легко объединяло,
а нынче цель – здоровый образ жизни –
объединяет их, как одеяло…
По-прежнему им не хватает
времени.
Вполне довольные своей судьбою,
увлечены диетой обезжиренной,
увлечены вечернею ходьбою.
И мы с тобой, два голубка,
взмываем
по вечерам. И в полутьме округи,
когда плывут навстречу нам супруги,
мы истину ночную прозреваем,
мы истину сквозную прозреваем:
страсть старости – здоровый образ жизни!
Из Ури Цви Гринберга
День поник, и свет померк
дневной.
Как тоскливы дальней песни звуки!..
Пролегла меж нами тень разлуки.
Счастье – будто море за спиной.
Как шакалы в сумерках кричат!..
Пустоту свою пустыня прячет.
Не постичь нам, что всё это значит.
Клочья двух сердец кровоточат.
* * *
Эта женщина переполнена
прошлым,
оно из неё извергается по любому поводу
в виде вспышек памяти фотографической,
в виде похвальбы почти что детской.
А в настоящем времени
она переходит дорогу –
как в юности, не дожидаясь
зелёного света.
Она позабыла о возрасте,
это скучно, вот она и забыла.
И настоящее в виде автомобиля
взвизгнуло перед старухой, не сбило…
* * *
Хвост передачи телевизионной
я ухватила и была поражена:
леченье смертью –
временной, клинической.
И всё, и медленно поплыли
титры.
Пришлось додумывать самой.
Целебна смерть. За несколько
минут
она сотрёт случайное – болезнь,
она оставит главное – здоровье.
Она одна поможет пациенту.
Мы подбираемся к лихому
инструменту.
У человека, жителя Вселенной,
великие открытья на носу –
как скальпель, в руки он берёт косу!
* * *
Надежда умирает последней.
Свидетелей этой смерти нет.
Ты знаешь, мне пришло в голову,
ты знаешь мне пришло в сердце:
надежда не умирает вовсе.
Днём и ночью мерцает эта
звезда.
Что-то такое знает надежда,
что позволяет ей
оставаться живой всегда.
Отпуск в будущем
Пространство перед глазами –
то и дело другое,
время – всегда одно и то же,
настоящим оно называется.
Что если бы в отпуск мы ездили
не в иное пространство,
а в иное время?
Хочешь, в прошлое – в юность, в
детство
на недельку-другую.
Даже в утробу материнскую можно –
с визой на девять месяцев.
В будущее мы и так всё время
движемся,
дорога туда – железная.
Но махнуть бы подальше вперёд –
в будущий, скажем, год –
на пару недель или даже на пару дней,
как в Париж мы с тобой недавно!
Впрочем, отпуск в будущем –
это, может быть, и роскошно,
но, пожалуй, слишком тревожно.
Мало ли где окажешься…
И вернёшься ли на рассвете
в родимое время?
Настоящим оно называется.
* * *
Понимать почти научилась:
что бы тут, на земле, со мной ни случилось, –
это мой с Тобой диалог.
Ты мне врезал как мог,
мой жестокий, мой добрый Бог!
Мой черёд отвечать:
делом, делом, а значит – словом.
Помолчать. Всё снова начать
ранним утром седоголовым.
* * *
Есть звезда, а имени нет.
Излучает она безымянно
желтоватый мерцающий свет
без натуги и без обмана.
Терпеливо терпит она
одиночество, холод, обиды.
Простодушно себе верна,
не сворачивает с орбиты.
Что её, небессмертную,
ждёт?
Дали имя ей слишком поздно.
Всё, сгорела… Но свет её звёздно
прямо в сердце моё идёт.
Дорога к внучке
Ехала к тебе невыносимо долго.
Был пожар ужасный на пути.
С молодой соседкой без умолку
два часа подряд… С ума сойти!
Взмокшая, уставшая, как бобик,
наконец приехала! Твои
вопли радости и потный лобик,
и глазищи! Острый миг любви,
да такой безудержно взаимной,
что, похоже, я не знала здесь,
на земле цветной, прозрачной, дымной…
Вёл к тебе, выходит, путь мой весь!
Октябрёнок, пионерка,
комсомолка,
аспирантка, сторожиха, балаболка –
сколько всякой всячины в судьбе! –
ехала к тебе невыносимо долго.
Наконец, приехала к тебе!
* * *
Слово «месседж»
нынче модно –
сообщение, посыл.
Так закат пылал сегодня,
так хорош собою был!
Отгорев над головами,
сгинула заря. Темно.
Описать закат словами
всё я пробую давно.
На своём трудясь наделе,
обучаюсь уходить.
Но попробуй-ка на деле
прямо в землю угодить!
Но попробуй-ка на деле
оторваться от земли!
Траур небеса надели,
свечи звёздные зажгли.
Месседж
значит – сообщенье.
Постигаю в тишине:
красота – моё спасенье,
беззащитное вполне…
* * *
Я проснулась.
Душа на месте.
Утро вечера мудреней –
это правда, это проверено.
Может, ночью кто-то
берёт к себе наши души
и чистит, и чинит,
и возвращает утром,
а мы называем это сном?..
И не можем вспомнить,
что там было – во сне…
А бывает наоборот –
не можем забыть.
Может быть, умерев,
мы пытаемся вспомнить:
что там было – в жизни?
Или наоборот: не можем забыть?
Всё может быть…
Жизнь уходит по дню, по мигу.
Демиург-драматург
сохраняет интригу…
* * *
Это было в юности.
Затерзали душевные трудности.
Мрак неуверенности в себе.
Мрак неприкаянности в судьбе.
И вдруг я луну увидела –
такую большую,
такую ясную,
такую круглую,
такую спокойную,
такую существующую.
Ночная весть –
о том, что я просто есть.
Ночная весть – с небес,
отовсюду –
о том, что я просто буду.
Божий дар –
лунный удар.
Спасатель
Смеюсь на берегу со всеми.
Под солнцем правда не видна.
Куда меня затянет время?
Не будет под ногами дна.
Однажды я уже тонула
среди людей, средь бела дня.
Очами тускло смерть блеснула…
Спасатель спас тогда меня.
Теперь мне чудится подмога –
Спасатель есть и в небесах!
И открывается дорога,
и отпускает душу страх.
Но даже если всё иначе,
мечтаю, одолев себя,
ход времени принять, не плача,
а вызнавая и любя.
Сказать на линии изгиба,
не под волной, а на волне,
часам таинственным спасибо
за время, что досталось мне.