Елена Игнатова

Так далеко до весны

* * *

 

Запах нашатыря, талого снега,

ветер с примесью дыма и соли,

красный кирпич заводов, сонная церковь –

здесь приворожено сердце моё.

 

Кто лучше меня вас вспомянет:

яблонь усопших сады с угольной кожей,

каменно спящие львы, влитые в камень,

дерево игр пионерских – мяч на вершине

врос между веток и, смотришь, пустит побеги.

 

Я окликаю вас – но мешают слёзы –

ставящих свечи за нас в крутобокой церкви

Кулича-и-Пасхи под звон колокольный.

Благословенны вы и ваши хлеба.

 

 

 

* * *

 

Город скудных небес,

скупого солнца, размокшей соли,

дивных теней в тумане –

и опарышей, островной шпаны,

крошащих страну, как сухарь а кармане.

 

Город вороватых властей,

от Меншикова на лисьей подкладке

до ублюдков, вылезших из щелей

комсомольско-бандитской складки,

где их закаляли жарко

на огне народной беды.

 

Оборотень Петербург, осколок России,

лепщик нечисти всех сортов,

а на Москве белоглазая чернь подбирает плахи

для новых стрельцов,

для крови поруганной родины.

 

 

 

* * *

 

Кащей, ‎– ‎говоришь, ‎– ‎Яга, юркие бесы

выбрались из замшелых ям и снова правят,

губят, жируют, мучают землю,

соки её добывая.

Да нет, те были как-то живее, что ли,

родом из тёмных снов, хвои сосновой,

хмеля болотных трав. А эти ‎–

из гнили расстрельных подвалов,

слизи змеиной, Каиновой слюны.

 

 

 

* * *

 

Синий, палёный, отравленный воздух,

запах дождя, раскисшей известки.

Словно копейку на перекрестке,

родину кинули ‎– ‎«на!»

Что же запомнить: нитратную дамбу,

тухлую тушку Финского взморья,

парк зачумлённый для интуристов,

крепости бравый шпиль.

Здесь офицер от любви к Шульженко

выстрелил в сердце, здесь убивали,

и вырастали из мёртвых стебли,

папоротники, полынь.

Шепчется с листьями дождь моросящий,

и в паутине почтовый ящик,

где размокает на дне записка:

«Был. Не застал. Харон».

 

 

 

* * *

 

Петербург в декабре

тает, как дымная роза в тёмной воде.

Так глубина черна,

так далеко до весны,

до света, до первого марта,

но школьница бредит о Че Геваре,

подростки скандируют: «сука Путин»,

и миазмы «Народной воли»

пробиваются из-под земли.

Эти стаи волчат, истребителей крыс,

голодных, злых, неужто с ними свобода?

Мы ждали других ‎– ‎высоколобых, чистых,

новых желябовых и перовских.

Впрочем, эти не хуже.