Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 43, 2012
Екатерина Горбовская
Оно, конечно, ёклмн…
* * *
Да кто сказал, что ты в ответе
За тех, кого ты приручил? –
Ну, пел ты им про всё на свете,
Стихи читал, мозги лечил.
Открыл им выси, глуби, дали –
Они летели, трепетали
И в предвкушении судьбы
Сходили медленно с резьбы.
Но даже там, тогда, в начале,
Ты знал, что всё имеет срок.
И даже дал себе зарок…
Но ты хранил их от печали,
Надеждой душу бередил
И в летний сад валять водил.
* * *
Если лодочку оттолкнуть,
так она же ведь – поплывёт…
Если море вослед встряхнуть –
море лодочку зажуёт.
Хорошо в октябре уснуть,
а проснуться под Новый год,
горькой лодочку помянуть…
И себя. И других сирот.
* * *
Это то, что у вас называется
«Вы, наверное, милочка, спятили!».
Это то, что у нас прививается
С молоком вот такой же матери.
Это то, что само проплачется,
Это то, чему Бог судья,
Это то, что у вас не значится
В вашей Книге Небытия.
* * *
А я – двенадцати колен
Из рода гаваней,
–
Я не приемлю перемен,
Штормов,
и плаваний,
И этих белых кораблей
С крутыми мачтами –
Их караулит Водолей
И топит пачками.
И даже вас я не люблю,
Любуясь издали.
И не пристало кораблю
Просить у пристани.
* * *
Два совершенно разных
человека
Пытались мне сказать
одно и то же.
Один из них писал мне
из Квебека,
Другой был малость
ближе. И дороже.
И оба объясняли почему.
А суть всего сводилась
к одному:
Я
вас люблю, Ольга,
Но не настолько,
Чтобы издалека
долго
И завсегда стойко.
Что, дескать, ехал
Грека через реку
Ловить беду…
Два совершенно разных
человека…
В одну дуду.
* * *
Я обещаю, Господи,
Я залечу все раны,
Ты же ведь знаешь, Господи,
Мне ещё как бы рано.
Ты вот прибрал мальчишку
С красного мотоцикла –
Парню пятнадцать с лишним,
А я тут уже привыкла…
А вот когда мне станет
Невыносимо тяжко,
Ты на меня поглядывай –
Я Тебе дам отмашку.
* * *
Снова жизнь со мной
вполголоса,
Как с
душевно-невменяемой…
А я крашу эти волосы
В этот цвет
непререкаемый,
А я крашу эти пальчики
Кровавленно-красным
лаком…
Не найдётся ль у вас,
мальчики,
Разменять полтинник с
гаком?
* * *
Он мне сказал, что Вас послал мне Бог.
А сам он был хромой и о копытцах.
Он мне сказал, что здорово продрог,
И попросил воды со
льдом напиться.
А на «спасибо»:
– А причём тут я?
Я ни при чём, я только на раздаче,
И я – не я, и лошадь не моя…
– А Он, Тот, Кто послал?
– А Он – тем паче.
* * *
А мы с Вами будем
встречаться
Как минимум два раза в
год –
Под небом на ветке
качаться
И биться как рыбы об
лёд.
Нам будет погода,
свобода,
Надёжный обратный билет,
И что в наши годы
полгода? –
Ничто, супротив наших лет.
* * *
Оно, конечно, ёклмн…
Но мы ведь и не ищем
виноватых
и, взмахом попадая в
«Ай, нанэ!»,
мы числимся в
счастливых адресатах.
Оно, конечно, жаль,
безумно жаль,
и всё могло бы быть
совсем иначе,
но нас учили всякую
печаль,
пересчитав, откладывать
на сдачу.
А мы хотели что? Да
просто быть
и с горочки на саночках
кататься.
А мы хотели мальчика
любить
и чтоб при этом
девочкой остаться.
И чтобы только
пользовать своё,
и не пошли нам, Господи,
чужое! –
Но каждый раз выходит
ё-моё!..
клмн… и всякое такое.
* * *
Я не дышу – чего же
боле?
Я к Вам пишу –
куда же дале тех рваных
строчек,
где на воле
слова лукавые гуляли –
и всё по краю да по
краю…
А я ведь, к своему
стыду,
всегда прекрасно
понимаю,
что Вы имеете в виду…
Когда в партере гасят
свет,
тогда – всё то, что
никогда.
А я спешу куда-то? –
Нет.
А я хочу чего-то? –
Да…
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ
НОКТЮРН
…Кричали звёзды в
небе птицами,
Пока не стало
рассветать,
И облака с большими лицами
Учились заново летать.
Но шли косматые с
покосами
Тот непочатый край
почать.
И травы покрывались
росами
От невозможности
кричать…
«EINE KLEINE
NACHT…»
Эта звёздная тряпица,
Эта лунная прохлада…
Почему-то мне не спится
–
Может, так оно и надо?
Из копытца сладко
пьётся,
Я сама не преминула…
Скоро утро. Всё
проснётся
Посмотреть, как я
уснула.
* * *
Мне так Вас не хватало
в этом городе,
Где бледный дождь
срывался на фальцет
И осень шла в своём
дешёвом золоте –
На свет, на свет, на
тихий зимний свет.
Мне так Вас не хватало
в этом поезде –
Во всём по обе стороны
стекла,
В движении, в
замедленности, скорости –
Во всём и вся. Такие,
брат, дела.
ДЕМИСЕЗОННОЕ
Снежинка дряблая
тихонько таяла,
Упавши замертво на эту
гладь.
Собака лаяла на дядю
фраера,
Хотела что-то ему
сказать.
Зима закончится, сама
закончится –
Устанет, сморщится,
сойдёт на нет.
А там – как водится,
придёт уборщица,
Протрёт окошечки,
Забрезжит свет…
* * *
Равнины становились
горами,
А горы поверялись безднами.
Но бездны множились
повторами,
И стали карты
бесполезными…
Я та ещё
первопроходчица.
Вам, кстати, не нужна
попутчица?
А то влюбиться очень
хочется,
Чтоб посмотреть, чего
получится.
* * *
Да что ж такого, что
Шостакович? –
Мы тоже можем на табуретке,
Мы тоже можем любую
горечь
Вам приготовить в одной
таблетке.
Да что ж такого, что
льды растают,
Ну что ж такого, что всех
затопит, –
Господь всё видит,
Господь всё знает –
Грехи прощает, обиды
копит.
А может, кто-то ещё
родится,
А может, снова замолвит
слово,
Ведь, знамо дело, кровь
не водица…
А мы такие. Так что ж
такого?
* * *
Она появлялась всегда
незаметно –
Невидимой тенью, при
полной луне,
Любила любого – дарила
несметно,
А после годами являлась
во сне –
Бегущим оленем, летящей
рекою,
Двоилась, троилась,
дробилась на сто…
Не то чтобы в ней было
что-то такое,
Но всё-таки было в ней
что-то не то…
А он улыбался глазами
лазурно
И тростью игрался, ей
глядя вослед,
И знал, что всё будет
донельзя ажурно
(мрачнея во взоре при
мысли, что – нет)
И гладил блуждающей
жаркой рукою
Серебряный круп
молодого авто…
Но всё-таки что-то в
нём было такое…
Но всё-таки что-то в
нём было не то…
И дни закружились,
сплетаясь в недели,
И солнце сто раз
обожгло окоём,
И каждый другого держал
на прицеле,
Но каждый другому был
нужен живьём.
И время устало, и стало
их трое,
И третьего
дóлжно кунали в купель.
Но что-то в ребёночке
было такое,
Что батюшка слёг и болеет досель.
СОН РАЗУМА
Тьма на холсте густела
красками.
Сколь бренна плоть,
столь вечен Дух.
Но каждый сон изорван
плясками
в кругу летящих ведьм и
шлюх…
Ложились тени,
блики падали
мазком серебряных
белил,
но еле слышный запах падали –
слепил и зверя бередил.
И страшно было
отражение
тех незнакомых миру
глаз –
…no nos metás[1] во искушение,
sed libera[2] – хоть в этот раз!
Но всеми пробами
прожжённая –
так, что ни замуж, ни
родить,
лежала маха обнажённая
и не хотела уходить.
* * *
Казалось,
вернут в наказанье
Однажды
мой поезд в Москву –
Я
прям на Казанском вокзале
Кого-нибудь
в клочья порву,
К
чертям поломаю игрушки
И
сяду реветь с ними рядом
Под
чёрною сенью избушки,
Навечно
повёрнутой задом.
И
память моя серпантином
Пропляшет
последний канкан
Туда,
где страна Аргентина
Впадала
в большой океан.
* * *
Зачем тебе счастье,
когда уже полночь, –
Зачем эта горечь, когда
уже ночь?
Зачем эти планы,
которых исполнить
Уже никогда в этой
жизни не смочь?
Спасибо за вечер – всё
было жемчужно.
Спасибо за ужин, но
счёт – пополам.
Зачем это нужно, кому
это нужно?..
Кому-то ведь нужно…
Но только не нам.
* * *
…В тихий предночнóй час
Погасить везде свет,
А потом обнять вас,
Словно нам по пять лет,
Рассказать вам свой
сон,
А потом – свою явь:
Что я слышу тот звон,
Что давно живу
вплавь…
Что, коль скоро вы
здесь,
Значит, вы теперь –
тут,
И нужны вы мне – весь,
Даже если вас ждут…
А потом включить свет –
А на вас лица нет.
ДИМЕ СОРОКИНУ, В ПРОДОЛЖЕНИЕ НАЧАТОГО РАЗГОВОРА, ПОКА ОН ЕДЕТ В ПОЕЗДЕ…
Я всё равно не понимаю,
Какого вот такого хрена
Тебя везёт туда кривая
Под песню крокодила
Гены –
Нас там так долго не
стояло ведь,
Что на фига оно нам сдалось?
Я ж не к тому, чтоб всё
разжаловать…
Ну, мнится бабе
шестипалость…
Там на невиданных
просторах
Следы неведомо чего,
И ждёшь всю жизнь, что
– скоро, скоро…
Ну, это…
что-нибудь… того…
Там даром редко что
подарится,
Хотя случался гол
канадцам…
Там люди очень быстро
старятся
И очень долго
молодятся.
Под песню крокодила
Гены
Проходит жизнь, зима,
изжога…
Чужая кровь подправит
гены –
И хорошо, и слава Богу!
Но две недели! Две
недели!
Тебе совсем не жалко
мая?
Ты знаешь, я ведь в самом деле –
Вот, хоть убей, не понимаю.
* * *
Он к ней приходит,
такой красивый –
Нездешних, знойных,
топлёных мест…
Но ей помогут Святые
Силы,
И Бог не выдаст, свинья
не съест…
…И вот уж солнце
садится косо,
И в ночь бросает – как
в полынью,
И к Богу, в общем-то,
нет вопросов,
Но кто поручится за
свинью?
* * *
По пляжу гуляла Судьба
И тщетно искала любви,
Касаясь до каждого лба
Лежащих пластом визави
–
Чтоб просто пожить
по-людски,
Чтоб душу о душу
согреть
И, дабы избегнуть тоски,
Чтоб вместе вот так
умереть…
Но люди пришли
загорать,
И души их грелись вдоль
тел.
Никто не хотел умирать,
Никто ничего не хотел.
* * *
Я опять полетала на
воле,
потому что неволя –
могила.
А ты даже не спросишь,
давно ли
я вернулась и как мне
там было.
Было здорово. Плыли
верблюды
облаков как-то раз на
закате…
…А ты даже не
спросишь, откуда
у меня это синее
платье.
* * *
Всё умещается в две
трети,
А третьей трети будто
нет,
И вам давно уже не
светит
Туманность ваших
Андромед,
И вам давно уже не в
радость,
Когда над пропастью, во
ржи…
О, моя страсть, о, моя слабость,
О, седовласые мужи,
Учите ваших жён
молиться
И запирайте дочерей,
Когда с утра ругают
птицы
Ночные оргии зверей.
* * *
Осень, осень, что мы
косим?
То, что за год
проросло:
Миллион умножь на
восемь,
И получится число –
Слов хороших, мыслей
милых…
Год прошёл, и рвётся
нить.
Это осень – я не в
силах
Ей что-либо объяснить.
* * *
Нам ли, милый, было
плохо,
Нам ли было горевать –
Ни подлянки, ни
подвоха,
Ни намёка на кровать –
Только лунные просторы,
Потайные острова
Да такие разговоры,
Что кружилась голова.
А теперь тебя не видно
Из-под груды одеял –
Мне же, знаешь, как обидно:
Нас – на бабу променял!