Стихи. Публикация Вадима Муратханова
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 40, 2011
Влад
Соколовский а
В
ЭТОЙ РОВНОЙ ПУСТЫНЕ
МАРТОВСКИЙ
СПЛИН
Мой ангел смерти,
вписанный в трамвай,
Сложил крыла под заднее
сиденье
И прикорнул на ситцевом
плече
Своей очаровательной
соседки.
Он, словно птица в
бело-синей клетке,
Сидит на жёрдочке
пластмассового стула –
Живое воплощенье
караула,
Вместившего в себя и ад,
и рай.
Весь город сдался
мартовским дождям,
Залиты улицы, и чавкают
штиблеты
В грязи коричневой с
асфальтом пополам,
И девушка в колготках Golden Lady
Несётся вдаль в своем
кабриолете.
АСТРОНОМИЧЕСКАЯ
ЛИРИЧЕСКАЯ
Принципы
стихосложения оставляют следы на бумаге.
Но
не видеть мне звёзд озарения, как увидел их Тихо Браге.
«Тихо,
браги, – скажу, – мне налейте за Джордано Бруно,
что мазан елеем,
Потому
что костры уже вьются и над Джорджией, и над Брунеем».
Уже
где-то сопит соперник, разводя втихаря спиртягу,
Потому
что он, как Коперник, ощущает к напиткам тягу.
Ну
а мы споём по-английски нашу старую добрую «Аббу»
И
увижу тебя я так близко, как не виделся Сириус Хабблу.
Космонавты
большого полета, хоть не Армстронги и не Гречки,
Только
тоже летать охота, и начнём танцевать от печки.
И
начнём кружиться, как звёзды, по эклиптикам и орбитам.
Астрономы
любви. Как всё просто – от надиров снова к зенитам.
Ну
не вечер – урок астрономии.
Никаких
последствий для жизни –
Центробежность
и центростремительность
смертный бой ведут в организме.
Только
утром с большого похмелья
погляжусь
я в карманное зеркальце –
И
воскликнется галилеево: «Почему же вокруг всё вертится?»
ИЗ
«КАРАКАЛПАКСКОГО ЦИКЛА»
4.
Султану Текишу
В
этой ровной пустыне шириною на тысячу лет,
В
чёрно-белом песке, что хрустит под ногами, как корка,
Вплоть
до самого неба стоит твой кривой минарет.
Рядом
твой мавзолей с голубою лазурью – хрустальная горка.
В
эту странную землю захочешь – и не попадёшь.
Здесь
дорогу песок занесёт, а на самой границе –
Некто
в синем мундире под лозунгом «Врёшь – не пройдёшь!»,
И
ведь выше его только вечно свободные птицы.
Я
лежу на спине, отменив восемь с лишним веков.
Облака
всё текут, и к Востоку торопится Запад.
Минарет
их впитает, кирпич его из облаков,
На
солёном песке я украдкой пишу слово пахад[1].
Это
страх перед будущим прошлым, которого, в сущности, нет,
Это
ад одиночества имени Акутагавы.
Это
мой ежедневный закат без надежд на рассвет,
Ощущенье
себя бесконечно безумным, влюблённым и старым.
Я
– твой город, Текиш. Ты отстроил меня у земли.
Я
– плотина из глины и досок, что рушат монголы.
Я
– река, я сношу этот город, и бьются в осевшей пыли
Сотни
тысяч любовей, миллионы сердец безглагольных.
Что
осталось, Текиш? Что останется после меня?
Да
и нужно ли снова и снова гадать и не ведать значенья?
Надо
жизнию смерть попирать, и ещё до скончания дня
Я
любовь оживлю. И, наверно, начнётся Спасение.
5.
Вновь
ухожу из обжитого мира
В
песок, буран, заносы и пургу.
Прощай,
моя уютная квартира.
Я
оставаться больше не могу.
Оставлю
дома груз воспоминаний,
Скарб,
нажитый таким большим трудом.
Рука
болит от многих расставаний,
Мала
планета, но далёк Твой дом.
Мой
брат Харон, свези меня туда,
Где
есть автобус в сторону Нукуса.
Трут
задницу газетою «Постда»
Там
два вполне оформленных шулбуса[2].
Когда
же Цербер в список занесёт
Прописку,
пол и прочие приметы,
Автобус
по пустыне поползёт
По
берегам великой Аму-Леты.
Остатки
хорезмийских крепостей
Меня
не остановят в том походе.
Для
них готова куча новостей
О
том, что я уже почти свободен
От
мыслей, от историй, от чудес,
От
невообразимых карнавалов,
Поскольку
пусто без Тебя окрест
И
мира без Тебя мне мало, мало.
В
Куня-Ургенче заберусь на минарет,
Хотя
попасть туда и невозможно.
С
него увижу твой остывший след
И
полечу к нему неосторожно.
Судьба,
ату, ищи тот след, вперёд!
Ведь
твой хозяин глуп и слеп, безумец.
Земля
и небо водят хоровод.
Пусты
кафе и тротуары улиц.
Оставь,
Судьба, не надо, не ищи.
Наш
мир так мал. А встреча нереальна.
Тебе
от дома я отдам ключи.
А
сам уйду в песок дождём случайным.
* * *
но
есть город в горах из двух сотен домов
в
нём всего пять мощёных улиц
но
зато там в достатке котов и дворов
сверху
в реку глядит он сутулясь
там
зарю на рассвете петух пропоёт
там
черешню клевать будет майна
и
жужукнет как муха большой вертолёт
к
горизонту взлетев вертикально
МИРАЖ
Я
– мещанин тринадцатого класса,
Живу
на третьей линии песков,
Где
корабли пустыни, сдавши кассу,
Швартуются
у саксаула снов.
Закат
шальной окровянил округу:
Песок,
колодец, глинобитный дом.
Лишь
едкий дым костра приветом другу
Взлетает
вверх в сознании моём.
Под
чёрной тканью скрыв черты лица,
Выходит
девушка, чтоб напоить верблюдов.
Темнеет.
Диск Луны, и звёзды без конца,
И
призрачное звяканье посуды.
Откуда-то
кузнечик верещит.
В
костре стреляют ветки, и, печален,
По
безоконию вдруг ветер загудит.
Посёлок
пуст и даже нереален.
Как
будто в мире больше нет жилья.
И
нет людей, лишь пустота забвенья.
Планета
охладевшая, ничья,
Назад
отсчитывает все семь дней творенья.
Светает.
Пеплом поросли дрова,
И
караван-баши зовёт в дорогу.
Уходит
за барханы караван.
Вслед
машет девушка – пустынный ангел Бога.
С
её уходом всё затихнет вновь.
Песок
по крыши занесёт посёлок.
Лишь
под песком бушует злая кровь,
Предвидя
караван – пути осколок.
КОГДА
ЕДЕТ КРИШНА (С ИСПАНСКОГО)
Когда
в темноте Вселенной
С
тобой мы найдём друг друга,
Подумай
о том, что будет,
Если
ветер подует с юга…
Если
ветер подует с юга,
Будут
жаркими поцелуи,
Нас
охватит пустыня страсти,
И
всё медленно и ненасытно…
Но
начнётся песчаная буря,
Занесёт
нас, закроет, закрутит,
И
уже никогда не найдут нас,
Мы
исчезнем в песке безвременья,
Если
ветер подует с юга…
Когда
в темноте Вселенной
Наши
ветви сольются в дерево,
Подумай
о том, что будет,
Если
ветер подует с севера…
Если
ветер подует с севера,
То
снежинки закружатся в танце,
Нас
обнимет сумрак мороза,
И
всё медленно и печально…
Но
начнутся снежные вихри,
Занесёт
нас, закроет, закрутит,
И
уже никогда не найдут нас,
Мы
исчезнем в буране снега,
Если
ветер подует с севера…
Когда
в темноте Вселенной
Ничто
не станет преградой нам,
Подумай
о том, что будет,
Если
ветер подует с запада…
Если
ветер подует с запада,
Задрожат
пожелтевшие листья,
Нас
пьянит пряность позднего парка,
И
всё медленно и спокойно…
Но
начнутся вдруг листопады,
Занесёт
нас, закроет, закрутит,
И
уже никогда не найдут нас,
Мы
исчезнем в листве забвенья,
Если
ветер подует с запада…
Когда
в темноте Вселенной
Любовь
не станет жестока,
Подумай
о том, что будет,
Если
ветер подует с востока…
Если
ветер подует с востока,
Зацветут
шиповник и вишня,
Нас
напоит их пьяный запах,
И
всё медленно и свободно…
Но
начнётся цветение тополя,
Занесёт
нас, закроет, закрутит,
И
уже никогда не найдут нас,
Мы
исчезнем в пуху тополином,
Если
ветер подует с востока…
Когда
в темноте Вселенной
Мы
с тобой, может быть, столкнёмся,
Ни
о чём, прошу, ты не думай,
Подойди
и спроси: «Ты танцуешь?»
Публикация Вадима
Муратханова