Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 39, 2011
Зинаида
Палванова
При свете вспышки
* * *
Родилась в деревне я да в космосе,
угодила всей душою в стих.
Стены дней моих – сплошные росписи,
просторечье здешних чувств моих.
Крашен потолок надеждой, ужасом,
пол – цветной неразберихой снов.
Все мои слова со мною кружатся –
завтрашних не выговорить слов.
У дверей молчания несметного
места я себе не нахожу.
Жизнь свою до наважденья смертного
всем по-деревенски расскажу.
РАСПОЗНАВАНИЕ ОБРАЗОВ
Как интересно жить внутри компьютера
и наблюдать за собственным хард-диском,
за памятью операционной!
Без спроса выплывает вдруг
никчемное воспоминанье.
Оно лежало в памяти моей
не год, не два – всю жизнь мою почти что.
И нет, не стерлось, дожидалось мига
вот этого, чтобы зачем-то вспыхнуть
тем облаком вечерним перламутровым
посередине неба…
И ветром налететь из дня грядущего,
из этой вот округи…
Я помню самолётик золотой, он к облаку
неслышно и неспешно плыл.
И вдруг я понимаю: самолёт –
он знаком был отчётливым
переселенья, перелёта, перемены.
Он выплыл вновь, он переплыл судьбу…
Так вот зачем воспоминанье вспыхнуло –
чтоб увязалось всё в моём компьютере,
дефрагментация
произошла…
Но как сказать на языке компьютерном
«мурашки побежали по спине»?..
СЛУШАЯ КАНТОРА
Т. Ж
Господь одинок.
Мы чуем истоки.
Мы ближе к Нему,
когда одиноки.
Дыханье Творца –
за ликами плоти.
Мы ближе к Нему,
когда мы в работе.
Безвестен Господь –
свершенья несметны.
Мы ближе к Нему,
когда незаметны.
Улыбка Творца –
в сотворённой природе.
Мы ближе к Нему,
когда мы уходим.
Текут поколения
жизни земной…
А сам Он со всеми,
поскольку – Связной.
ЯГОДКА
Виктору Енютину
В лес по ягоды ходили мы гурьбою.
Выросла – пошла с одним тобою.
Глядь, одна – по ягодку, по внучку –
еду на автобусе в Холон.
Достаю из сумки авторучку –
колыбельные берут меня в полон.
Кто у нас – то в розовом, то в красном –
в центре мира, на лугу матрасном?
Привыкаем к чуду понемногу.
Дом телячьей нежностью пропах.
На пути обратном всю дорогу
ягодка моя стоит в глазах.
Припасённая судьбою милость,
новая любовь пришла, явилась.
Здравствуй, ягодка, улыбчивая крошка!
Бабкиной души негородской
переполнено закатное лукошко,
и шумят берёзы над рекой.
* * *
Отпустила душу суета.
Заболела я – и всё мне можно:
не работать, не идти на рынок,
вообще не думать о делах!
Можно просто наслаждаться жизнью,
пусть глотать ее довольно больно.
Можно молча на холмы глядеть,
нынче солнце вспомнило про нас.
Можно почитать, послушать музыку,
поваляться на диване перед ящиком.
Если столько радости в болезни,
то легко представить счастье смерти…
* * *
Остатки женского азарта,
обрывки глупых сладких снов…
Мимозы в день 8 Марта
я получаю от холмов.
Мой муж далёкий, мой товарищ!
Твой дар прекрасней и грустней.
Ты одиночество мне даришь
от имени судьбы моей.
* * *
Автобус в гору ползёт.
Читает псалмы соседка моя.
Я строчки верчу в уме.
Каждый занят делом своим.
В окнах – Иерусалим.
И вдруг – сирена.
День памяти жертв Катастрофы сегодня.
Автобус остановился.
Пассажиры встали.
Ревёт сирена почти равнодушная.
А время застыло, как человек,
и прячет лицо непослушное…
* * *
Пожилая ухоженная женщина
в тёмных очках.
Завитые каштановые волосы,
накрашенные губы.
На запястье,
усыпанном пятнами старости, –
изогнутый серебряный браслет.
Туфли на каблучке.
Никому и в голову не приходит
уступить ей место.
Из кармана льняного жакета
торжествующе молодо
торчит кошелёк.
Как на пальце сверкает рубин!
На спине замечаю белую нитку.
Значит, есть у нее поклонник,
и он – блондин…
* * *
Слаб мой голос, и легко его сорвать.
Как бы мне про птицу не соврать,
севшую вблизи, чтоб разрывать
сердце песенкой тончайшею – под стать
клювику тончайшему…
О, побудь со мной, певунья, задержись!
Суетное горе, отвяжись!
Незабываема тропка бездельная,
незабываема песня предельная,
незабываема жизнь.
* * *
Глаз да глаз
за этими стрелками,
а особенно – за минутной.
Закусила она удила.
Если глаз с неё не спускать,
то хитрит,
почти на месте стоит.
Но ведь надо делать дела!
Отвернёшься, скажем, к плите,
сготовишь поесть,
снова глянешь со страхом:
ну да, так и есть –
за пятнадцать минут
целый час пролетел!
Безобразию этому как
положить предел?
На часы не смотреть?
Суетиться не сметь?
Наплевать на мечты,
на смерть?..
Хорошо бы последовать
гордым советам.
От любви и печали
дрожат весы.
Потяну я с ответом,
потяну я с ответом,
погляжу на часы…
* * *
Ты был на сцене. Я сидела в зале.
Я выбрала нарочно первый ряд.
Ничьих не вызывая подозрений,
фотографировала всех подряд…
И вдруг твой нежный, твой бесстрашный взгляд.
Его я объективом не поймала.
Поймала сердцем. Вспыхнуло оно
беззвучно, и при свете вспышки
событье века запечатлено.
* * *
Приехал ты. Замру женою Лота.
Часы мои остановились отчего-то.
В них кончилась, наверно, батарейка.
Жаль, рифма вроде ни к чему – еврейка…
Ну вот и повидались снова мы.
Кусочек лета посреди зимы.
Спасибо за погоду небесам.
С тобою не привычна к чудесам.
Уехал ты. Я не забуду взгляда.
А батарейку новую поставить надо.
Щедрее с каждым годом жизнь-жестянка.
Жаль, рифма ни к чему – израильтянка…
МАРЬИНА РОЩА
1
…И пронеслась воробьиная стая,
и разгорелся в душе кураж,
и поднялась я, сомненья сметая,
на незабвенный пятый этаж.
Люди простые, люди чужие
лепет мой выслушали всерьёз.
Что ж, посмотрите, ежели жили…
Вот и взираю – спокойно, без слёз.
Всюду одни незнакомые вещи.
Запах еды, а не запах беды.
Нет ни обломков, ни даже трещин.
Рухнула жизнь, и пропали следы.
Но проявились передо мною
линии, стены, углы, объём…
Здравствуй, пространство, до боли родное,
здравствуй, мой бывший московский дом!
Здесь от себя ждала я чуда –
и дождалась я сына тогда.
Мы проводили папку отсюда.
Бабушку – тоже, её – навсегда.
Здесь я стихи сочиняла от боли.
Вирус тоски прямо в сердце проник.
Здесь я на годы вперёд поневоле
сделала другом своим дневник.
Здесь этот мир научилась прощать я.
Здесь я звонка по утрам ждала.
Здесь умереть захотелось от счастья,
здесь я от горя не умерла.
2
…Сын мой – подросток. И вдруг всё сместилось.
Что это было в ту пору с нами?
Силы таинственной гнев или милость?
Землетрясенье, торнадо, цунами?
Нас подняло, понесло, закрутило…
Нет, не пошли мы с чадом ко дну.
Неимоверная странная сила
перенесла нас в другую страну.
Нынче мы тихо – впрочем, не очень
тихо, но всё же привычно – живём.
Есть у меня мои дни и ночи,
поздний мой друг и рассветный дом.
Нынче компьютер, а вовсе не ручка
нянчить слова помогает мне.
Есть у меня курчавая внучка,
новая страсть моя на земле.
Ерушалаим, семейство родное,
летнее пекло, зимний гром…
…Выплыли снова передо мною
линии, стены, углы, объём.
Благословенно всё, что случилось,
благословенно жизни стекло!..
Раня меня, пространство светилось –
время моё из него утекло.
Благословенны добрые люди,
в бездну мне давшие посмотреть,
благословенно всё, что будет,
благословенна грядущая смерть.
В небе московском – тающий росчерк,
что-то беззвучное он таит…
В Марьиной роще, где люди попроще,
пятиэтажка моя стоит.