Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 39, 2011
Вообще, мы все с вами страшно милые люди.
И все идет к тому, что со временем сделаемся еще милее.
Плохо ли это? Отчего же плохо.
Милый человек – это очень хороший человек. Вежливый, приветливый. Участливый, позитивный. Зарабатывает. Здоровается. Как узнает, что порешил с собою талантливый пьющий литератор, – покачает горько головой: «Ой, ну что ж такое». Читает прекрасные книги. Слушает прекрасную музыку. Покупает прекрасные продукты питания. Уважает себя и ближнего своего. Не скучает, не мучается, не страдает бессонницей. Хороший друг и заботливый родственник. Если пьет, то в меру.
Милый человек – это прелесть что такое. И жизнь его на сегодняшний день исполнена выгод и преимуществ. Правда, лишена роскоши.
Стать милым просто: надо отдаться течению жизни со всеми ее обстоятельствами, борьбой, суетой и правилами. Все дальше и дальше оно будет относить тебя от дикого, отчаянного, одинокого «я», живущего в самом центре твоей души.
Встречи с этим «я» случаются в полусне, вынужденной праздности, под алкоголем, при чтении стихов. Они портят настроение, лишают самоуважения и несут с собою тревогу и высокую печаль. А всем известно, что тревога и высокая печаль – признаки лузерства и давно в отстое.
Однако встречи эти полны намеков, что, мол, есть какое-то иное существование, иные берега и все такое, все такое… И что, вообще-то, благородному человеку пристало жить вовсе не так, как мы ныне это делаем.
Такие встречи учат говорить с небесами. А это уже поэзия. А поэзия, как заявил поэт Рыжий, – это роскошь.
Мы плаваем в мутной воде и не можем разглядеть всех чудес мира.
Поэт Рыжий хорошо умел делать мутную воду прозрачной. Он протирал действительность, как запотевшее окно, и смешное оказывалось страшным, а страшное – смешным. Кажется, он просто занимался тем, что возвращал явлениям забытые имена, образы и смыслы.
Он умел делать видимыми очевидные вещи, которые по каким-то причинам перестали быть для людей очевидными.
Какие же это вещи? А вот какие.
Каждый и любой из нас абсолютно одинок. И все эти наши «ах, давайте, давайте все обнимемся, и будет нам чудо человеческого общения» – хрень собачья; это мы от страха перед своей настоящей сутью. Перед обстоятельством, что человек рождается не для счастья, а для познания и прозрений.
И для поэта Рыжего, лихого, неистового, веселого, отчаявшегося, сумасшедшего, как сама наша страна в лучших и худших своих проявлениях, одиночество было естественно. Как естественно оно для любого благородного человека, который не будет себя за это жалеть и бегать по психотерапевтам, чтобы те научили его позитивному мышлению.
Ибо чувство одиночества – высокое чувство. Это чувство маленького человека, которого мы когда-то так жалели и от которого ныне так бежим, оно помогает увидеть высоту неба, услышать подземный звук стихий и мировую музыку.
И лучшие друзья стремятся побыть вместе, чтобы любовью измерить глубину одиночества. Хочешь почувствовать – дай чувству тебя охватить. И только охваченный чувством одиночества видит свою душу и небо одновременно.
Вот что такое роскошь. То есть поэзия. Поэзия – она не в книжке, она внутри человека. А Рыжий – тот, кто помогает это увидеть.
Не знаю, был ли он мастером. Но, кажется, интуитивно ему удавалось положить мозаичный кусочек рисунка точно на нужное место. Потому что форма большинства его стихов так же естественна, как форма старого глиняного горшка, вырытого из земли.
Не знаю, был ли он искренним. Но, кажется, и впрямь эти стихи писались не мозгами, а горячим сердцем, что ныне не очень вроде бы модно, однако заставляет иного волноваться, плакать и чувствовать себя живым.
Поэт – самое естественное из человеческих существ. Поэтому любые границы, стены, заборы, возведенные искусственно, для него ерунда. Он знает, что мир безграничен, и это знание ужасно. Но оно же помогает увидеть красоту мира и – полюбить всё разом и без разбору. Кто это сказал, что безобразное – это то прекрасное, что не смогло уместиться в душе? А у Рыжего вон сколько всего в нее поместилось. Убийцы-раздолбаи, ласковое ворье, убогие, дегенераты, сумасшедшие, бомжи, серые, добрые, злые, смешные люди, униженные, тупые, унылые – он их всех любил, и эта любовь, похоже, и впрямь была безусловна. Рыжий любил их как самого себя, и это тоже естественно, ибо ему не надо было, как у Мережковского, «ходить в народ», как в чужую деревню. Потому что Рыжий – он сам народ и есть.
Наши добрые чувства делаются сонливыми.
И я так боюсь уснуть заживо в этой мутной воде и проспать до самой смерти.
Человеку чуткому всегда как будто чего-то не хватает. И он занимается йогой, меняет пол, идет в бандиты, едет за границу.
Но ему не хватает одного – себя самого – бодрствующего, любящего, живого, исполненного чувств. Ему не хватает поэзии.
Которая есть роскошь.
Я люблю почти все, что он написал. Но более всего нуждаюсь в двух стихотворениях.
Первое – про дядю Пашу и плохой фабричный репродуктор. Помню, как на рубеже веков этот стих был торжественно продекламирован другом Рыжего, поэтом Григорием Данским. С тех пор эта вещь и украшает собою мое прошлое и прошлое моей страны.
Второе же – про спящего поэта Диму Рябоконя, к которому пришло море. Я очень хочу, чтоб ко мне оно тоже пришло. Но к милым людям море не ходит.
А чтоб пришло, мне нужно уйти из дому, напиться, проматериться, прореветься и уснуть на лавке – Бог знает где. А это роскошь.