Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 36, 2010
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ*
Создателям фильма «Огненные дороги»[1],
сняв шляпу, посвящаю
Рыдай, италийская муза!
Гордитесь, Ла Скала тузы!
По классу вокала Карузо
уроки берёт у Хамзы.
Но кончен урок. И за этим
шагает Хамза в ресторан
и жадно рубает спагетти,
с тоской вспоминая лагман.
А после к миланской святыне
идёт, на весь мир знаменит
и, гордость забыв, Паганини
в Ла Скала за ним семенит.
А там уж толпа итальянцев
штурмует ступени и вход.
Униженный Марио Ланца
билетика лишнего ждёт.
Но вот к дирижёрскому пульту
прошёл, словно бог, домулла[2],
и рухнули прежние культы:
овация зал взорвала!
Он встал над оркестром, как кесарь,
луча вдохновенье и власть,
и первая скрипка оркестра
под купол Ла Скала взвилась.
В партере восторженны дамы:
прекрасен во фраке Хамза!
И в ложе начальник жандармов
платком утирает глаза.
Не знает начальник однако,
Хамзу обожая до слёз,
что ловко – под фалдами фрака –
в страну он листовки пронёс.
В подвале, где грязные стены,
под низким кривым потолком
склонились рабочие сцены,
листовки читая тайком.
В антракте, исчезнув негласно,
в подвал устремился Хамза.
И тут же собратья по классу
на правду открыли глаза!
Но вновь загорается рампа.
Зал полон. Игра не легка.
И бабочку-галстук, как рабство,
срывает Хамза с кадыка!
На ложи, блистая бельканто,
кривит он разгневанно рот!
Он вспомнил о кознях Антанты!
Он высшую ноту берёт!..
Но, срочно прибыв из столицы,
с английскою тростью в руке
над ухом жандарма склонился
изысканный шпик в котелке.
Состроив ужасную мину,
известьем сражен наповал,
жандарм проорал: «Мама мия!»,
и занавес с неба упал.
Хамзу забирают из зала…
Но с песней поэта народ
выходит на свет из подвала
и штурмом Ла Скала берет!
Жандармское вспорото пузо!
Повсюду проснулись умы.
Хамзе помогает Карузо
бежать из миланской тюрьмы.
Пока их полиция ловит,
поднялся народ на господ –
станки побросала Болонья,
бастует неапольский порт!
Флоренция вся в транспарантах!
Министров свергают низы!
В Палермо кричат демонстранты,
вздымая портреты Хамзы!
Бунт в Парме! Восстанье в Турине!
И Римскому Папе привет!..
Вот так, Федерико Феллини.
Гасите, товарищи, свет.
ПРОСТИ МНЕ, АНГЕЛ МОЙ[3]
Прости мне, ангел мой, мои дела.
Я не хочу ни славы, ни скандала.
Дай потерять всё то, что обрела.
Дай обрести всё то, что потеряла.
Развей, мой ангел, славы ореол
и не оставь душе моей страданье.
Меня на эту сцену ты привёл.
Не дай уйти с нее без покаянья.
С небес нетленных голову склоня
над милой, над заснеженной Москвою,
дай мне забыть, кто обижал меня,
не дай забыть, кто был обижен мною.
Я слёз моих впервые не сотру.
Ни от кого я их скрывать не стану.
Дай пролететь снежинкой на ветру,
снежинкой над Крестьянскою заставой.
И пусть вдали, улыбки не тая,
с упрямых глаз смахнув слезу и чёлку,
глядит мне вслед та рыжая девчонка,
которою была когда-то я.