Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 33, 2010
Софья РОН-МОРИЯ, “А-хатан а-асири” (“Десятый жених”). – Тель-Авив, “Офир”, 2009.
Когда израильские спортсмены выигрывают ответственный матч, комментаторы ликующе кричат в микрофон: “Анахну аль а-мапа!” (“Мы на карте!”). Имеется в виду не то, что мы лучше всех, а то, что мы вообще существуем. Мы доказали свое существование!
Некоторые психологи усматривают в этом серьезные проблемы с самооценкой – возможно, комплекс неполноценности. Другие, наоборот, уверены, что всякий творческий импульс проистекает именно из какого-либо недостатка, нехватки. Примером – болезненное детство некоторых великих спортсменов или подростковое уродство будущих красавиц-кинозвезд. Необходимость преодолевать трудности (и прежде всего – самих себя) обеспечивает результат.
Я вспоминала об этом на презентации романа Софьи Рон-Мориа. Сейчас эта книга входит в десятку ивритских бестселлеров.
Софья приехала из России в двадцать лет, окончила религиозный колледж, работала в русскоязычной газете “Вести”. За последние годы стала заметной фигурой в израильской журналистике в качестве парламентского корреспондента газеты “Макор Ришон”. “Десятый жених” – ее первый роман, написанный на иврите.
Презентация вышла неожиданно многолюдной. Среди публики было четыре депутата Кнессета. Все они отметили, что книга читается на одном дыхании. Похвалы были обычны для литературной презентации, но тут присутствовала особенная нотка. “Это роман про нас! – говорили гости. – Анахну аль а-мапа!”
Эти “мы” – религиозные израильтяне в вязаных кипах.
Когда-то принято было считать, что роман – это зеркало общества, важнейшее средство самопознания – не только для отдельного человека, но и для целых общественных групп и сословий. Я отражаюсь – следовательно, существую…
Во время пасхального седера герои романа обсуждают современную ситуацию: “Наша страна ведь не вошла в эпоху постмодернизма. Это просто поверхностное подражание. У нас все живут в разных эпохах. Арабы, например, в восемнадцатом веке. – А мы? – А мы в девятнадцатом. Ну, знаешь, всякие там романтические национальные движения, Гарибальди… Неудивительно, что мы не можем найти с арабами общий язык. С таким разрывом во времени глупо ожидать, что с ними можно договориться. – А вот наши левые, – ввернула Дина, – живут в двадцатом веке. В десятых годах, ну максимум в двадцатых. С этой их модернистской утопией всеобщего разрушения…”
Очень верное наблюдение: наше общество неоднородно, разные его пласты живут в разных культурных эпохах и поэтому с трудом понимают друг друга. Среди них есть традиционная элита – ашкеназские светские израильтяне, уроженцы Страны как минимум во втором поколении. Есть и разнообразные маргинальные группы, частично перекрывающие друг друга – религиозные, евреи восточных общин, “русские”. Рай для социологов и этнографов – но не самое легкое место для жизни. Хотя и интересное…
Те, о которых герои романа говорят “мы”, – это особая социокультурная группа – кипот сругот, “вязаные кипы”. Значительная часть “вязаных” живет в поселениях за пределами “зеленой черты”. Большинство из них – правые сионисты. Наилучшим образом их идентичность маркируется стилем одежды и вязаной кипой. Это религиозные евреи, которые соблюдают заповеди, но при этом интегрированы в израильскую светскую культуру. Их можно увидеть не только в синагоге, но также в концертных залах и на театральных премьерах, на книжных ярмарках, в университетских аудиториях, компьютерных фирмах, адвокатских конторах и армейских частях.
Казалось бы, что может быть лучше, чем “наслаждаться двумя мирами”? Но есть и проблема: тот, кто пытается жить на границе двух миров, рискует оказаться маргиналом и там, и здесь. В случае “вязаных” это именно так: в современном Израиле эти энергичные, идеалистически настроенные и хорошо образованные люди являются маргиналами и по отношению к харедим (которых по-русски не вполне точно называют ультраортодоксами), и по отношению к традиционной светской элите. В этом смысле появление романа представляет собой шаг вперед к культурному и политическому центру карты.
По многим жанровым приметам “Десятый жених” – типичный “дамский роман”. Живо и подробно описаны юбки, блузки, шляпки, занавески, оттенки обивки, красиво сервированные столы в гостиных и раковины с немытой посудой на кухне. Куклы, детские болезни, неуступчивые компьютер и автомобиль. Хрупкая, нежная и женственная Дина управляется с этим миром не без напряжения – но все же успешно. Остальные персонажи призваны оттенять ее хрупкость и стойкость, и эта служебная функция делает их большей частью довольно схематичными. Подруга Алиса всегда рядом для того, чтобы выслушать или поплакаться в жилетку. Замечательная пара Иегудит и Элиягу – дверь их дома постоянно открыта для Дины и ее друзей. Заботливые мама и бабушка, помогающие с ребенком. А вот другой тип – карьерист, ханжа и лицемер Йоси, тоже в вязаной кипе…
В романе есть очень характерные израильские детали.
Уютные переулки в иерусалимском квартале Нахлаот, где последние годы стала селиться религиозная богема – художники, музыканты, поэты, философы, – и среди них, конечно, особенно много “русских”. Поселения – белокаменные домики с красными крышами, террасы, увитые розами и бугенвилиями – здесь люди, уезжая на праздники или на субботу, оставляют ключ соседям, которым надо пристроить на ночь гостей. Похороны Элиягу – того самого, который рассуждал о девятнадцатом веке – он погиб в теракте и оставил пятерых детей и беременную жену. Очень сильное впечатление оставляют страницы, описывающие совсем недавнюю нашу историю – месяцы перед так называемым “односторонним отделением”. Жители поселения, в котором живут друзья Дины, с ужасом ждут катастрофы – и не могут поверить в ее реальность…
Главная героиня романа – обаятельная, способная и целеустремленная молодая женщина, принадлежит к “вязаным”, но внутри этой маргинальной группы она особенно маргинальна, поскольку недавно развелась с мужем. “Разведенная плюс ребенок”, как пишут в газетных объявлениях. Плюс “русская” – она обременена багажом знаний, почти непригодных в израильской жизни, зато не имеет никаких связей и перебивается на зарплату почасовика в провинциальном колледже.
Цель жизни Дины – выйти замуж, завести уютный дом и много детей. Вне замужества ей трудно реализовать себя. Однако она не готова ради этого поступиться ни своими политическими и религиозными убеждениями, ни своей культурной идентичностью.
На трудном пути к воплощению мечты Дине помогает сваха Шуламит. Из своей небольшой зарплаты Дина выкраивает для нее приличную сумму – гонорар за сватовство. Взамен Шуламит обязуется представить Дине десятерых кандидатов. Сюжет романа складывается из встреч Дины с этими потенциальными женихами. Шуламит – ответственная и профессиональная сваха, которая видит в своей работе Божественное призвание. И все-таки для Дины процесс сватовства – труднейшее испытание, требующее немалой решимости. Мужчины, с которыми встречается Дина, принадлежат к “вязаным”. Это образованные и обеспеченные люди, которые желают того же, что и она – создать семью и растить детей. Девять мужчин проходят перед Диной – разведенные и холостяки. Они разные – приятные и скучные, не вполне нормальные, эгоистичные… Есть даже гомосексуалист. Одних она отвергает сразу, других – после получасовой беседы. Но есть и такой, с которым она встречается довольно долго, влюбляется в него и очень тяжело переживает разрыв. А затем, собрав силы, снова начинает поиск.
Дине нужен настоящий дом. А дом – это не только стены и крыша. Это страна. Дина хочет чувствовать себя своей в новой стране, а для этого необходимо пробиться внутрь, максимально близко к центру пестрой израильской карты. В начале поиска “люди центра” производят на нее магическое впечатление:
В его голосе была сила. Не агрессивность, под которой прячется растерянность (как прячется застиранная рубашка под сверхмодным костюмом), не напористое нахальство нувориша. Спокойствие. Уверенность аристократа. Этому нельзя научиться, это нельзя сыграть, это впитывают с молоком матери. С таким человеком нужно беседовать о родственниках и знакомых, о сестре некоего N., которая переехала в новую виллу, и сыне M., которого недавно назначили директором министерства. “…Их племянник, ну, тот, который женат на дочке министра, так вот брат его жены недавно опубликовал любопытную книжку. Ну да, мы учились в одном классе. Служили вместе в армии. Уже тогда было видно, что он очень способный…” Все эти люди принадлежали к закрытому клубу, а им принадлежала эта страна – по праву отцов, которые воевали, осушали болота, умирали от малярии, долбя кирками неподатливую землю прибрежной равнины. Их право было неоспоримо – оно могло пошатнуться разве что в эпоху социальных потрясений и революций. В ранней юности Дину тянуло к революционерам. В тридцать она научилась ценить скромное очарование аристократии”.
Один из женихов, человек тонкий и наблюдательный, приглашает Дину в оперу. В антракте герои вместе разглядывают публику, и он насмешливо замечает: “У тебя выражение лица… как у Жанны д’Арк, когда ее впервые привели во дворец и она увидела придворных барышень. Франция пылает, а они прихорашиваются! […] Твоя проблема в том, что ты никак не можешь решить, кем ты хочешь быть – Жанной д’Арк или герцогиней”. Он совершенно прав: при всей тяге героини к стабильности и покою, Дина в конце романа покупает дом в самом что ни на есть опасном месте – в поселении, которое обречено на изгнание и уничтожение. Именно здесь она собирается устроить нечто устойчивое, надежное и настоящее. Дом.
В романе хорошо показано, что большинством “вязаных” молодых людей движут не столько метафизические поиски, сколько стремление создать новые формы семейной и общественной жизни, отличающиеся от привычных европейских и американских. Это амбивалентное движение, с одной стороны, требует воплощения в жизнь древних требований Галахи, а с другой – восстает против этих требований как не соответствующих современности. Результат – самая динамичная из израильских социокультурных групп. Удастся ли ей при такой динамичности создать устойчивую культуру? Время покажет.
Почему эта группа при всей своей сложности и гетерогенности (религиозной, культурной, этнической) не распадается, а продолжает существовать? Наверное, благодаря некой общей исторической задаче, которая держит их вместе. “Вязаные” готовы употребить немалые усилия, чтобы доказать, что они нормальные, высокообразованные и добропорядочные граждане. Но может ли быть нормальной жизнь под пулями террористов? Или того хуже – жизнь в неопределенности “мирного процесса”, когда твой собственный дом может оказаться вообще вне израильской карты? Поэтому тенденция к самодовольной респектабельности, свойственная группе на пути в элиту, входит в противоречие с неспособностью (или невозможностью?) застыть и закоснеть. Какая тенденция победит? Этого мы тоже пока не знаем.
Любопытно, что в этом движении особое место занимают выходцы из России. Как ни удивительно, тип русско-еврейского интеллектуала, воспитанного на классической литературе девятнадцатого века, по некоторым параметрам очень близко подходит к израильским “вязаным”. Роман “Десятый жених” – первая и пока единственная попытка отразить и выразить на иврите своеобразие их “русского” компонента.
Парадоксальным образом именно эти маргинальные люди очень живо и ярко представляют в романе Израиль – маргинальную страну. Страну между Востоком и Западом. Страну, которая очень хочет удержаться на карте…
Елена Римон