Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 32, 2009
АНДРЕЙ АНПИЛОВ
ОДНИМ РОСЧЕРКОМ СВЕТА
Под землёй рукотворной Рембрандта,
Под завалом теней насыпным
Бьют вполголоса света куранты
По тебе, по себе, по родным.
Проступают любови крупицы
Из-под рубища жаркой тоски —
То перо окровавленной птицы,
То ресниц золотые пески.
Как талант, неглубоко зарытый,
Словно клад не у всех на виду,
Так разбойник распятый, убитый
Слышит музыку рая в аду.
Ломит время огромную цену,
Чтоб сказать – благодарствуй, отец, –
Хоть за пуговицу офицеру,
Хоть за матушкин старый чепец,
Хоть за лучик, на сердце оттёртый,
Хоть за нищий страдания мёд.
Скажет батюшка – вижу, остёр ты –
И слепыми руками прижмёт.
* * *
Утро, всё чудится что-то не то –
Шорох, с каким надеваешь пальто,
Что-то иначе немного, едва,
Словно пришиты не так рукава.
В сумерках синих на улице, сер,
Снег ноздреватою пенкой подсел.
С воздуха, кажется, сняли налёт.
Сердце догадка кольнёт.
Жизнь прожита, что-что будет – бог весть.
Вещи становятся как они есть.
* * *
Темнота, я стою посреди снегопада,
Словно в кроне деревьев огромного сада,
Он растёт на меня, оплетая корнями
Тишину над землёй в снегодышащей яме,
Расширяется вверх снегопада убранство,
Опускается стерх темноты и пространства,
И, вздыхая, стоит в белоснежной неволе
Белый конь, тишиной осыпаемый в поле,
Раздаётся тоски лошадиное ржанье,
Просто песня без музыки, слов, содержанья,
То ли вечность скрипит, как заржавленный терем,
То ли в поле храпит жеребёнок, потерян,
То ли просто вот так посреди снегопада
Можно долго стоять, возвращаться не надо,
Различая ничьи очертания смутно
И теряясь в ночи, находить поминутно
Тебя.
* * *
Март идёт по Москве ледоколом
И не портит собой борозды.
По рукам молодым полуголым
Серебришко гуляет, хрусты.
Едет купчик путёвый с рублёвкой,
Рассекает пейзаж кораблём,
Белозубой улыбкой неловкой
Вынет душу, подарит рублём.
На волне куража и азарта
Развернулись Кремля газыря.
Никакого прекрасного завтра,
Все сегодня на стол козыря.
Ты, Москва, не вмещаешься в карты,
Черноводье, медвежий умёт,
С юга нарды, на севере нарты,
В середине разлившийся мёд.
Под ногами галдят чертенята,
На Арбате поёт муравей,
Ну, а я-то что рад, ну а я-то,
Захудалых ничейных кровей?
Так… трамвай дребезжит толстосумом…
Есть четыре коротких строки
О разбойнике благоразумном
Из Евангелия от Луки.
ВИД ИЗ ОКНА
Смысл жизни, – сказал нам Тонино Гуэрра, –
Он в том, что увидишь в окне,
Проснувшись. А деньги, семья и карьера,
Здоровье, друзья, и талант, даже вера —
Всё прахом истлеет в огне.
Свой серенький двор, т.е. смысл неутешный,
Представил, вздохнул, усмехнулся:
Ну, думаю, дед в Адриатике нежной
Заелся, забылся от жизни успешной,
Чего не бывает? – свихнулся…
…Вихляет Градиска, навыкате бёдра,
Горят ветхой мебели тучи,
Пылит Нино Рота в окне Амаркорда,
И солнце, и юность, и дуче.
Как век, проплывает полуночный лайнер,
Он всех подберёт ещё на борт,
Редеет теней хоровод на экране,
Цыганский сгорающий табор.
Огонь язычком, как лисичка Алиса,
Оближет мальчишек на пляжах.
– Лизни нас, лисичка! – кричат. – Ввек обяжешь!..
Старик угадал относительно смысла,
Проснёшься – и вспыхнет кулиса.
Но что там, в окне, за ответы и числа —
Уже никому не расскажешь.
СТАРИК
Не притерпеться к боли, ни к какой.
Всем кажется, что в этом лабиринте
Все входы, выходы он зрячею рукой
На ощупь знает. А ему – не выйти.
Ну что там, старый хрен? – Пока кряхтишь?
Недолго уж!.. Он в коридоре белом
Трясётся, как подопытная мышь,
Марая простыни и сам мараясь мелом.
Ночная лампочка таращит мёртвый зрак.
Проход, окно… вчера было окно ведь…
Тоску неразделённую никак,
Как водку, ни сглотнуть и ни раздвоить.
Он призван на войну как рядовой,
Он – нашей армии. Но ныне, среди ночи,
К своим идти вперёд с передовой
Ему из окружения – короче.
* * *
Как зуб из-под припухших десен…
И душа с изумлением видит,
Как под кровом её теплоты
К свету свет прорастающий идет.
Сквозь ржаной перегной доброты,
Задушевности мягкую внешность
Прорезает асфальта пласты
Стебелька раскалённая нежность.
Вытесняя птенцов из гнезда,
Распахнёт воспалённые вежды,
И уж как себя дальше ни тешь ты –
Тот зелёненький клювик листа
Развернёт тебя древом надежды,
Длиннопалым растеньем креста.
РИСУНОК
Как зимнее солнышко в северной дымке,
Морозных ресниц раскалённые льдинки,
Подснежник, улыбки росток,
Вот-вот он распустится в воздухе слепо,
Задумчивый взгляд, словно капелька неба,
И детской руки лепесток.
Расплывчатых красок жемчужное млеко,
Младенческий абрис предплечья и века,
Причёски речной ветерок –
Одним нарисована росчерком света,
Ты вся словно сердцем вполголоса спета
У жизни моей между строк.
Уступчивый север, неяркая внешность,
Ты только душа и подробная нежность,
Мерцанье лампадки внутри.
Когда-то мы были с тобою моложе,
Тебе обещал я рисунок, ну что же…
Ну что ж, дорогая, – смотри.
* * *
Я, Боже, твой плетёный короб,
Сосуд скудельный,
Забыт во тьме. Снаружи город
Шумит, отдельный.
Мелькает свет, снежинки, люди,
Ларьки, торговки,
А я оставлен в ветхой груде
Вещей в кладовке.
Ты всем позволил быть, покуда
Гулять по свету,
Но если мной не явишь чудо –
Меня как нету.
Я лишь стареющие прутья,
Подобье склепа,
Худые рёбра, то есть грудь я
Без сердца, света.
Но помнит клеть свободы жженье
Во мгле утробной,
И райский ужас умноженья
Пшеницы сдобной,
И как волной на берег плещет
Народ в смятенье,
И как лозы живой трепещет
Переплетенье.