Психосказки
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 31, 2009
КРАЖА
– Роджер, она заперта.
– Я знаю. Сейчас проверю. Ну вот, заперта. Пошли вниз.
– Роджер, я тебя жду.
– Да, да, иду. Дай поднимусь на секунду, что там с дверью. Все, пошли.
– Роджер!
– Сейчас, сейчас. Я быстро. Я наверх и обратно. Не помню, запер ли дверь.
– Роджер, запер!
– Сама ты “Роджер запер”. Перестань дразниться. Две минуты.
Ну все, отъехали.
– Роджер, ты куда?
– Слушай, мне нужно вернуться.
– Зачем?
– Да дверь эта. Я не уверен насчет нижнего замка. Езжай сама, я скоро приеду.
– На чем?
– На автобусе. Там недалеко, я доберусь, езжай. Мы же не можем вдвоем уехать, не зная, заперта ли…
– Роджер!
– Кончай на меня так смотреть. Я все знаю, у меня тяжелый характер. Я скоро.
Пошел, проверил, вернулся, стал ждать автобуса, вернулся с автобусной остановки, проверил, спустился, сел в автобус, вышел через остановку, вернулся, поднялся, проверил, поехал снова. Приехал в результате на два часа позже.
– Роджер, где ты был?
Она подозревает измену. Она во всем подозревает измену, но не в этом дело. Она уговорила меня пойти лечиться.
Профессор сидит, седенький такой. Врач. Объясняет. Понимаете, говорит, уважаемый, мы сначала с вами договоримся, что вы проверяете дверь на один раз меньше, чем обычно. Всего на один только раз, да? Это же в целом ничего не изменит?
Ну, в целом, наверное, не изменит. То есть я бы не был так уверен, но…
– Вы же хотите лечиться?
– Да, хочу.
– Идемте.
И мы идем к моей двери, мне уже смотреть на нее противно, но я не могу уйти из дома, ее не заперев, поэтому мы туда идем и я ее запираю.
– Заперли? – спрашивает профессор.
– Запер, – соглашаюсь я.
– Проверьте, – предлагает он. Щедрый.
Проверяю. Запер.
Спускаемся со ступенек. С третьей возвращаюсь. Думал, он дергаться начнет, но он молчит. Проверяю, иду обратно, спускаюсь этажом ниже, гляжу наверх.
– Проверьте, – предлагает. Радушный.
Проверяю. Ну все обычным порядком, с первого этажа вернуться, с автобусной остановки, из автобуса выйти…
– Оп, – ловит меня за локоть. – Погодите. Это, если бы все шло как заведено – последний раз?
– Ннну да, наверное. Последний.
– Тогда не надо.
– Как это “не надо”?
– А вот так – не надо. Мы с вами о чем договорились?
Ни о чем мы с ним не договаривались.
– Мы с вами договорились, что вы проверите одним разом меньше. Всего одним разом, да? Вот вы сколько раз сегодня проверяли?
– Не помню. Раза три.
– Давайте сосчитаем.
Считаем. Выходит – четырнадцать раз, не считая несколько раз сразу после выхода из квартиры дернуть дверь. Четырнадцать. Однако.
– А завтра вы проверите тринадцать, – советует профессор. – Не надо “один”, не надо “два”, вам этого пока не потянуть. Тринадцать.
Что мне их, считать?
– Считайте.
На следующий день считаю. Получается почему-то сразу двадцать шесть. Может быть, я плохо считаю?
– Давайте подойдем к вопросу объективно.
Это опять профессор.
– Чего вы боитесь?
– Что меня обворуют. В городе участились кражи, да и вообще…
– У вас есть в квартире что-то особенно ценное? Что-то, без чего вам не прожить?
– Нет, но все мои вещи, вся моя жизнь… Кроме того, знаете, противно думать, что кто-то будет копаться в твоем шкафу. У меня деньги на нижней полке под бельем (не забыть переложить, они там уже три дня лежат). Что же, чужие руки будут в этом белье шарить? А мне потом его носить?
– Согласен. Вы не хотите, чтобы вас обворовали, это можно понять. А теперь приведите мне, пожалуйста, доводы за то, что это случится.
– За то, что меня обворуют? Доводы?
– Да.
– Говорю же – кражи в городе участились.
– Это один довод. Еще есть? Вы так серьезно подходите к ситуации, не может быть, чтобы у вас был только один довод.
– Еще – мне всегда не везет. У меня в пятом классе из кармана украли ножик, никто не мог понять – как. И еще…
– Да?
– Да дверь эта. Она хлипкая, на самом деле, ее взломать ничего не стоит. Ногой можно выбить.
– А почему вы тогда не поменяли дверь?
– Да мы меняли вообще-то. Два раза, в последний раз – в прошлом году.
– Не помогло?
– Ну как вам сказать. Помогло, наверное. Первая дверь была совсем плохая, не дверь, а лист бумаги. Вторая вроде получше. Но тоже, тоже…
– Может быть, поставить наконец нормальную дверь?
– Нам сказали, что лучше того материала, из которого наша третья дверь, на рынке сейчас просто нет. Не существует.
– Понимаю. У вас стоит дверь из наиболее прочного материала, существующего на данный момент, но это недостаточно прочный материал.
– Конечно, недостаточно. Говорю вам, хорошенько нажать ногой…
– А не ногой, так ломом. Давайте подумаем, что еще может служить аргументом в пользу того, что вас, скорее всего, обворуют.
– Я не сказал “скорее всего”. Я сказал – могут обворовать. Не знаю, что еще. По-моему, хватит.
Ладно, хватит. А теперь, сделайте одолжение, приведите мне доводы против.
– Против чего?
– Против того же. Против того, что вас могут обокрасть.
– Но я же сказал – все к тому, что…
– Я понимаю. Но у любой теории должно быть обоснование и опровержение, верно? Давайте для равновесия посмотрим, что можно придумать в пользу того, что вас не обворуют.
– Ну, в принципе, дверь у нас из прочного материала. То есть ее можно, конечно, взломать, но те, кто эти двери делает, тоже не дураки. Какой-то смысл в этом есть.
– Ага. Дверь все-таки довольно прочная. А еще?
– А еще у соседей собака. Она лает, а снаружи непонятно, откуда – от соседей или из нашей квартиры. Если не знать, можно испугаться.
– Еще?
– Еще – я проверяю! Ясно вам? Проверяю. Дергаю дверь, возвращаюсь, проверяю еще раз, и не ухожу из дома, пока не буду окончательно уверен, что дверь заперта за все замки.
– То есть вы хотите мне сказать, что ваши проверки снижают шансы ограбления?
Трогательный такой. Очки поправляет.
– Что значит “хочу сказать”? Разумеется, снижают!
– Простите, Роджер, а чем?
Тем, что дверь заперта, старый ты идиот!
– Тем, что дверь заперта.
– Погодите. Причем здесь дверь? Дверь, прошу заметить, заперта совершенно одинаково и после вашей первой проверки, и после двадцать шестой. На неё ваши проверки никак не влияют, Роджер! Они влияют только на вас самого.
Хм.
– Ну как же. Если у меня остается хоть капля сомнения в том, что я запер дверь, я поднимаюсь лишний раз и проверяю. И тогда…
– Роджер. Скажите. Хотя бы раз в жизни вы, поднявшись, обнаруживали дверь открытой?
– Нет.
– Хотя бы раз у вас случалось, что дверь оказывалась заперта не до конца, плохо или хуже, чем могла бы?
– Нет.
Хотя один раз мне показалось, что она как-то не так закрыта. Я отпер ее и запер заново. Но отпирать пришлось полностью, четыре поворота ключа, да.
– Тогда какая связь между проверками и ограблением?
Какая-какая. Мне спокойней.
– А вам не мешает, что в каждое место, куда вы приходите, вы опаздываете минимум на полтора часа, потому что по тридцать раз возвращаетесь домой?
– Жене мешает.
Ей все мешает. Что я нервничаю, что я возвращаюсь, что я не такой, как все, что со мной нельзя никуда пойти.
– Вы любите жену, Роджер?
Не знаю.
– Конечно, люблю.
Наверное, спокойнее было бы развестись. Тогда я мог бы проверять свои двери столько раз, сколько захочу. Или вообще не выходить из дома.
– А есть у вас в жизни другие развлечения, кроме проверки двери? Что-то, что вас интересует?
– Разумеется, есть! – раздражен.
Черт, я все время думаю об одном и том же. Хожу по улице, на работу, к друзьям, а думаю о ворах. Хотя к друзьям я уже давно не ходил – нет сил ехать по два часа в один конец. Они живут недалеко, но, пока я проверю эту дверь…
Я сам не понимаю, как он меня уговорил. Но мы решили, что я постепенно буду проверять все меньше и меньше раз, до тех пор, пока не смогу один раз уйти на целые сутки к друзьям, не возвращаясь ночью. Никогда бы не подумал, что я сумею. Жена была в восторге.
– Доброе утро, Роджер. Как вы спали?
Спал, как же.
– Как младенец. Сладким сном.
– Ну-ну, не все так плохо. Неужели совсем ни на секунду не сомкнули глаз?
Смеется.
– Минут на двадцать, может, и сомкнул.
– Двадцать минут – прекрасный результат. Пойдемте, проверим вашу дверь. Вы ведь не заходили туда со вчерашнего дня? Ни разу? Вот и прекрасно. Зайдем туда вдвоем.
Сначала мне показалось, что я схожу с ума. Дверь была вырвана вместе с дверными петлями. Вместо дверного проема – дыра. Меня обокрали этой ночью.
В комоде, конечно же, не осталось денег, а под матрасом – чековых книжек. Еще унесли стереосистему и несколько золотых вещей жены. В общем, все. Жить можно – впрочем, ничего более ценного у меня дома и не хранилось. Ну, белье, так белье я новое куплю.
– Роджер, голубчик… Вы смеетесь? Отойдите, не мешайте ему, у него истерика. Принесите воды.
Черта с два у меня истерика. Я смеялся. Жена испуганно дотрагивалась до моего рукава.
– Доктор… доктор, милый… – от смеха я не мог говорить. – Доктор, вы уж простите меня… Я вам признаюсь сейчас, я двоечник, только вы меня не ругайте.
Он не выглядел человеком, который будет меня ругать.
– Я ведь приходил сюда ночью, доктор. Четыре раза.
Профессор смотрел на меня с прорезавшимся интересом. Я смутился.
– То есть шесть. Я гулять ходил, мне не спалось.
– Понимаю. Вам случайно не спалось и вы по ошибке шесть раз подошли к своей двери. Машинально.
Продолжая смеяться, я обнял жену за плечи.
– Не сердись. Так получилось. Я шесть раз сюда подошел, то есть семь. В общем, несколько. И все было в порядке, понимаете? В полном.
Не было сил смеяться, пришлось опереться о стену. Они не понимали. А я уже был свободен.
– Вы уверены, что вам не нужна вода? – осторожно спросил профессор.
Потом он все-таки понял. Позже, когда мы сидели в его кабинете.
– Раз меня можно ограбить, несмотря на то, сколько раз я сюда прихожу, значит, от моих приходов и правда совсем ничего не зависит. Я могу вообще не выходить из дома – а меня усыпят, пустив газ под дверь. Я могу жить на лестничной клетке, тогда меня стукнут тяжелым по голове.
– Вам страшно?
– Ни капельки. Все. Я свободен. Я же боялся, сколько всего от меня зависит. Ночей не спал – вдруг упущу. Оставлю на секунду, отвернусь, отвлекусь, тут-то все и случится. Боялся отойти. А теперь оказывается, что от меня не зависит вообще ничего. Не я тут главный. Можно гулять, можно оставлять открытой дверь. Все равно.
– Роджер, голубчик. Вы хотите сказать, что само ограбление пугало вас меньше, нежели опасность не справиться с задачей?
Умные слова. Я не знаю.
– Меня пугало, что я должен, а не могу. А теперь выясняется, что в любом случае не могу. А значит, и не должен.
Жена меня быстро простила. И белье мы купили. Красивое, белое, в золотой цветок.
ПОВЕРИТЬ В ДЕСЯТЬ НЕВОЗМОЖНЫХ ВЕЩЕЙ ДО ЗАВТРАКА
– Что-нибудь мягкое можешь себе представить?
– Могу. Подушка.
– Отлично. Теперь – мягкое и холодное. Можешь?
– Могу. Подушка из холодильника.
– Еще лучше. А теперь мягкий, холодный и сыплется. Ну?
– Не вопрос. Подушка из холодильника, которую распотрошили.
– С неба сыплется! Ну?
– Да легко! Подушка из холодильника, которую распотрошили с вертолёта!
– Так, – Юджин азартно придвинулся к столу. – Один есть. В снег поверили. В Австралию попробуешь поверить? У тебя хорошо идет.
– Попробую, – кивнул Марат. – Давай Австралию.
Юджин задумался.
– В далеко – веришь?
– Верю! Тетя Елена далеко живет, до нее ехать целый день.
– В очень далеко – веришь?
– Верю. Муж тети Елены от нее сбежал и теперь до него ехать четыре дня.
– Отличник! Ну вот так далеко, как даже мужу тети Елены не сбежать, есть Австралия. Такая страна. Веришь?
Марат поежился.
– Нет.
– Ну как же нет! Почему же нет?
– Ну ладно тетя Елена… – неохотно протянул Марат. – Ладно ее муж. Но Австралия? Где-то там, черт знает где, с другой стороны земли? И кенгуру? Не могу.
– Ладно. Попробуем в привидения?
– Так в привидения я вчера уже поверил.
– Тогда в говорящих птиц? Сирин, Феникс, Алконост?
Марат отмахнулся.
– Попугаи.
– А в НЛО? – оживился Юджин после паузы. – В летающие тарелки?
– Ты же сам говоришь – летающие тарелки, – рассудительно сказал Марат. – Чего в них не верить? В тарелку верю, в летающее верю. Ну так тарелка и летает. Где проблема?
– Ладно, попробуем разминку. – Юджин встал и прошелся по комнате. – В апельсины веришь?
Марат взял со стола апельсин и взвесил его на ладони.
– Верю. С позавчера.
– А в ананасы?
Марат огляделся.
– Ну, в апельсин колючек натыкать если… Верю.
– В кошек веришь?
– Мяу, – сказал из-под стола сибирский кот Колтун.
Юджин кивнул.
– Давай тогда в драконов поверим. Это все-таки легче, чем Австралия.
– Да верю я в драконов, – Южин махнул рукой. – С прошлой недели еще.
– Тогда слушай! Летит дракон! Огромный такой, с кожистыми крыльями, огнедышащий… веришь?
– Верю.
– А крылья у него – шире моря! А гребни у него – круче леса! И дым из него валит, как на пожаре. И вот летит он, летит, летит, летит… Ну сам подумай. Если такая махина поднимется в воздух, неужели она сделает это ради какой-нибудь тети Елены? Такая громада? Такая летающая лошадь?
– Нет, – Юджин решительно качнул головой. – Не сделает. Тетя Елена три года назад пообещала купить мне куртку “Вольфскин” . И до сих пор не купила! Говорит, дорого. И ради этой сквалыжины дракона с места поднимать?
– Вот! – торжествующе крикнул Марат. – Вот именно! Ради какой-то тети Елены, которая паршивой куртки любимому племяннику купить не может, ни один дракон не полетит! А ради ее мужа – полетит?
– Не полетит! Муж у нее еще хуже, от него даже открытки не дождешься на Рождество.
– А куда он, по-твоему, полетит? Такое огнедышащее счастье, раз уж оно, слава тебе господи, летает, как летающий паровоз?
– Куда? – Юджин смотрел с интересом.
Марат поднял указательный палец.
– В Австралию!
– Почему?
– Да потому, дурья твоя башка, что в дракона на прошлой неделе тебе было трудней всего поверить. Я же помню, я тут три часа жег сигареты и дым из ушей выдыхал. А Австралия – она же еще хуже с точки зрения поверить, чем дракон. Как муж тети Елены, который еще дальше, чем она. Поэтому если дракон куда и полетит, то непременно в Австралию. Веришь?
– Верю! – радостно закричал Юджин и запрыгал по комнате на одной ноге. – Верю, верю, верю! Есть Австралия, есть!
Он подошел к висящей на стене географической карте и крупными штрихами закрасил на ней одно из белых пятен. Потом оглядел карту и сказал:
– Марат, а может, мы завтра попытаемся поверить в ресторан “Нептун” с соседней улицы? Хочется чего-нибудь… эдакого.
Марат покосился на заколоченную входную дверь.
– До ресторана “Нептун” ты еще не дорос. Сначала тебе надо в Южную Америку поверить. Вот ты мне скажи, ты в Южную Америку веришь?
– Не верю, – вздохнул Юджин.
– А говоришь – ресторан “Нептун”. Как же у тебя получится поверить в то, что ты видишь своими глазами, если ты не веришь в то, чего никогда не увидишь? Верить, глядя в упор, куда труднее!
– Да, – медленно ответил Юджин, стараясь не замечать, как сквозь Марата подмигивает гвоздями заколоченная дверь. – Да, ты прав. Это гораздо, гораздо труднее. Лучше нам с тобой погодить пока с “Нептуном”.
ВЕНЕРИНА МУХОЛОВКА
Кит поднял голову. На пороге, понурившись, стоял Крот.
– Принес? – спросил Кит, заранее зная ответ.
Крот прошел в комнату, швырнул в угол пустой пакет и завалился на диван.
– Не принес, – сам себе ответил Кит и снова углубился в книгу.
Вошла Клара, подняла пакет с пола и унесла. Кит читал, время от времени перелистывая страницы. Крот пыхтел на диване. Через какое-то время он поднялся, подошел к Киту и встал за его плечом.
– Я хороший, – сообщил Крот плечу.
– Хороший, – согласился Кит, не отрываясь от книги.
– Я полезный! – добавил Крот.
– Нет, – Кит перелистнул страницу.
Крот скривил губы, собираясь заплакать.
– Я Кларе скажу!
– Я ей сейчас сам все скажу, – пообещал Кит, почесав Крота за ухом. – Не реви. Когда я в первый раз ходил за хлебом, я даже до булочной не дошел.
На обед была вареная зеленая фасоль. Она лежала на блюде, свешиваясь с него вареными зелеными боками. Крот печально смотрел в тарелку.
– Я не люблю фасоль, – сказал он, тяжело вздохнув. – Я люблю яблочные пироги.
– Пожалуйста, – оживилась Клара, – не проблема. Пусть кто-нибудь сходит за яблоками, и я с удовольствием испеку пирог. Даже два.
Кузя переглянулась с Кротом и сделала вид, что это ее не касается. Крот поежился и еще глубже вжался в стул.
– Вот, – сказал Кит, указывая на них обвиняющим пальцем. – Твое разлагающее влияние.
Клара хитро посмотрела на него из-под длинных ресниц и предложила:
– Сходи за яблочками?
Кит встал и вышел. Из соседней комнаты донесся скрип письменного стола.
– Да, – сказала Клара, – мое разлагающее влияние.
На ужин снова была фасоль.
– Ну послушай, – ласково сказала Кузя, – это же несложно. Ты заходишь, вот так…
Она встала и открыла перед собой воображаемую дверь.
– Потом говоришь: “Дайте, пожалуйста, два килограмма яблок”.
– Три, – вставил Кит.
– Три, – кивнула Кузя. – Потом подаешь деньги, берешь пакет и уходишь. И все!
– И все, – повторил Кит. – Очень просто.
– А потом, – мечтательно сказала Клара, – я испеку пирог.
– Два, – застенчиво поправил ее Крот и взял пальто.
– Два! – согласилась Клара. – Один – тебе. Лично.
– Мне лично, – повторил Крот и улыбнулся, показав на секунду ямочки на щеках.
На улице было довольно тесно. Крот шел, надвинув шапку до самых бровей и лавируя между прохожими. Возле овощного магазина он затормозил и попятился – из дверей овощного выскочила девочка с клетчатой сумкой.
– Бабушка! – закричала она на всю улицу. – Бабушка, иди скорей! Я очередь за апельсинами заняла!
Крот, которого криком девочки отнесло на два метра от входа в магазин, выбрал момент, когда девочка отодвинулась на несколько шагов, а ее бабушка еще не появилась, сделал глубокий вдох и боком пробрался внутрь. Внутри, поперек магазина, стояла двадцатиголовая сороконожка. Она извивалась, крутилась и болтливо общалась сама с собой. Крот вошел и по-прежнему боком дошел до яблок. Они успокаивающе пахли сырой землей.
Теперь сороконожка обступала Крота со всех сторон. Часть голов у сороконожки была повыше, часть – пониже, какие-то головы носили волосы, а некоторые были без волос. На каждой голове был рот, почти все эти рты были открыты, и в каждом мелькали заметные белые зубы.
“Если бы они еще не издавали звуков”, – подумал Крот. Он решил немножко постоять на месте и подумать о яблочном пироге.
– Мальчик, выбирай быстрей, – сказала одна из голов, в белой шапке с вязаным цветком. – Люди ждут.
Крот потянулся к яблокам и уронил пакет.
– Безобразие, – сказал женский голос за его спиной. – Я на полчаса с работы вышла, а ты тут копаешься. Ну бери же, бери.
Пакет забился куда-то под прилавок, и Крот встал на колени, чтобы его достать. Теперь возле яблок торчал его зад, обтянутый зелеными штанами. Проклятый пакет не желал вылезать. Крот вполне его понимал: под прилавком было темно и тихо. “Я дам тебе кусочек яблочного пирога”, – шепотом пообещал он пакету, поддел за торчащее ухо и потянул наружу. Пакет подался вперед, недовольно шурша. Когда Крот встал, вокруг не осталось ни одной головы из тех, кто стоял там раньше – видимо, они набрали яблок и ушли.
– Мальчик, давай быстрей, – сказала какая-то совсем другая голова, которая, наверное, не была виновата, что голов на свете много, а слов – мало, поэтому слово “быстрей” приходится использовать чаще, чем все остальные слова. Яблоки прыгали в ладонь и выпрыгивали из нее в пакет. Пока Крот был занят яблоками и шевелился, на него, кажется, даже никто не смотрел. “Молодцы”, – похвалил он яблоки. И тут заметил, что вредный пакет – видимо, пока прятался под прилавком – успел порваться, поэтому теперь каждое яблоко проделывает долгий путь: из ладони в пакет, а из пакета – на пол. Пол был грязным и золотисто-красные яблоки очень его оживляли.
– Безобразие, – сказал женский голос. – Хулиган.
Крот представил, как сейчас будет ползать по полу, собирая яблоки по одному, а вокруг будет стоять болтливая сороконожка, толкаясь ногами. Яблоки будут бегать и прятаться в разных местах, а одно обязательно скатится в лужу.
– Мальчик, что ты копаешься?
Крот оглянулся. Вплотную к нему стояла сороконожка, и во все глаза смотрела ему в лицо. Он решил попробовать сделать так, как ему когда-то велела Кузя.
– Не обращай внимания на людей, – говорила она. – Делай вид, что ты один. Тогда и тебя не заметят.
Крот сделал вид, что он один, развернулся, толкнув кого-то в живот, и выбежал из магазина.
Снаружи стояла Кузя.
– Никак? – спросила она, подходя к Кроту. Он мотнул головой.
– Ну и ладно, – Кузя отвернулась от магазина. – Нужны они нам, эти яблоки. Можно и на фасоли прожить. А в следующий понедельник папа пойдет в магазин.
Крот шел за ней, постепенно приходя в себя. У Кузи было пальто с рыжим хлястиком на спине. На хлястик с двух сторон пришили большие пуговицы, отчего казалось, что хлястик смотрит двумя глазами. Крот ему подмигнул, а хлястик ему улыбнулся. Он всегда улыбался.
– А чего ты пришла сюда за мной? Дома кто-то есть?
– Да, – отозвалась Кузя, не оборачиваясь. – К Кларе в гости пришла Руфина.
– Тогда в парк? – спросил Крот, беря правей.
– Ага, в парк. Семечек хочешь? – Кузя порылась в кармане. – У меня остались. Ты же свои уже съел?
– Съел, – согласился Крот, протягивая сложенную лодочкой ладонь. Семечки приятно шуршали, и Крот подумал, что они, пожалуй, не хуже яблочных пирогов.
Кит сидел за столом и читал. Под закрытой дверью лежала влажная тряпка, затыкавшая щель. Верхние дверные углы были приклеены к стене широкой липкой лентой. Когда Клара снаружи подергала дверь, лента заскрипела, но не поддалась.
– Сейчас, – не оборачиваясь, сказал Кит. – Я дочитываю.
– Кит, все ушли, – сообщила Клара двери. – Ты можешь выходить.
Она нажала, и на этот раз дверь открылась под громкий треск липкой ленты.
– По-моему, от голоса липкая лента не спасает.
– От голоса Руфины спасает только ядерная бомбардировка, – Кит оторвался от книги. – В смысле заглушить.
– Я не смогла организовать ядерную бомбардировку. Я сама узнала за полчаса.
– И тебе было неудобно сказать, что ты занята, – продолжил Кит.
– Но я же не занята, – сказала Клара. У неё болела голова. – Дети еще не вернулись?
– Они не рассчитывали, что всё так быстро кончится. А кстати, зачем она приходила?
– Сказала “хочу поздравить”. Ты случайно не знаешь, с чем меня можно было бы поздравлять?
– Тебя? – Кит нахмурился. – День рождения у тебя в апреле, новый год – в январе, восьмое марта – в марте… Не знаю.
– Вот и я не знаю, – вздохнула Клара. – Но она принесла подарок.
Клара поставила на стол небольшой горшочек с чем-то зеленым внутри.
– Что это?
– Венерина мухоловка.
Кит крутнулся на стуле и склонился над зеленым горшочком.
– Какая мухоловка? Венерино что?
– Венерина мухоловка, – повторила Клара. – Семейство росянок. В общем, оно ест мух. То есть она.
– Если “венерина”, то, видимо, она, – бормотал Кит, разглядывая зеленые ростки. – Выглядит, надо сказать, довольно непристойно.
В горшочке сидело несколько толстых коротких стеблей, каждый из которых увенчивался чем-то вроде распахнутой волосатой ракушки. Створки ракушек были красного цвета, а само растение – зеленым.
– Сам ты выглядишь непристойно, – сказала Клара. – А оно – природа. В природе ничего непристойного нет, в ней все – результат естественного отбора. Вот, смотри. Внутрь одной из створок кладут муху. А оно её цап! – и ест. В инструкции написано, что ему хватает полмухи в неделю.
Кит осторожно потрогал кончиком пальца поверхность одной из ракушек. Ракушка немедленно схлопнула створки. Кит отдернул палец.
– А что она еще ест? Кроме мух?
– Еще – сырое мясо. Только без соли, соль ей вредна.
– Ну хорошо, – Кит снял очки и стал протирать их подолом Клариной кофты. – Соль ей вредна, зовут ее “венерина мухоловка”, и ее непристойный вид – это результат естественного отбора. Но скажи мне, пожалуйста, где мы возьмем ей мух?
Крот стоял на подоконнике с полотенцем. Кузя смотрела снизу.
– Левей! – командовала она, и Крот сдвигался на сантиметр левей. – Правей! – кричала Кузя через минуту, и Крот балансировал на одной ноге.
– Упадешь, – сказала Клара, заглядывая в комнату.
– А мухи? – возмутилась Кузя. – Ты же знаешь, мы за всю неделю не поймали ни одной. Животное страдает.
Клара покосилась на венерину мухоловку на столе.
– Так по нему и не скажешь.
– На обед опять фасоль? – осведомилась Кузя в спину выходящей Кларе. Крот тем временем махнул полотенцем в последний раз и спрыгнул с подоконника.
– Я тебе говорю, это не муха, это пятно на потолке. Оно за полтора часа ни разу не шевельнулось.
– Других все равно нет, – отозвалась Кузя. – А в магазин папа только в следующий понедельник пойдет.
– Фасоль, – печально констатировал Крот.
– Росянки не едят фасоль, – Кузя сморщилась.
– Она не росянка, она – “венерина мухоловка”. Может, съест?
– Эту фасоль даже Кит уже не ест. А такая нежная девочка съест?
– Это кто тут “нежная девочка”? – не понял Крот.
Кузя махнула рукой и пошла отрывать Кита от книги.
– Нет, – отозвался Кит, не оборачиваясь. – Даже не проси.
– Но она умрет! – с жаром воскликнула Кузя.
– Тогда пойди в магазин и купи ей мяса. И нам заодно.
Кузя умолчала о том, что она уже ходила. Но в мясной магазин зайти не сумела, зато попыталась поймать муху в парке. И ни одной не нашла.
– Может, у нас остался кусочек колбасы?
– Если бы у нас остался кусочек колбасы, мы бы давно его съели.
Кузя всхлипнула. Кит, не оборачиваясь, похлопал ее по плечу.
– Наша семья не приспособлена к воспитанию росянок, малыш. У всех есть свои ограничения.
– Она же не виновата… – ныла Кузя, кругами ходя вокруг Кита, – она же не напрашивалась… Её же не спросили…
– Вчера, – Кит придержал книгу пальцем, – Клара дошла до продуктового. И даже зашла внутрь. Продавщица назвала ее “женщина” и сказала, что с такой фигурой так одеваться не стоит. Добавив “тем более, в вашем возрасте”. Ты хочешь, чтобы Клара пошла туда еще раз, чтоб накормить росянку?
– Теперь понятно, – протянула Кузя, – почему она такая грустная с утра.
– Кто? Клара?
– Да нет, росянка! Я думала, Клара ей все-таки что-нибудь купила. Ну… маленькое такое. Клара, кстати, тоже грустная с утра. Я думала, она купила что-то маленькое, за которым не надо внутрь магазина заходить. Говорит, у нее жизнь не удалась.
Кит присвистнул:
– Кто говорит? Росянка?
– Да ну тебя, – Кузя уселась на подоконник и задумалась. Кит продолжал читать.
Ночью он подошел к венериной мухоловке.
– Ну чего? Страдаешь?
Мухоловка молчала.
– Вид у тебя не очень счастливый. Может, тебе фасоли дать? Хотя эту фасоль уже даже мы не можем есть. Ты понимаешь, она хранится в морозильнике без проблем. А булочки подолгу, к сожалению, не лежат…
Он закрыл дверь и заклеил верхние углы липкой лентой. Потом достал из ящика перочинный ножик и склонился над горшочком.
– На улицу я ради тебя не пойду, – бормотал Кит, открывая нож, – выхожу я раз в месяц, по понедельникам. Чаще не могу, хоть ты меня режь. Я бы и резал, только моя семья, к сожалению, такого не ест. Но ты-то ешь!
Он сморщился и быстро полоснул по пальцу. В росянку закапала кровь. Шепотом чертыхаясь, Кит прижал нож к порезу, нажав посильней. Крови стало больше.
– Что за ерунда, – разозлился Кит. – Как мясо на жаркое резать, так куски от пальца сами отваливаются. А как для дела, так одна вода?
Он представил жаркое, шкворчащее на сковородке, размахнулся и рубанул сверху вниз. От пальца отделился маленький кусочек. Кит подцепил его кончиком ножа и сунул в одну из створок венериной мухоловки. Створка захлопнулась.
– Ну вот, – он порылся в ящике и вынул пластырь. – Теперь неделю можно не волноваться. Что бы они ни говорили, а я полезный. В отличие от некоторых, которые только и могут с полотенцем по подоконнику прыгать и фасоль ругать.
Через несколько дней Крот вышел к завтраку и зажмурился. Постоял немножко, потом осторожно открыл глаза. На столе стояла миска со свежими булочками. Рядом в вазе лежали яблоки. Напротив, держась за стул, стояла Кузя.
– Сегодня понедельник? – спросил Крот.
– Нет, – ответила Кузя, и Крот понял, что еда на столе – не ее работа.
В кухню вышел Кит. Рассеянно взял яблоко, стал жевать.
– Что ты на меня так смотришь? – спросил он Крота, придвигая булочки. – Кто пирога хотел?
– Я, – прошептал Крот. – Это Клара, да?
– Клара еще спит. А слишком любопытные могут сами сделать начинку. Сахар на полке.
– Я сделаю! – вызвалась Кузя. – Клара встанет, а у нас уже все готово!
– Отлично, – кивнул ей Кит, взял булочку и устроился в кресле, открыв журнал.
Письменный стол казался золотистым от света настольной лампы. Клара присела на подлокотник.
– Кит, а где росянка?
– Росянка? – Кит был невнимателен: он читал газету.
– Ну, венерина мухоловка, которую Руфина подарила. Такое смешное растение, похожее на распахнутые ракушки. Она сначала стояла на столе, а потом я про нее забыла. Где она, ты не знаешь?
– За хлебом пошла.
Клара нырнула за газетный лист. Оттуда на нее смотрел серьезный Кит.
– Мне лучше не спрашивать, да? – уточнила Клара.
– Почему, ты можешь спокойно спрашивать. Венерина мухоловка пошла за хлебом. Заодно я попросил ее купить еще муки.
Клара вспомнила, как быстро захлопывались створки венериной мухоловки, если их трогали пальцем.
– Да, такую сложно обидеть. Она даже в продуктовом не пропадет.
– Вот именно, – сказал Кит, углубляясь обратно в газету. – Так что не волнуйся. К ужину будет.
Ночные тени мягко окутывали кабинет. Кит привычным жестом достал карманный ножик и сел на стол возле заметно подросшей росянки.
– Как ты тут у меня, трудяга? В прачечную ходила – не обижали тебя?
Венерина мухоловка молчала. Кит ловко отхватил маленький кусочек мизинца и скинул в створку. Створка захлопнулась.
– Молодец, малышка. Приятного аппетита. Значит так: завтра ты перевариваешь, я тебя трогать не буду. А на послезавтра найдется дело. За едой пока ходить не надо, у нас все есть, но послезавтра – первое сентября. Крот идет в школу. И я хотел тебя попросить походить туда вместе с ним. Не пугайся, учиться тебе не придется – Крот отлично соображает. Но, ты же знаешь, когда к нему приближаются люди, он…
Кит рассеянно погладил пальцем одну из раскрытых ракушек. Ракушка захлопнулась.
– Вот-вот. Об этом я и говорю. А ты у нас самая общительная в семье. Сходишь с ним, хорошо? Да, и вот еще что. Будешь проходить мимо аптеки – пластырь купи.
Подмигнув росянке, Кит слез со стола. Покосился на медленно светлеющие окна, зевнул и отправился спать, взяв со стола журнал – почитать перед сном.