Гарики
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 29, 2008
Мы курим возле печек и каминов,
про скорое толкуя новоселье,
в отчаянии много витаминов,
которыми питается веселье.
* * *
Сбежала Муза, блядь гулящая,
душа молчаньем туго скована,
и дальше жизнь моя пропащая
уже не будет зарифмована.
* * *
То, чем обязан я судьбе,
варившей мне меню,
и чем обязан я себе –
уже не я сравню.
* * *
Мошенники, прохвосты, прохиндеи,
охотно собираясь тесным кругом,
едины в одобрении идеи,
что следует быть честными друг с другом.
* * *
Следя, как неуклонно дни и ночи
смываются невидимой рекой,
упрямо жить без веры – тяжко очень,
поскольку нет надежды никакой.
* * *
Теперь я смирный старый мерин
и только сам себе опасен:
я даже если в чём уверен,
то с этим тоже не согласен.
* * *
Судьба сигналы шлёт нам,
но толкуем
мы так разнообразно эти знаки,
что часто чемоданы вдруг пакуем,
хотя настало время сеять злаки.
* * *
Потребность наших душ в идее,
мечте и мифе благородном –
отменно чуют прохиндеи,
вертя сознанием народным.
* * *
Что будут к худу изменения,
повсюду видно изнутри:
везде на запахи гниения
из нор вылазят упыри.
* * *
Хотя в литературе нет советов,
как жить, чтобы душа была в нирване,
Обломов был умнее, чем Рахметов:
лежал не на гвоздях, а на диване.
* * *
Я счастлив, отвечает мерин сивый,
и кажется, нельзя сказать иначе,
сегодня быть несчастным – некрасиво:
как будто что-то просишь без отдачи.
* * *
Гордимся мы, что тайны мироздания
сверлом буравит разум наш кипучий;
иллюзия возможностей познания –
наркотик замечательно живучий.
* * *
Я был упрямым, как осёл,
душа всегда была уверена:
если потеряно не всё,
то ничего и не потеряно.
* * *
Люблю крутые поговорки,
из них подмигивают нам
сознанья нашего задворки,
где гнусь и совесть – пополам.
* * *
Рвётся жизни течение плавное,
в кошелёк если не за чем лезть,
а что деньги – не самое главное,
понимаешь, когда они есть.
* * *
Лежит вокруг ночная мгла,
темно в любом окне,
а совесть подлая легла
и пристаёт ко мне.
* * *
В лице людей, почти обыкновенных,
которым я безмерно благодарен,
послал мне Бог читателей отменных –
на деньги их мой суп сегодня сварен.
* * *
Трус убегал, и вслед ему
кривился лунный диск:
Бог помогает лишь тому,
кто сам готов на риск.
* * *
Что случилось – пустяк, ерунда:
тут наплюй, там исправить возможно,
а реальная в жизни беда –
если ты одинок безнадёжно.
* * *
Народных суждений слепая волна,
включая и мысли ублюдка,
содержит изрядную долю гавна,
продукта души и желудка.
* * *
Трепаться – любезная сердцу традиция,
но тут я сидел и разглядывал стены:
есть люди – такая у них эрудиция,
что с ними скучаешь на разные темы.
* * *
Сегодня мне работать лень,
затею праздничный обед:
отмечу рюмкой первый день
оставшихся от жизни лет.
* * *
Уверен я, что Бог, даря скрижали,
сочувствием и жалостью томим,
велел, чтоб мы сперва соображали,
а после уже следовали им.
* * *
Сегодня вышел день удачный:
Как будто что нашёл и поднял,
и возле сердца лист наждачный
почти не трёт его сегодня.
* * *
Густую чушь мои уста
несли нечаянно и вдруг,
но у меня душа чиста,
поскольку мне язык не друг.
* * *
Везде каноны и традиции,
уставы, стили и обычаи,
за их незримыми границами
блаженно тонешь в неприличии.
* * *
Когда утёкший день отмечен
мыслишкой в новом оперении,
то я и пить сажусь под вечер
в гораздо лучшем настроении.
* * *
Не знаю, как на свете том,
но твёрдо знаю, как на этом:
всё, что оставил на потом, –
уносят с дружеским приветом.
* * *
Когда уже покой заслужен,
и годы нам легли на лица,
мы начинаем видеть хуже,
чтобы на зеркало не злиться.
* * *
Я жил весьма, совсем, отнюдь не строго,
но строго за своей следил судьбой,
боялся потому что я не Бога,
а тягостной вражды с самим собой.
* * *
Народ желает сильного царя –
чтоб доблестный он был и удалой,
и вскоре долгожданная заря
закатом обращается и мглой.
* * *
Да, мир наш сочинён довольно скверно,
однако в отношении тюрьмы
кивать на Божий замысел неверно –
её уже придумывали мы.
* * *
Меня поили русские ключи,
меня медвяный воздух обволок,
весь век я пролежал бы на печи,
поплёвывая в низкий потолок.
* * *
Идея – бабочка в ладонях:
посмотришь – радуется глаз,
но и в совсем пустых погонях
бывал я счастлив сотни раз.
* * *
Смотрю на Божий мир я исподлобья –
то гибельно повсюду, то опасно;
однако, если мы – Его подобья,
то ждать Его сочувствия – напрасно.
* * *
Когда порушены все вехи
и знаки верного пути,
то можно только в чистом смехе
себе спасение найти.
* * *
Жизнь хороша, но удивительна –
такой ли быть она должна?
Неправда людям отвратительна,
а правда – вовсе не нужна.
* * *
Выдержит и беды, и напасти
наша лучезарная порода,
есть у нас пожизненное счастье –
страшно далеки мы от народа.
* * *
В раздорах о беспочвенных правах,
в походах на врага с отважной песней
толочься лучше в крупных жерновах –
опаснее, но много интересней.
* * *
Когда компания пестра,
но пьёшь возле друзей,
то горечь – мудрости сестра –
уходит вместе с ней.
* * *
Если где-то жизнь идёт не гладко,
первым обвиняется еврейство –
Бога это прихоть и загадка
или наше тайное злодейство?
* * *
Живя с оглядкой бесконечной,
уже совсем забыли мы,
что пользу глупости беспечной
воспели лучшие умы…
* * *
В предчувствии и близости кончины,
хотя и знает каждый, что не вечен,
по разному ведут себя мужчины,
блажен, кто наплевательски беспечен.
* * *
Время сушит мыслящие стебли
на короткой жизненной дороге,
меньше я пишу теперь о ебле,
чаще начал думать я о Боге.
* * *
Стишками был я в молодости мучим
и с лермонтовской ручкой в рюкзаке
томился на великом и могучем,
правдивом и свободном языке.
* * *
Мир сотворён был не случайно
так оголтело и недужно:
давно мы поняли печально,
что Богу пить совсем не нужно.
* * *
Я сам рубил узлы в моей судьбе,
то мягко управлял собой, то строже,
всем худшим я обязан сам себе,
но лучшим я себе обязан тоже.
* * *
Люблю случайные наброски,
люблю небрежные эскизы,
содержат эти недоноски
души начальные капризы.
* * *
Много лет мы вместе: двое
Как единый организм.
За окошком ветер воет,
навевая оптимизм
* * *
Пустые трёпы и болтания
однажды рано или поздно
шутя рисуют очертания
того, что подлинно серьёзно.
* * *
Боль уйдёт в колёсном перестуке,
а пока что – сядем и налей;
сколько ни писали о разлуке,
а она гораздо тяжелей.
* * *
Мне горестно, томительно и странно,
однако я молчание храню,
когда витиевато и пространно
несут нам несусветную херню.
* * *
Я два часа провёл недавно
в пустом никчемном разговоре
и вдруг подумал: как забавно –
трепаться с фауной о флоре.
* * *
Получив на своё усмотрение
время жизни от сих и до сих,
я не тратил его на борение,
потому что дурак, но не псих.
* * *
В сумерках полощутся видения,
прошлое мешая с небывалым:
будто бы имел я убеждения
и страдал тоской по идеалам.
* * *
Не зря себе создали Бога двуногие –
под Богом легко и приятно;
что Бог существует, уверены многие
и даже Он сам, вероятно.
* * *
Большое преимущество курения –
возможность отлучиться в коридор,
покуда воспалённо льются прения
и все уже несут горячий вздор.
* * *
С людьми активное общение,
их жалоб мелкая блудливость
во мне рождают ощущение,
что есть на свете справедливость.
* * *
Довольно странным сочетанием
ветвится дух во мне двойной:
с ленивой склонностью к мечтаниям
ужился чёрный скепсис мой.
* * *
Те, в ком болит чужая боль,
кого чужое горе мучит –
они и есть душа и соль
всей остальной кишащей кучи.
* * *
Хрумкал поезд простора излишки,
молчаливо текли провода,
за окном нескончаемый Шишкин
Левитана пускал иногда.
* * *
Хотя легко ношу гуляки маску
и в мелкой суете живу растленной,
но часто ощущаю Божью ласку
в наплыве тишины благословенной.
* * *
В текучке встречаемых лиц
заметнее день ото дня
призывные взгляды девиц,
текущие мимо меня.
* * *
А книжек в доме очень мало
сейчас держу я потому,
что сильно с возрастом увяло
моё доверие к уму.
* * *
Тихо нынче в Божьих эмпиреях
и глухой в общении провал:
думаю, что это на евреях
Бог себе здоровье подорвал.
* * *
Кочуя сквозь века и расстояния,
Творца о выживании моля,
евреи доросли до состояния
готовности сей миг начать с нуля.
* * *
Все у меня читают разное,
и каждый прав наверняка:
одним любезны игры разума,
другим – беспечность мудака.
* * *
С теми, кто несчастен и унижен,
скорбен, угнетаем и гоним,
стоит познакомиться поближе,
и уже не тянет больше к ним.
* * *
Удивительное время
по России потекло:
утекает, как евреи,
задушевное тепло.
* * *
Свобода – странный институт,
не зря о ней ведутся споры:
ведь если все цветы цветут,
то в рост идут и мухоморы.
* * *
Мне чтение – радость и школа,
читаю журналов комплекты,
где бляди обоего пола
свои теребят интеллекты.
* * *
Добро со злом, а тьма – со светом
дерутся, прыская проклятья,
но все их воины при этом
похожи, как родные братья.
* * *
Всегда евреи думали наивно,
когда по разным странам ошивались,
что будут их любить везде взаимно,
и всюду безнадёжно ошибались.
* * *
Когда я слышу горестные жалобы –
на близких, на судьбу или на Бога,
я думаю всегда, что не мешало бы
несчастному в тюрьме побыть немного.
* * *
Дух еврейский, повадка и мимика –
всю реальность меняют окрест:
два еврея – уже поликлиника,
три еврея – строительный трест.
* * *
Испытываю лень и неохоту,
нисколько меня праведность не манит,
а то, что не работаю в субботу –
так я и всю неделю тем же занят.
* * *
Хотя прожил я много лет,
но понял я совсем недавно:
без женщин в жизни смысла нет,
а с ними – нету и подавно.
* * *
Уже мы торопиться не должны,
все наши дни субботни и воскресны,
а детям как бы мы ещё нужны,
хотя уже совсем не интересны.
* * *
Весомо цедит каждый звук
любой властитель дум вальяжный,
чей даже слабый ик и пук
имеют смысл очень важный.
* * *
Душа моя – как ангелица,
в ней боль и жалость,
хотела утром похмелиться,
но удержалась.
* * *
Влекусь душой к идее некой,
где всей судьбы видна картина:
если не вышло стать Сенекой,
то оставайся Буратино.
* * *
Наследственного знания вериги
стесняют жизнечувствие моё,
печальные глаза народа Книги –
от вечного читания её.
* * *
Я там бы умер, я сердечник,
хотя мне там бы орден дали,
но шестикрылый семисвечник
позвал меня в иные дали.