Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 26, 2008
УЛИЦА ОЛЕЙ А-ГАРДОМ1
«Взошедшие на эшафот» – так называют двенадцать этих еврейских юношей, принимавших участие в вооруженной борьбе за независимость Страны и приговорённых англичанами к смертной казни. При этом следует уточнить три важных обстоятельства. Первое: речь идет не о конкретной группе подпольщиков, а о молодых людях, принадлежавших к разным организациям – большинство из них вообще не знали о существовании друг друга, хотя и боролись во имя одной цели: создания независимого еврейского государства на территории подмандатной Палестины. Второе: двое из них были приговорены к повешению, но накануне казни покончили жизнь самоубийством; тем не менее, в коллективной памяти все они остались – и совершенно справедливо – как взошедшие на эшафот. И третье, последнее: все двенадцать были первыми, но, благодаря мощному общественному протесту, – и единственными евреями, казненными британскими властями за весь период их правления в Эрец-Исраэль.
Кто же они, эти молодые люди, чье беспримерное мужество придало новые силы освободительной борьбе всего народа?
Первым в их ряду был Шломо Бен-Йосеф, уроженец города Луцка, совершивший алию в Эрец-Исраэль всего за год до своей трагической гибели. В апреле 1938 года в ответ на убийства евреев арабскими террористами он вместе с тремя товарищами по Бейтару2 обстрелял арабский автобус на дороге Рош-Пина–Цфат. От обстрела никто не пострадал, но Шломо как главного организатора акции возмездия приговорили, тем не менее, к смертной казни через повешение. Приговор был приведен в исполнение в тюрьме Акко 29 июня 1938 года…
Участники подпольной организации Лехи3 Элиягу Бейт-Цури и Элиягу Хаким в ноябре 1944 года осуществили в Каире покушение на британского министра по делам Ближнего Востока лорда Мойна, который нес личную ответственность за дискриминационную по отношению к евреям политику, проводившуюся англичанами в Палестине. В результате трех выстрелов в упор Мойн был убит. Египетский суд приговорил подпольщиков к смертной казни. 23 марта 1945 года они были казнены на каирской площади Баб эль-Халк… (Спустя три десятилетия останки Бейт-Цури и Хакима были перезахоронены на военном кладбище на горе Герцль в Иерусалиме.)
Участник «Эцеля»[2] Дов Грунер был тяжело ранен в ходе нападения еврейских подпольщиков на полицейский участок в Рамат-Гане 26 апреля 1946 года. 1 апреля 1947 года он предстал перед военным судом в Иерусалиме, который приговорил его к смертной казни. 105 дней прожил Грунер под сенью виселицы. В ночь на 16 апреля 1947 года он взошел на эшафот в тюрьме Акко.
Вместе с Грунером были казнены трое его товарищей по «Эцелю» – Мордехай Элкахи, Иехиэль Дрезнер и Элиэзер Кашани. Их арестовали 29 декабря 1946 года и обвинили в намерении подвергнуть ударам розгами английских офицеров в ответ на издевательство над двумя несовершеннолетними подпольщиками. И вновь знакомая ситуация: реальной вины на них не было, в результате действий Элкахи, Дрезнера и Кашани не оказалось ни одного пострадавшего, однако английский военный трибунал, заседавший в Иерусалиме 10 февраля 1947 года, счел возможным вынести им смертный приговор, который и был приведен в действие 16 апреля 1947 года.
Моше Баразани и Меир Файнштейн познакомились в камере тюрьмы на Русском подворье в Иерусалиме. Первый из них, участник Лехи, был схвачен 9 марта 1947 года во время комендантского часа на углу улиц Тахкемони и Раши. У него обнаружили гранату, что дало повод обвинить Баразани в подготовке покушения на представителя английской военной администрации.
Файнштейна арестовали после произведенного подпольщиками взрыва на иерусалимском железнодорожном вокзале. Он был тяжело ранен и потому не сумел уйти от преследователей.
Суд над Баразани 17 марта 1947 года длился всего полтора часа, в то время как дело Файнштейна и других подозреваемых в подпольной деятельности рассматривалось восемь дней: с 25 марта по 2 апреля 1947 года. Оба они – Баразани и Файнштейн (он взял на себя и вину товарищей) были приговорены к смертной казни через повешение.
Однако, посчитав приговор унизительным, накануне казни юноши сами взорвали себя тайно переданной в камеру взрывчаткой…
Бойцы «Эцеля» Авшалом Хавив, Яаков Вайс и Меир Накар принимали участие в атаке на тюрьму в Акко 4 мая 1947 года. Однако – так уж произошло – они находились не в передовых порядках наступавших, а в охранении, и после окончания операции не покинули вовремя свой пост из-за того, что не был подан сигнал к отступлению.
Приговор английского военного трибунала в Иерусалиме, заседавшего с 28 мая по 16 июня 1947 года, обжалованию не подлежал: смертная казнь через повешение. 28 июля 1947 года взошли на эшафот Хавив, Вайс и Накар…
Вместе с крышками люков, провалившимися под ногами казненных патриотов, – говорили их соратники, – рухнули опоры британской власти в подмандатной Палестине.
В 1974 году иерусалимский муниципалитет принял решение назвать в их честь одну из центральных улиц нового городского района Тальпиот Мизрах именем, под которым они вошли в историю борьбы за независимость Израиля – Олей а-Гардом. Еще двенадцать улиц получили свои названия в честь каждого из погибших подпольщиков. Эти улицы молчаливым караулом окружают находящийся в этом же районе Дворец губернатора (Армон а-Нацив), где в 1930-1940-х годах размещалась британская военная администрация Палестины, а теперь – штаб-квартира так называемых «миротворцев» – наблюдателей ООН на Ближнем Востоке. К сведению любознательных: на территорию тщательно охраняемого комплекса вход гражданам Израиля строго запрещен.
…Каждый Йом-Кипур множество народу собирается в иерусалимской синагоге Ахдут Исраэль (Единство Израиля), основанной в конце 1947 года в память о взошедших на эшафот их товарищами по оружию. И вслед за дожившими до наших дней ветеранами строительства Страны сегодняшние ровесники героев повторяют слова В. Жаботинского: «Не только серпом и шекелем, но и кровью возрождают страну, прежде всего – кровью, а уж потом серпом и шекелем, ибо кровь взошедших на эшафот – это роса, оплодотворяющая землю Эрец-Исраэль».
УЛИЦА А-ХОМА А-ШЛИШИТ[3]
В древности крепостная стена была неотъемлемой принадлежностью любого города, его своеобразной оправой. Только надежно огражденный со всех сторон, город мог не опасаться за свою судьбу.
Самые первые сведения о стенах Иерусалима относятся ко времени царствования Хизкиягу. Будучи дальновидным политиком, он принял решение обнести город крепостной стеной, которая бы позволила не только отразить нападение врага, но и перенести длительную осаду. Судя по участку, обнаруженному археологами под руководством Нахмана Авигада, эта стена состояла из небольших камней, но имела весьма значительную ширину – 7 метров, что дало повод ученым назвать ее Широкой стеной.
Следующее упоминание в Библии об иерусалимских стенах связано с именем Нехемьи. Бывший виночерпий при дворе Артаксеркса I, он оказался незаурядным организатором. В качестве наместника Иерусалима он не только руководил восстановлением городской стены силами вернувшихся из вавилонского плена евреев, но и обеспечил безопасность строительных работ.
При правителях Хасмонейской династии Иерусалим был опоясан так называемой Первой стеной, проложенной там же, где находилась стена в период Первого Храма. Свое начало Первая стена брала от башни Хиппикуса на севере Верхнего города Иерусалима, названной так по имени близкого друга царя Ирода Великого. Потом она поворачивала на восток, по направлению к Хасмонейскому дворцу и Каменной палате, где заседал Санхедрин, и дальше шла на Храмовую гору, вдоль моста, одна из арок которого была обнаружена в 1845 году и названа в честь её первооткрывателя Аркой Вильсона.
Если длина Первой стены была 3800 метров, а количество башен вдоль нее составляло шесть десятков, то Вторая стена, также сооруженная в Иродианский период, была более чем втрое короче – 1100 метров, а башен насчитывалось всего четырнадцать. Видимо, она была призвана «подкрепить» уже существующее сооружение в наиболее уязвимых местах и защитить новый торговый квартал, выросший за прошедшие годы к северу от Первой стены и к западу от территории Храма. (Любопытно, что и дальше город продолжал расширяться в северном направлении.)
Вторая стена начиналась у все той же башни Хиппикуса, далее сворачивала к водоему Амигдалон, на северо-востоке крепости Антония, огибала на северо-западе Храмовую гору, пока, наконец, не получала завершение у местного водоема Бней-Исраэль. Практически впервые водоемы были использованы в качестве заградительного рубежа на подступах к городу.
…В 1838 году американский учёный Эдвард Робинсон объявил об открытии части каменной кладки башни Псефинуса на территории тогдашнего Русского подворья. В 1878 году другой иерусалимский археолог Конрад Шик обнаружил остатки крепостной стены длиной 45 метров на северо-западе города. Следующее открытие относится к 1903 году, когда подобные остатки были найдены около Итальянского госпиталя на склоне улицы А-Невиим. А в 1925-1927 годах Элиэзер Сукеник и Лео Майер открывают в окрестностях Ворот Мандельбаума еще одну секцию – длиной 500 метров. Проходит несколько десятилетий, и вот в 1961-1967 годах Кэтлин Кеньон раскапывает секцию, спускающуюся в направлении Кедронской долины.
Открытия археологов не оставляют сомнений, что все вновь увидевшие свет каменные секции – остатки так называемой Третьей стены, протянувшейся без малого на три километра! Инициатива ее строительства принадлежит последнему еврейскому царю из династии Хасмонеев Агриппе I. Руководствовался он благими намерениями: взять под защиту новые кварталы, появившиеся за Второй стеной.
Отправной точкой Третьей стены стала все та же башня Хиппикуса. Сначала стена сворачивала на север, к восьмиугольной башне Псефинуса, потом восточнее Женской башни приближалась к Гробницам царей (Царским могилам) вне существовавшей ранее Второй стены, после чего достигала Кедронской долины и Храмовой горы, где, по существу, и заканчивалась.
Фундамент Третьей стены состоял из маленьких камней, уложенных на известняковую постель, и более крупных камней из близлежащих карьеров. Высота фундамента составляла 80 сантиметров. Дальше в дело шли крупные тесаные камни, средний размер которых равнялся 1.20 х 1.00 х 2.00 метра. Они были отшлифованы в характерном для Иродианского периода стиле. Величинасамого большого камня – 5.10 х 1.15 метра.
Несколько башен по курсу стены выдавались из нее на 8 метров, а их ширина достигала 12 метров. Всего же было построено 90 башен, большая часть которых имела одинаковую ширину и высоту – 10 метров. В них находились лестницы, связывающие стену с внутренними помещениями и водными цистернами.
Как писал в «Иудейской войне» Иосиф Флавий, «если бы стена была окончена так, как она начата, город сделался бы поистине неприступным».
Однако слухи о возведении в Иерусалиме новой городской стены, еще более крупной, чем предыдущие, быстро достигли Рима. Император Клавдий распорядился прекратить строительные работы. Правда, даже в незавершенном виде Третья стена «закрывала» площадь города размером от 150 до 180 гектаров, на которой, по самым скромным подсчетам, проживало от 60 до 70 тысяч человек – вдвое больше, чем в годы правления Ирода.
Когда в 66 году н.э. вспыхнуло антиримское восстание, его лидеры решили достроить Третью стену, что и было сделано. Однако спустя четыре года – в 70 году н.э. – после двухнедельной осады римляне, предводительствуемые военачальником Титом, будущим императором, преодолели Третью стену, а еще через пять дней – следующую цепь укреплений. После капитуляции защитников крепости Антония судьба Второго Храма была предрешена. Захватчики разграбили его сокровища, а само здание сожгли дотла.
В последующие столетия предпринимались попытки восстановить крепостную стену, однако осуществить это стало возможным лишь в 1536-1543 годах, с воцарением в Оттоманской империи Сулеймана Великолепного, по проекту его придворного архитектора Синана. Высокая, с зубцами и узкими бойницами, монументальная стена очертила контур той части Иерусалима, которую мы называем Старым городом. Сохранившаяся до наших дней в своем оригинальном виде, овеянная историей и обросшая легендами иерусалимская крепостная стена представляет собой один из самых удачных образцов фортификационных сооружений позднего Средневековья.
УЛИЦА А-ШОФАР
После еврейских погромов в Иерусалиме в 1929 году британские власти учредили специальную комиссию, которая должна была определить, что можно, а чего нельзя делать евреям возле их национальной святыни – Стены плача. Много месяцев заседала комиссия, пока, наконец, летом 1930 года не вынесла свой вердикт: молиться (желательно тихо) у Стены можно, а вот трубить возле нее в шофар никак нельзя – чтобы «не провоцировать» погромщиков на новые беспорядки.
Тем не менее, спустя несколько месяцев звуки шофара все же раздались у подножия Храмовой горы. Это члены Бейтара не пожелали мириться с унижением национального достоинства своих соотечественников и громко протрубили в рог на исходе Судного дня.
Конечно, дежурившие поблизости полицейские немедленно арестовали нарушителей порядка и заключили их в тюрьму на Русском подворье. Казалось, это послужит хорошим уроком для всякого, кто осмелится действовать наперекор установлениям британских властей, но, тем не менее, все произошло с точностью до наоборот, и все последующие годы звук шофара в Йом-Кипур неизменно звучал и доныне звучит возле Стены плача.
Что же это за «нарушитель спокойствия», из-за которого разгорелись такие страсти? Появление рога как духового музыкального инструмента связывают с историей жертвоприношения Авраама, занимающей почти всю 22-ю главу библейской книги Бытие. Испытывая силу веры и любви ко Всевышнему, Он повелел Аврааму принести в жертву своего единственного сына. На горе Мориа несчастный отец, не посмевший нарушить Божью волю, связал сына, но едва занес над ним нож, как ангел, посланный свыше, остановил его руку. Так Авраам вместо человеческого жертвоприношения возложил на алтарь «овна, запутавшегося в близлежащей чаще рогами своими», – рогами, из которых впоследствии в память о безоглядной преданности праотца нашего воле Господней станут изготовлять шофар.
«На третий день, при наступлении утра, были громы, и молнии, и густое облако над горою, и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане». Это первое упоминание о шофаре. Оно содержится в посвященной Синайскому откровению 19-й главе библейской книги Исход.
Днем трубного звука назван праздник Рош а-Шана, непременным атрибутом которого является все тот же шофар. В рог также трубили, чтобы объявить о начале Юбилейного года, о созыве граждан на народное собрание, о начале военных действий против врага и даже о нашествии саранчи.
Один из героев библейской Книги Судей Израилевых – Эхуд из колена Биньямина, убив моавского царя Эглона, с помощью шофара подал знак израильтянам захватить броды через Иордан и тем самым предотвратить наступление противника.
Еврейские мудрецы долго спорили о том, из какого бараньего рога делать шофар: прямого или витого? В итоге пришли к выводу, что из витого, поскольку именно такие рога, как утверждает традиция, были у библейского овна, запутавшегося в зарослях кустарника в момент жертвоприношения Авраама. Специальные установления есть и касательно того, как следует трубить в шофар. Сначала должен прозвучать протяжный непрерывный звук, который длится всего несколько секунд. Затем идут три звука с краткими промежутками между ними, после чего – девять протяжных звуков. Так что трубить в шофар надлежит только специально обученному человеку.
По свидетельству Мишны, в библейскую эпоху шофар использовали главным образом во время храмовой службы. Когда же Второй Храм был разрушен, шофар «перешел» в синагоги, где в рог трубили во время молитв в Рош а-Шана и Йом-Кипур. Как считалось, это помогало смутить и отпугнуть Сатану, обвиняющего евреев во всех смертных грехах.
В 1905 году немецкие археологи раскопали в Кфар-Нахуме (Капернауме) остатки синагоги конца II – начала III века н.э. Ее главным украшением были рельефные изображения шофара. Подобные изображения обнаружены также в некрополе Бейт-Шеарим.
…Ничто не могло заставить евреев не трубить в шофар. В иерусалимском мемориальном комплексе Яд ва-Шем есть уникальные свидетельства о том, что во время Второй мировой войны даже в Освенциме нашлись смельчаки, которые не только чудом раздобыли рог, но даже умудрились несколько раз протрубить в него в Йом-Кипур!
После создания еврейского государства шофар используют также в особо торжественных светских церемониях, например, при вступлении в должность президента Израиля. Трубные звуки рога освящали бои за Храмовую гору во время Шестидневной войны.
…Согласно давно установившемуся обычаю, после заключительной молитвы в Йом-Кипур полагается трубить в шофар и провозглашать: «В будущем году – в Иерусалиме!» Более значимого пожелания для каждого еврея, где бы он ни жил, и придумать невозможно.
УЛИЦА ГИВОН
В один из долгих дней иерусалимского «бабьего лета», когда небесное светило хотя бы ненамного умеряет свой жар, Шота Руставели, скромный послушник Крестового монастыря, верхом на ослике отправляется осмотреть руины древнего ханаанского города Гивон (в русской традиции – Гаваон), что в десяти километрах к северо-западу от Иерусалима. Он бродит по развалинам, среди которых возвышаются величественные красавицы-пальмы, – наверное, последние свидетели былого расцвета этого города, – и, очарованный ими, неожиданно находит образное поэтическое сравнение для своей будущей поэмы «Витязь в тигровой шкуре»: «Возросла она, царевна, словно пальма Гаваона» (перевод В. Заболоцкого).
Вернувшись в свою келью в Крестовом монастыре, Руставели откроет Библию и в который раз перечитает волнующую историю Гивона, некогда оказавшегося в эпицентре воистину исторических событий.
«…Гивон был город большой, как один из царских городов, … и все жители его люди храбрые», – повествует Библия. До завоевания Ханаана евреями Гивон возглавлял коалицию четырех городов, куда кроме него входили Бэерот, Кфир и Кирьят-Еарим. Здесь обитали хивим (евеи), отличавшиеся немалой хитростью. Узнав о том, что войско Йегошуа Бин-Нуна[4] уничтожило Иерихон и Ай, они срочно снарядили к полководцу своих послов, которые «положили ветхие мешки на ослов своих, и ветхие, изорванные и заплатанные мехи вина; и обувь на ногах их была ветхая с заплатами, и одежда на них ветхая; и весь дорожный хлеб их был сухой и заплесневелый».
Представ пред Йегошуа Бин-Нуном, пришельцы объявили, что «из весьма дальней земли пришли рабы твои во имя Господа, Бога твоего», и просили заключить с ними союз. Не вопросив предварительно Господа, Йегошуа Бин-Нун и старейшины поддались на эту уловку, и совместный договор был скреплен торжественной клятвой – сохранить жизнь пришельцам якобы «из весьма дальней земли» и их единоплеменникам. Однако спустя три дня обнаружилось, что Гивон находится совсем неподалеку от Иерихона и Ая. Евреи негодовали: верные клятве, данной Йегошуа Бин-Нуном и старейшинами, они вынуждены будут оставить в живых хананеян, Богом осужденных на гибель! Тогда и было решено: «Пусть они [жители Гивона] живут, но будут рубить дрова и черпать воду для всего общества». Иными словами, их обрекли на вечное рабство.
Ханаанский царь Иерусалима Адони-Цедек узнал о хитром маневре жителей Гивона и решил как следует проучить их, дабы другие ханаанские города также не вознамерились сдаться на милость Йегошуа Бин-Нуну. Он возглавил войско, которое подступило к стенам Гивона. Однако жители города призвали на выручку Йегошуа Бин-Нуна. Разгорелся кровопролитный бой, и ханаанеяне обратились в бегство. Спасти их от полного разгрома могла только ночная тьма. И тогда Йегошуа Бин-Нун воскликнул: «Стой, солнце, над Гивоном, и луна – над долиною Аялонскою!». Что же было дальше? «И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим, – говорится в Библии. – И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слышал бы глас человеческий, ибо Господь сражался за Израиля».
Победа в Гивонской долине позволила израильтянам окончательно расправиться с врагами и занять их города, не встретив никакого сопротивления.
Впоследствии в этих же местах произошло еще одно примечательное сражение. Филистимляне, прослышав о том, что Давид будет помазан на царство над всем Израилем, выступили против него своим войском. Давид вопросил Бога, вступать ли ему в это противоборство, «и сказал ему Господь: иди, и я предам их в руки твои… И сделал Давид, как повелел ему Бог; и поразили стан Филистимский, от Гивона до Гезера. И пронеслось имя Давидово по всем землям, и Господь сделал его страшным для всех народов».
…Хотя Йегошуа Бин-Нун и пощадил жителей Гивона, город лишился своей самостоятельности. Он вошел в состав надела колена Биньямина и заодно с предместьями был отдан левитам. До того как появился Иерусалимский Храм, Гивон служил важнейшим религиозным центром. Здесь находились Скиния Завета и медный жертвенник, сопровождавшие израильтян в их скитаниях по Синайской пустыне, проводились богослужения и приносились жертвы Господу.
В самом начале правления Соломона «пошел царь в Гивон, чтобы принести там жертву; ибо там был главный жертвенник. Тысячу всесожжений вознес Соломон на том жертвеннике». Он просил Всевышнего даровать ему «сердце разумное, чтобы судить народ Твой и различать, что добро и что зло». И в ответ услышал: «Я даю тебе сердце мудрое и разумное, так что подобного тебе не было прежде тебя, и после тебя не восстанет подобный тебе. И то, чего ты не просил, Я даю тебе, и богатство, и славу, так что не будет подобного тебе между царями во все дни твои». После этого, как сообщает Библия, «пришел Соломон с высоты, что в Гивоне, от Скинии собрания в Иерусалим; и царствовал над Израилем».
…Когда царь Навуходоносор лично стал во главе своей армии, вторгшейся в Иудею, он предал разрушению много городов, в том числе и Гивон. Его жители были отправлены в изгнание. Однако едва только забрезжила такая возможность, они вернулись из вавилонского пленения в родные края, причем не только отстроили родной город, но и участвовали в восстановлении стен Иерусалима.
И все же прежнего расцвета Гивон так и не достиг. В персидский и эллинистический период он был известен как небольшое селение, а во времена Хасмонеев и римского владычества – населенный пункт средней руки.
Когда уже в наши дни развалины древнего Гивона стали объектом археологических разысканий, ценные находки, относившиеся к первой половине I тысячелетия до н.э., не заставили себя ждать. Так, были обнаружены высеченные в известняке 63 колоколообразные цистерны, погреба, суммарно вмещающие до 25 тысяч литров вина, многочисленные кувшины и керамические сосуды и т.п.
Хорошо сохранились остатки крепостных стен толщиной 3,5 метра, возведенные, вероятно, уже после завоевания Ханаана евреями. Скорее всего, что тогда же был вырыт крупный водоем диаметром 11,8 и глубиной 24,5 метра (в библейской Книге Пророка Ирмиягу есть упоминание о «больших водах в Гивоне»). Ко дну этого водоема вели 80 вырубленных в его стенах ступеней. Он соединялся подземным туннелем с находившейся вне стен города цистерной. Вода поступала из естественного родника, который и сегодня снабжает арабскую деревню Эль-Джиб, расположенную севернее городища.
Неподалеку от этой деревни в 1977 году репатрианты из СССР основали поселение. Сначала они жили в бывших казармах иорданского военного лагеря, потом построили современные удобные коттеджи. Впоследствии часть этого поселения вошла в состав Гиват-Зеэва – города-спутника Иерусалима, а другая часть, давшая название одной из иерусалимских улиц, составила отдельное поселение – Гивон а-хадаша, что в переводе с иврита звучит как «Новый Гаваон».
УЛИЦА ШАМИР
В Библейской Третьей книге Царств, рассказывающей о том, как царь Соломон возводил Иерусалимский храм, есть одно загадочное место: «Когда строился Храм, на строение употребляемы были обтесанные камни: ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в Храме при строении его». Если дело обстояло именно так, спрашивается, каким же образом строители резали и обтачивали камни?
Любопытную версию на этот счет содержит Вавилонский Талмуд.
Прежде чем начать постройку Храма, Соломон обратился к мудрецам: «Как мне строить здание без железных орудий?» И они дали ответ: «Есть такой удивительный камень – шамир[5]. К чему не приложишь его – тут же расколется на части». «Где же можно достать шамир?» – вопросил Соломон и узнал, что шамир отдан птице-удоду. Она пуще ока хранит чудесный камень и никому не дает прикоснуться к нему. А живет та птица на вершине горы, куда почти невозможно добраться.
Отобрал Соломон самых отважных богатырей из своего войска, поставил во главе их своего военачальника Бенайю, сына Иеояды, и послал их искать птицу-удода, чтобы добыть у нее шамир. Много дней шли воины по пустыне и горам, покуда не добрались до гнезда чудо-птицы. Увидали они, что в гнезде одни птенцы, а мать, видно, улетела искать им корм. Тогда один из воинов взял кусок стекла и накрыл им гнездо с птенчиками, а остальные спрятались неподалеку.
Вскоре прилетела птица-мать, неся в клюве семечки для птенцов. Хотела она положить им корм в клювики, да не получается. С горя стала биться о стекло, а птенчики увидали мать и тоже снизу в стекло тычутся – да никак его не пробить. Вспорхнула птица и улетела. А когда вернулась, в клюве у нее был шамир. Только коснулся чудесный камень стекла, и оно тотчас раскололось. Тут Бенайя, сын Иеояды, закричал что есть мочи, птица испугалась и улетела, обронив камешек, а Бенайя подскочил и схватил его. Воины пустились в обратный путь к царю Соломону.
Шамир же стал служить при постройке Храма: когда надо было рассечь большой камень, на нем отмечали краской линию и проводили по ней шамиром – камень стразу раскалывался в отмеченном месте.[6]
…Быть может, мудрецы Талмуда слышали о горном хребте Заскар, находящемся в северо-западных Гималаях. Его протяженность – около 600 километров, а высота над уровнем моря в отдельных местах превышает 7000 метров.
Сомнительно, обитала ли когда-нибудь в горах Заскара птица-удод, но с древнейших времен известно о находящихся здесь богатейших месторождениях корунда – минерала, уступающего по твердости лишь алмазу.
Между прочим, само слово корунд, как считают ученые, древнеиндийского происхождения. Его значение неизвестно. Так издавна называли драгоценные камни, которые попадали в Европу из Индии.
На иврите корунд (впрочем, как и наждак) обозначается словом шамир. Необыкновенные цвета, составляющие славу этого камня, обязаны своим происхождением мельчайшим вкраплениям других минералов. Красный корунд, окрашенный примесью хрома, именуется рубином, а синий, с примесью железа и отчасти титана – сапфиром. Существует также и бесцветный корунд – лейкосапфир.
Наиболее ценны звездчатые рубины и сапфиры. Благодаря особенностям своей кристаллической структуры они в результате огранки обнаруживают яркую шестиконечную звезду, лучи которой при повороте камня перемещаются по его поверхности.
Наждак же (еще одну разновидность корунда) добывают на известном с античных времен месторождении на острове Наксос в Эгейском море. К слову сказать, турецкий султан Селим II в 1566 году произвел своего личного друга, еврея Йосефа Наси, поддержавшего его в борьбе за престолонаследие, в герцоги (правители) Наксоса и соседних островов Кикладского архипелага. Не исключено, что полученные от разработки тамошнего месторождения наждака доходы Йосеф Наси использовал для филантропической помощи единоверцам, поселившимся в Тверии.
УЛИЦА А-ХАСИДА[7]
Ученые до сих пор не разгадали, почему зимовка большей части аистов длится всего несколько недель. Только-только в конце ноября – начале декабря прибыли в «пункт назначения», как в январе трогаются в обратный путь. Быть может, птицы задолго чувствуют, когда в их родных местах весна начнет вступать в свои права. Говоря об их миграции, еще пророк Ирмиягу отмечал, что «аист под небом знает свои определенные времена».
Израиль известен как место отдыха аистов, летящих осенью и весной из Скандинавии и Восточной Европы в Африку и обратно. Количество птиц, которые останавливаются на привал в Негеве, достигает минимум десяти тысяч.
Однако отдельные пары аистов не летят дальше, избирая местом своего гнездования долины Эрец-Исраэль и соседнего Ливана, где есть в изобилии все виды потребляемой ими пищи. Не исключено, что именно так обстояло дело и в библейские времена.
В Иерусалиме, в северо-восточном углу окружающей Старый город крепостной стены, неподалеку от Львиных ворот находится так называемая Аистиная башня (по-арабски Бурдж а-Лаклак). Ее длина с севера на юг составляет 26 метров, а ширина – с востока на запад – 19. Отсюда открываются замечательные виды горы Скопус, Масличной горы, Кидронской долины и северных предместий Иерусалима.
Еврейская традиция считает аиста символом благочестия, о чем напоминает ивритское название этой птицы, производное от слова хасид, т.е. праведник. Согласно талмудическим источникам, характер аиста отличается нежностью и любовью. Есть свидетельства, что это единственная птица, которая признает своих родителей, достигших преклонного возраста, и ухаживает за ними.
Наши древние предки находили гармонию и в парящем полете аистов на большой высоте, когда они отправляются стаями на зимовку в жаркие края. Не случайно в Книге Пророка Зхарьи есть такое сравнение: «И ветер был в крыльях их, и крылья у них – как крылья аиста».
Упоминание об аистах содержится и в Псалмах Давида. Привычка этих птиц устраивать гнезда на высоких деревьях, видимо, дала повод псалмопевцу заметить: «Ели – жилище аисту».
Книга Левит относит аиста к птицам, употреблять мясо которых в еду возбраняется. В народных легендах он неизменно выступает как верный помощник человека. Достаточно вспомнить предание о том, как Моше Рабейну наставлял народ Эфиопии захватить вражеский город, охраняемый змеями. Для этого надо было научить молодых аистов летать подобно ястребам, потом три дня продержать их без пищи, после чего выпустить в небо над осажденным городом. Действительно, аисты тут же уничтожили всех змей, после чего взять город не составило особого труда.
Сегодня в Израиле можно увидеть главным образом Белого аиста. Цвет оперения у него и впрямь белый, а вот концы крыльев черные, блестящие. Когда крылья сложены, кажется, что у птицы вся задняя часть туловища черная (наверное, поэтому украинцы называют Белого аиста черногузом).
Реже встречается Черный аист, который размером чуть поменьше своего белого сородича. Он предпочитает гнездиться в лесах, поблизости от болот, а также в нишах скал и по высоким обрывам.
Естественно, Белый аист более приметен, поскольку, как правило, добровольно отдается под покровительство человека. «Стоит только ему заметить положенное кем-нибудь на крышу или на верхушку дерева колесо, которое обыкновенно служит фундаментом для гнезда, – сообщал один из очевидцев, – как тотчас соображает, что этим ему выражается приглашение – и весь страх его разом исчезает; через несколько дней он становится так доверчив, что позволяет себя разглядывать совсем вблизи».
Издавна существует поверье, что гнездо аиста на крыше дома – добрый знак для тех, кто здесь живет: «Аист на крыше – счастье под крышей, мир на земле».
УЛИЦА НОФЕХ
Если бы вам вдруг сообщили, что драгоценный камень стоимостью в десятки тысяч английских фунтов можно найти… в зобу у обыкновенного гуся, вы бы, конечно, вряд ли поверили. А именно это случилось не с кем иным как с Шерлоком Холмсом, как уверяет его создатель Артур Конан-Дойл в своем знаменитом рассказе «Голубой карбункул».
Оставим в стороне хитросплетения сюжета, тем более что усилиями великого сыщика драгоценность в конце концов будет возвращена ее законной владелице, и сосредоточимся на самом камне:
«Холмс взял камень и стал рассматривать его на свет.
– Славный камешек! – сказал он. – Взгляните, как он сверкает и искрится. Как и всякий драгоценный камень, он притягивает к себе преступников, словно магнит. Вот уж подлинно ловушка сатаны. В больших старых камнях каждая грань может рассказать о каком-нибудь кровавом злодеянии. Этому камню нет еще и двадцати лет. Его нашли на берегу реки Амой, в Южном Китае, и замечателен он тем, что имеет все свойства карбункула, кроме одного: он не рубиново-красный, а голубой. Несмотря на его молодость, с ним связано много ужасных историй. Из-за сорока гран кристаллического углерода многих ограбили, кого-то облили серной кислотой, было два убийства и одно самоубийство. Кто бы сказал, что такая красивая безделушка ведет людей в тюрьму и на виселицу! Я запру камень в свой несгораемый шкаф и напишу графине, что он у нас».
Мне неведомо, читал ли английский писатель раввинистические толкования Библии или это его чудесная догадка. Однако в позднем Мидраш Рабба, единственном дошедшем до нас источнике, где описаны цвета украшавших эфод первосвященника камней, отмечается, что «камнем [колена] Иегуды был нофех [в синодальном переводе – карбункул], и цвет его знамени был подобен цвету неба…»
Тем не менее, по общему мнению специалистов, в Библии речь идет все же о прозрачном минерале густо-красного цвета, с которого начинался второй ряд камней нагрудника (нофех, сапир и яалом). На чем основывается такое, казалось бы, противоречивое мнение?
…Один из самых древних способов огранки связан с приданием камню округлой формы, получившей название кабошон (от латинского «cabo» – голова). Так обычно обрабатывались прозрачные камни, в результате чего они нередко приобретали форму вогнутой линзы и использовались людьми, страдающими близорукостью.
Подобная форма часто придавалась карбункулу (от латинского слова «carbunculus» – искорка) – камню, который обычно идентифицируют с минералами малиново-красного цвета: гранатом, рубином и шпинелем. Плиний Старший писал о малиново-красных камнях: «Первое место среди них занимает карбункул, называемый так потому, что он напоминает огонь, хотя в действительности он не подается воздействию огня: поэтому некоторые люди называют эти камни несгораемыми».
Так что карбункул небесно-голубого цвета был, скорее всего, исключением из правил и поэтому, естественно, ценился выше, чем его малиново-красные сородичи. В середине XIX века этот камень, ограненный в форме кабошона, широко использовался для изготовления брошей, медальонов и других украшений из драгметаллов.
«Сверкавший, словно звезда, холодным, ярким, переливчатым блеском» (А. Конан-Дойл), карбункул ныне воспринимается не столько как реально существующий минерал, сколько как легенда, опоэтизированная великим мастером детектива.