Стихи. Перевели с иврита Михаил Польский, Лидия Слуцкая, Алла Хананашвили
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 23, 2006
Взгляни, как вода течёт –
Зеркало наших встреч.
Блажен, кого к рекам влечёт,
Но в землю он выберет лечь.
И если останется грусть –
Персти закатный зов,
Всё ж выбор избавит пусть
От ужаса волн и штормов.
Владыкам мудрей бы стать,
Принудить подвластный мир
В огне всех мёртвых сжигать –
И покинут могильщики мир.
Спалили бы тело в дровах,
И пламень иссяк в головне,
Ликуя, несли б его прах –
Нет грусти, лишь радость в огне.
Перевела с иврита Анна Хананашвили
ЗАРОЖДЕНИЕ ПОЭЗИИ
Отпусти. Я вернусь к первым звукам. Зима на дворе.
Парень с девушкой. Снег заскрипел под ногами.
Впереди – не засеяно поле еще по весне,
Еще завтрашний летний нектар не расстался с цветами.
Мы смеемся и верим в счастливые сны.
И запутались звездочки в чаще густой.
Молока материнского вкус или ягод лесных
В поцелуе Творца. Дуновение райского сада у нас за спиной.
Так, не чувствуя голод, шагать и шагать.
В челке парня под утро играет заря,
В косах девичьих – золото, мед, желтый блеск янтаря.
А душа так поет, и у тел наших – скрипок нагретая стать.
Позабыт отчий дом. Мы гуляли всю ночь до утра,
Пока солнце не вызрело в небе, разлив аромат.
Примеряет природа свой праздничный, яркий наряд.
Молодая смоковница ты, что на свет родилась из ребра.
В разговоре с другими не знаем мы, что говорить.
Слышим только друг друга, – так много не сказано фраз.
Под дождем и под снегом готовы ходить.
Нет таких расстояний, которых хватило б для нас.
Отпусти. Я вернусь к первым звукам. В могиле – она.
Я тот парень, – такой же, как был.
Не заглохла душа, хоть все так же больна.
Скрипке нужен смычок, – я его сохранил.
Деревянную дверь
(из такой можно скрипку вполне смастерить)
Я открою, и в белый домишко войду,
Не усталость – печальную мудрость в конце обрету
И на сумрачной пристани песню сумею сложить.
МОЛИТВА
Мой милосердный Господь, всем воздающий сполна!
Лестница предо мной – с неба спустилась она,
как продолжение сна.
Шорох шагов, сердца стук, шелест листвы за окном
дарит тебе тишина.
Даже деревья в саду времени тайну хранят.
Знают, когда подрастут, знают, когда облетят.
Знают, что тенью густой скоро мой дом заслонят.
В пору бессонниц ночных снова я пред тобой.
Связан и обнажён, к доле готовый любой.
Жертвенник – ложе ночное.
Будь милосерден со мною!
Перевела с иврита Лидия Слуцкая
ОН И ОНА У МОРЯ
эта сладость дождей облачающих нашу печаль
наши летние годы растаяли за синевою
тех небес
до чего нам ушедшего жаль
море осени нас омывает солёной водою
от которой уже не вернуться туда где без сна
пела наша любовь
где мы были высоки и юны
где навеки весна
где как песня сама тишина
входит в мир
лишь устанут вибрировать струны
наши тени сливаются и не хотят разойтись
только не расставаться
не надо не надо разлуки
эта сладость молитвы влеченья в бездонную высь
эти сильные нежные эти певучие руки…
.………………………………………………..
что ты смотришь на море
спросила она у него
Море жадно крадёт корабли
и слезам нашим жалким не верит
и зашлось его сердце, заныло в груди от того
от чего бесконечно печален отец наш Коэлет
и от слов, что промолвил мужчина
смутилась жена
предо мной не вода
купина
купина
купина
ПЕСНЬ ПЕРВОБЫТНОЙ ЛЮБВИ
Как ягнёнка руно её волосы мягки и нежны,
С ароматом запретных плодов в заповедном саду.
Жрица страсти безумных времён невозвратно-кромешных –
Омут в чёрной ночи, поглотивший его как звезду.
Яма с терпкой отравой для жажды его беззаконной,
Похоть лона земного, Тамуза томительный зной…
Он желал её плоти как древний властитель Арнона,
Что сражён и растоптан Всевышнего тяжкой стопой.
Источают тела сладкий хмель виноградников диких,
В вожделеньи дрожат дрожью новорождённых холмов.
Днём они, как и все, – суетливы, слабы и безлики.
Ночью – пьющие пламень запретных цветов и плодов.
ПЕСНЬ О ЛЮДЯХ РАССУДКА И МУДРЕЦАХ СЕРДЦА
Рассудку неуютно в небесах,
Хоть он и расторопен и прилежен –
Лишь мудрость сердца – на златых весах,
И ею этот мир уравновешен.
Чертог рассудка устоит едва ль
и пред лучиной – вмиг заполыхает.
Но даже огнь, что пожирает сталь,
бессилен пред мечтами, что витают
в небесных высях, или обитают
в глубинах духа, где светла печаль.
Рассудочность не любит скорбных поз,
страшится всхлипов, избегает плачей.
На ложе сна в тоске своей горячей
Не закричит и не проронит слёз,
несвойственных душе её незрячей.
А мудрый сердцем плачет в снах своих.
Бесхитростны души его стенанья.
Лишь с плачем обретается познанье
тоски смертельной всех путей земных –
меж радостью и горем, меж молчаньем
и словом, отливающимся в стих.
Дорога сердца – в мире озарений,
где ткутся ризы на пути земные
из райских птиц, из теней, из сиреней,
воздушные, небесно-голубые…