Стихи
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 22, 2006
До свиданья, Володя, до встречи, когда Господь
соберет нас опять воспеть на краю апреля
и субботними звёздами выстелет Млечный путь,
где дано обнять Иешуа и Гилеля.
И вернувши гитарам плоть, повернёт Мессия
и от Храма пойдёт пешком, ни гроша в кармане,
и твоя Иудея, брат, и моя Россия
у небесных врат на одной сойдутся поляне.
Ни оранжевых ленточек, ни поминальных свеч,
а родная речь – на Чимгане, в другом раю ли –
и пронзительно-звёздный, самый пасхальный луч,
по которому ты ушёл к небесам в июле.
…О любви и воле, о чём же ещё, о чём –
этот жанр устный, круг этот наш нетесный,
где с небесным градом Давида к плечу плечом
Академгородок небесный, Ташкент небесный.
Игорь Бяльский
* * *
Грустно ли быть весёлым?
Просто ли, взять и заплакать?
Горе шагало просёлками,
Словно король в новом платье.
Гляньте, король-то – голый!
С горем играли дети –
Спрятали солнце за морем,
Место лучами отметив.
Детство проходит скоро.
Взрослые в горе играли –
Спрятали солнце за морем
И в темноте потеряли.
1.
И пустота, чтоб явной стать,
Должна пройти через величье
И сотни книг, картин приличных
Необходимо написать,
Чтобы предстать во всём безличье.
2.
И славен тот, кто может знать,
Что он никто, но в день прекрасный
Свободный от трудов напрасных
Он с лёгкостью любови страстной
Коснётся кистью иль пером
Всего того, что есть кругом –
Деревьев, листьев, звёзд, и сразу
Померкнет солнце, Бог и разум,
И мир состарится, и в нём
Возникнет новый, где огнём,
Сжигая ложь, старьё и тени,
Сгорает гений.
3.
И мудрость, чтобы явной стать
Должна пройти через безличье,
Побыть природой, вещью, нищим,
Царю и вору стать подстать,
И вот тогда, сумев узнать
И суть, и ложь, и их соседство,
Вернуться даже дальше детства
Ещё за год до рождества,
Сломив законы естества,
И раньше на день иль на час
Себя же самого зачать.
* * *
Библиотекарь ты или кассир,
Девчонка-продавец из зоомагазина –
Люби его за то, что он мужчина,
Но чти поэта в нём, а не усы.
На перекрёстке, где полно машин,
Регулировщица, увидишь ты однажды,
Как он нарушит правила и скажет,
Что невиновен, знай: в нём нету лжи.
Будь женщиной, но не бросайся вслед
Из чувства долга перед светофором,
Он стар и слеп, как хиросимский ворон,
Видавший в жизни и поярче свет.
* * *
Горе, право, и не горе,
Если рядом друг.
Ну а если с ним вы в ссоре,
Если тьма вокруг?
Если он впотьмах, с разбегу,
Вдребезги и в дым –
Даже отсвет, даже эхо…
Он? А может ты?
Хуже вряд ли и бывает,
И обычней нет.
Ну и ладно, он-то знает,
У кого кто свет.
ЭЛЕГИЯ “СВОБОДА”
…и кости наши расцветут подобно зелёным веткам…
Исайя
Тогда, когда печаль легка,
Как лёгок ветер отчужденья,
Играет Божия рука
На клавишах освобожденья.
Вздымает торс внеземный свой
Вседержец вечный и Воитель
Над землями, над пустотой
В незримости своей пленителен.
Он шлёт столетьям и мирам,
Всему своё предназначенье,
Но среди них я сам не сам,
Как ветка в снежном облаченье.
И потому печаль легка
Тогда, когда я стар и молод,
И до Свободы не века,
А так, пустяк, лишь снег да холод.
НА ГРАНИЦЕ ЛЮБВИ
Я в приграничном районе. Вечер.
Солнце-прожектор меня высветил,
Ещё минута – и лягут на плечи мне
Сквозь ветви протянутые лучи-мысли.
Левее сердца – свобода, вечность,
Правее рана: мать, брат любимый,
Я убегу,
я буду отстреливаться
До последней капли лесной малины.
В плену зимы
Хирург, садист ли
Над сердцем склонясь, любовь мне вырежет,
И более смертных к смерти завистливый,
Не приходя в сознание, опять я выживу.
И вот я снова свободный как птица,
Лечу в расположение наших войск,
Чтоб пасть пред любимыми,
Где граничит
Со смертью бессмертие и любовь.
* * *
Народу полный двор,
Высокие как на подбор,
А я едва до подбородка
Им достаю рукой.
Не видно мне, кто там лежит в гробу,
Твердят, что молодой, красивый.
– И я смогу, –
подумал я.
Пусть солнце отвернётся от меня,
А я, привстав над всеми, как луна,
Взгляну на тайну безразличным взглядом
И тихо-тихо лягу рядом.
* * *
Наступит год, да так, что хрустнут косточки,
Активный, олимпийский, високосный,
А по подмосткам шелухой из горсточки
Рассыпался народ – разжал кулак Высоцкий.
Он умер, и потом всё переносится,
Доносится, что он назло, и всё не правда то…
Но гроб, как свет невыносим, выносится
И даже тени на колени падают.
Лежит, овеянный июльскими знамёнами,
Над ним ни свечки, ни креста и ни звезды,
Но караульные его беспечно вечно мёртвые
В руках с нейтральной полосы замёрзшие цветы.
* * *
О, Господи,
Я только блик Твой на влажной глине,
Что брошена Тобой на круг вселенский.
Ты лепишь из неё сосуд нелепый, дерзкий, –
Хранить подобие Твоё его удел великий.
О, Господи,
Я только блик Твой на бренном мире –
И облик мой предельно чист и ясен
На клавишах иль на могильных плитах,
Политых потом ли, слезами, или
На послеливневой земной, повальной грязи.
О, Господи,
Я только блик Твой на влажном мире…
* * *
Сокол соколу рад,
Лев льву,
А я как всем враг
Во рву.
Еле слышны шаги,
Фонаря свет…
– Если за мной – сгинь,
Дома нет!
Около поищи
Рва окрест,
Если найдёшь – свищи,
Но не здесь.
Клином опять свет.
Около тебя нет.
1.
– Скотина ты, гильотина,
дубина и та человечней,
ведь люди не из пластилина,
не прилепишь конечность,
а тем более голову.
– А зачем она голому?
– Скотина ты, гильотина,
Голый – так что ж бездетный,
иль денег не заплатил он,
чтоб умереть одетым?
Раздели, и голову к чёрту что ль?
– А зачем она мёртвому.
2.
Плакала плаха,
Со скрипом всхлипывая:
– Господи, на фиг
я с детства липой была.
Росла б орешником
Или осиною…
Пусть сами б вешались,
Зачем же силою.
Плаха плакала,
Палач поёрзывал,
Рубаха красная,
Топор берёзовый.
3.
Самоуверенный и нищим не товарищ,
Не путай с топорищем,
Не потрафишь.
Оно топорное, а он остёр
И щёголь.
Оно топорное, а он топор.
Ещё бы!
О, как славно быть
Ни под чьей “звездой”,
Ни под чьей рукой –
По теченью плыть
За самой водой,
За самой судьбой,
Никаких держав
И ничьих причуд
Не держась ничуть,
Крепко зубы сжав,
Лишь весло держать,
Поправляя путь.
Крепко зубы сжав
И закрыв глаза,
Никому сказать,
Что душа, дыша,
Ускользнула за…
Где ни сна, ни зла.
О, как славно быть
Ни под чьей судьбой,
Ни под чьей звездой –
По теченью плыть
За самой водой,
За самим собой.
ОСЕННИЙ ЭТЮД № 1
Разве мёртвых кто-нибудь обманывает?
Помнишь, лето пронеслось без капли лжи?
Лесостепь и озерцо внеплановое.
Много ль – мало ль? Не соврав, скажи.
Отпуск. Отдых. Умирающее лето.
Руки от крапивы в волдырях.
Пробирались к тайному, неведомому –
Оказались в пионерских лагерях.
Ну свернули бы тогда в болото,
Ну прошли бы чуть левее поле ржи.
Разве меньше бы Платонов был измотан?
Маяковский дольше бы прожил?
Не помочь ни прошлым, ни последнему.
Будь безгрешен, словно ангел, измолись.
Карусельные лошадки в тьму осеннюю
Убегают без оглядки, как и жизнь.
Осень. Снова ветер странствий
Бросил мир мне на ладони.
Целый мир печальный, как листок опавший.
* * *
Пока потихонечку,
Пока не спеша,
Пока не устала ещё душа,
Ты пёрышка кончиком,
Движением век
Сотри гончих полчища,
Загнавшие век.
Развей мимолётность,
Часы разбей,
Но сердца полотнище
В небо взвей –
Не гордым знаменьем
Чужих потерь,
А в знак примиренья
Людей и дней.
Пока потихонечку,
Пока не спеша,
Пока не устала ещё душа…
ПОЧТИ ПО ШЕКСПИРУ
Померещилась улыбка ль
Мне меж ветреных ланит,
Или кто-то дверью скрипнул
И сквозь щёлочку глядит?
Чей-то локон вьётся, об пол
Бьётся медленный хрусталь,
То ли глазки с поволокой,
То ли шпаги острой сталь.
То ли яд в словах холодных,
То ли просто капля лжи,
За портьерою Полоний?
Иль сквозняк, таясь, дрожит?
Сырой и тёмный снег забился в подворотни,
Извёсткой влажной пахнут стены на проспекте,
Зима сдаёт свои права бесповоротно,
И, честь отдав, их забирает март-автоинспектор.
Так идиллично наступает потепленье,
Но не всегда. Порою дерзкий нарушитель улиц,
Апрель несётся в скользком исступленье,
Сбивая толпы зазевавшихся сосулек.
Но тут и май спешит на место преступленья,
Допрашивает птиц – свидетелей досужих.
Народ шумит, галдя, как листья на деревьях,
И с удивлением глядит на впопыхах неубранные лужи.
* * *
Тогда, когда меня не будет,
Я буду так же, как они,
Я буду так же, как они,
Которые уже не люди.
И так же долго буду жить,
Не разрываясь и не плача,
Вот только радость и удача
Меня не будут находить.
Тогда, когда её не будет,
Всё будет так же, как в те дни,
Всё будет так же, как в те дни,
Когда мы были только люди,
И петь, и верить, и любить,
не расставаясь на столетья,
мы будем громко, словно дети,
сквозь лихолетья проходить.
Тогда, когда нас всех не будет,
Мы будем так же, как они,
Мы будем так же, как они,
Которые навеки люди.
Мы снова с ними будем жить,
Деля их счастье, смысл и ужас,
Мы будем их живые души,
Им будет чем на свете жить.
Тяжесть женской груди,
Невесомость вечернего света,
Мной воспеты.
Но создан не мной
Облик твой неземной.
Твоё тело, как ткани рулон,
Тяжело и атласно,
Складки к лону стекают подвластны
Лишь портному поэту,
А он
Всё не выкроит ночь или лето,
Чтобы жить у тебя до рассвета.
Всё, на что он способен порой –
Это сшить из тебя два сонета,
Чтоб не холодно было зимой.
Ну а ты? Ты искусством согрета?
* * *
У ночи синий язык,
Вечером она слизывает с моих окон остатки дня,
И я вижу, какая чёрная у неё пасть,
Вся усыпанная острыми, мелкими звёздами.
Но я не боюсь её,
Она молода и красива.
Страшна ночь старая, мутная, беззубая.
Она липнет к моим окнам и прикосновением своим
Превращает их в зеркала.
В чёрные зеркала.
Сама, прячась за ними, ждёт.
* * *
Ходят, бродят меж людей
Нелюди.
Нелюдимы в ясный день
Рядом в невидаль.
Нелюбимые детьми –
В глазах наледи,
Невидимые они,
когда на людях.
Но в укромных пакостных
Головах-логовах
Их дела-замыслы
Пострашней волковых.
Оболгут, обгложут
Без стыда, чести,
Люди добрые! Люди Божия,
Будьте вместе.
* * *
Я пил с физиком спирт,
А вокруг установки,
Разноцветные кнопки –
Фантастический вид.
Я пил с физиком спирт,
И на той остановке,
Где прощались мы с Вовкой,
Там наука стоит.
* * *
Облаком дивным ведёт.
В сумрачный день солнцу не разогреться,
Разоблача небосвод.
Облачный день словно грозное знамя,
Жить запрещают врачи.
Пой и молчи – это как наказанье,
Хуже лишь гибель в ночи
Будто во мне обо мне беспрестанно
Подлый приятель стучит.
Пой и молчи, это больше чем странно,
Это от ада ключи.
Будто весельем своим озабочен
Клоун пошёл в палачи,
Пой и молчи – это больно не очень,
Хуже погибель в ночи.
Даже у полюса внутренним голосом
Молча сиянье поёт,
Голосом глобуса, колосом колосу
Поле молчит и народ.
Многоголосая, многопечальная
Молча Земля наша мчит.
Пой и молчи – это как заклинание,
Чтобы не сгинуть в ночи.
Молниеносное небо громоздко,
Кончился облачный рай.
Старый певец, умудрённый подросток
Кончился? Значит, играй.
Пой, и забудут врачи предсказания.
Пой, и замрут палачи.
Пой и молчи – это больше, чем знание,
Это победа в ночи.
* * *
Мой дом прогнил до основанья:
Чуть хлопнул дверью – и готово,
Он весь от потолка до пола
Вдруг вздрагивает, как в признанье
Чего-то злого.
В нём жизнь как пыль в щелях таится.
Сквозняк – и вновь всё завертелось,
Но к ночи мама разболелась,
И форточка разбитой птицей
К нам прилетела.
Не надо памяти и взглядов.
Но август холоден и вечен,
Как старый негатив исчерчен
Косым беспечным звездопадом.
Растопим печку…
* * *
Я сыт и в тепле, но порой
На хлеб насыпаю соль.
Чёрный белому предпочитаю
Что за антимечта?
Что за блажь? Наполняю потом
Я стакан пустым кипятком,
Как шампанское выпиваю.
В чём здесь тайна?
Дело в генах, наверное, в них
Отложились лихие дни,
Когда деды мои в опале
Выживали.
Хлеб да соль, да ус пожуют –
Ссылку переживут.
Ковш воды да глоточек воли
Переживали войны.
Деды выжили, вот и я живу,
Тоже солоно хлеб жую,
Запиваю водой простою,
Чтобы жить без простоев.
Губы вытер, соль стряхнул,
Крошки съел – пора за труд
Да помогут и мне они же
Средь довольства поэтом выжить.
Иван-царевич, не смей,
Не сравнивай себя с ней,
Ей можно и невозможное,
А ты при ней так, заложником.
Коль если что где не так –
Тебя поведут в овраг,
Вот так-то, Иван, вот так,
Останься-ка ты, дурак,
Останься живым, дурак.
Иван-царевич, не смей,
Иван-царевич, не бей,
Иван-царевич, не пей,
Иван-царевич, не верь.
А так как здесь всё не так –
Меня поведут в овраг.
Вот так-то, страна, вот так.
Иван-царевич – дурак.
Я чувствую себя небесно-старым,
Небесно-голубым я был вчера,
И звёзд на небе только и осталось,
Что до утра.
Я чувствую себя лазурным горем,
Лазурность моря приторно-ясна,
Из ста просоленных насквозь историй
Одна слеза.
Я чувствую себя безбедно-нищим,
Безбедно жившим жизнь не так сладка,
А мне весь мир людской как ветка вишни,
В ней два цветка.
Я чувствую себя, но вот что странно –
Нет имени тем чувствам, словно снам,
И я, дорогу потерявший странник,
Ищу слова.
* * *
Если я не против флага над школой,
Значит, я против неба над флагом.
Дисгармония – это не шкода,
Это либо предательство, либо лажа.
И художник – это не рожа,
Не взгляд и не пальцы даже.
Это – когда фальшь невозможна,
Даже если возможна драка.
* * *
Я некто,
Наносящий на карту объекты,
Сверхсекретные данные века,
Заношу в свой блокнот и вещи,
Не имеющие значения для сегодняшнего человека.
Я разведчик. Мой шифр “вечность”,
И когда-нибудь на рассвете
Завоюют тот мир поэты.
Мной разведанный в день победы,
Будет взорван весь и воспет он.
Между соснами в бледной просини
Облака, как из края отчего…
Я разведчик. Меня забросили в пятьдесят пятом.
Сеанс окончен.
Публикация Татьяны Болотиной