Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2019
Карпов П.И. Светильник любви: Из непереизданного / Сост., общ. ред., прим., библ. Н. Останина. — Воронеж: CHAOSSS/PRESS, 2017. — 464 с., ил.
Литературная судьба поэта, прозаика и драматурга Пимена Карпова (1886–1963), к сожалению, типична для писателя, не вписавшегося в советские реалии. После двадцатых годов он почти не печатался, «эмигрировав» в переводы с языков народов СССР. К счастью, репрессии его не коснулись. В новейшее время неоднократно издавалось самое главное его произведение — роман «Пламень», а также различные рассказы. В Курске (Карпов — уроженец Курской губернии) выходил даже его двухтомник, в который вошли романы «Пламень» и «Кожаное небо», а также рассказы, стихотворения, автобиографическая повесть «Из глубины» и избранные критические статьи современников. Данное издание составлено настоящими энтузиастами исследования творчества Пимена Карпова — Николаем Останиным и Ядвигой Розенпаулис. Оно включает стихотворения, прозу, драматургию, приложения, первую (по словам составителей) попытку библиографии Карпова и фотоматериалы.
В первом разделе воспроизводятся два прижизненных сборника Карпова — «Звездь» и «Русский ковчег», а также собранные по современным бумажными и интернет-публикациям отдельные стихотворения. Поэтическая вселенная Пимена Карпова весьма интересна и самобытна. Не зря же исследователи то ставят его «вне групп»[1], то причисляют его к новокрестьянским поэтам. Безусловно, у его стихов есть общие черты с творчеством Сергея Есенина, Николая Клюева, Петра Орешина, Павла Радимова (живописание деревенского и крестьянского быта, фольклорные мотивы), а также Василия Каменского (лексика, выбор метафор). Ранние стихи перекликаются и с русскими символистами. Но есть и важное отличие — это космичность, «вселенскость», всеохватность автора, чей взгляд дерзко стремится от родных просторов — в дальние страны, к звездам, в небеса:
От болот и от омутов ржавых,
Где и темень, и мхи, и буран,
Мы сошлись на распутьях кровавых
У порога полуденных стран.
Опрокинулись горы Кавказа,
Гималаи, как карточный дом,
И в тайник золотого оаза
Мы за солнцем свирепым идем…
К солнцу тропиков! К звездному зною!
К Светлограду, к лазурным ветрам!
Время вечной упиться весною,
Время — несть откровенье мирам…
«Полуденный путь» (1921)
Лирический герой Пимена Карпова — «солнцебог и пророк» («Предутрие»), жаждущий Светлого Града — это один из главных образов его поэзии. «Разумеется, это не богоборчество, не проповедь новой ереси, но стремление соединить (хотя бы в поэзии!) все ведомые силы для утверждения народной справедливости. Его заклинания России, Светлого Града в равной степени идут от фольклорно-языческих традиций и христианской лексики. При этом Светлый Град становится синонимом Святой Руси (у Петра Орешина, например, это Красный Храм)»[2]. Интересны и окказионализмы Карпова — «бурнопламенный», «буйнозвездный», «зазвездный» («Заклинание России», 1918), «цветосны» («Светлоград», 1917). Интересны и другие сквозные образы, обычно ускользающие от внимания исследователей — Люлилю (идеал любви) и «Эайя любви и огня» (идеальное царство, перекликающееся со Светлоградом). Светлое-земное и светлое-горнее объединены любовью. Но драматизм поэзии Карпова состоит в том, что этому свету противостоит тьма. Тьма неграмотной, нищей крестьянской России (прекрасно известная автору) и тьма другого рода. Разочаровавшись в Советской власти, в 1925 году Карпов пишет «Историю дурака»:
…Рабы, своими мы руками
С убийцами и дураками
Россиию вколотили в гроб.
Ты жив — так торжествуй, холоп!..
Рассказы под общим названием «Трубный голос» и повесть «Верхом на Солнце» воспроизводятся по прижизненным изданиям. Из прозы Карпова наиболее известен роман «Пламень», о котором Блок писал в 1913 году: «… были в России “кровь, топор и красный петух”, а теперь стала “книга”; а потом опять будет кровь, топор и красный петух… Россия… вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой, может быть, более страшной»[3]. В малых формах Пимен Карпов также раскрывается как талантливый, самобытный прозаик, рисующий тягостные картины послереволюционного деревенского быта, где новое сталкивается с дремучим суеверием, а «страдные мужицкие глаза» светят «немеркнущим радостным светом» («Подспудные ключи», 1920). Очень показателен рассказ «Легенды дня», где магическое крестьянское мышление делает «своим» Ленина: «… разрыв‑травой владеет он, говорят. Никакая сила супротив него не устоит теперь. Ни ангелы, ни архангелы…». Мужики, гадающие по звездам о судьбах мира, — образ, полный авторской надежды. Но Россия поповская, сектантская, мужичья и Россия новая, красно-ревкомовская оказываются одинаково жестокими, убивающими все светлое и лучшее. Это нашло свое отражение в уже цитированной выше «Истории дурака».
«Три зари: жизнепредставление в 5 исходах» также воспроизводится по прижизненному изданию. В пьесе автор обращается к еще одной постоянной теме своего творчества — сектантству. «Русское хлыстовство было закономерной реакцией на русское же Просвещение. Начиная со Смутного времени и кончая Серебряным веком, мистика отечественных сект оказывала все возрастающее влияние на русскую цивилизацию»[4]. «Сторона ли моя окаянная, звездокормчих — хлыстов сторона», — пишет Карпов в стихотворении «Звездокормчий» (1918). В драме разворачивается трагическая история столкновения двух братьев — Иоиля, главы секты «прозорливцев‑святославцев» и «изыскателя древностей» Александра Шеина, разлученных по вине их отца, когда-то закопавшего клад и ушедшего в пустыню с Иоилем. Блок называл драму «человеческим документом», отмечая не литературную и даже не идейную, а скорее «диагностическую» ее ценность — он, как и Карпов, тонко чувствовал грядущие перемены и потрясения, которые выпадут на долю России.
Приложение к книге включает сборник стихов Филиппа Родина «Сиреневые зори», публикующееся по прижизненному изданию (как выяснили составители, это псевдоним Филиппа Карпова, родного брата поэта). Цитируемая выше статья Блока «Пимен Карпов. Три чуда: Драма в пяти действиях» (наряду с также цитировавшейся рецензией на «Пламень») говорит о большом интересе поэта к Карпову и глубоком понимании мира автора, его таланта и поэтики. Также приведен фрагмент из «Романа моей жизни» — книги воспоминаний поэта, прозаика и переводчика Иеронима Ясинского (1850–1931), где роман «Пламень» характеризуется как написанный с большим поэтическим мастерством: «Тут сильный и страстный язык, в сравнении с которым бедный язык Андрея Белого кажется лепетом…»[5] Также впервые в литературоведческий оборот вводятся две статьи: «Сивачёвщина: Мих. Сивачёв, Пимен Карпов, Надежда Санжарь» советского журналиста и литературного критика Льва Клейнборта (1875–1950) и «Поэты — жертвы большевизма» писателя и поэта Бориса Филистинского (1905–1991). Включение в издание последней спорно с морально-этической точки зрения (автор был коллаборационистом). Несмотря на явную пристрастность, Филистинский верно подмечает карповские «неосуществимые порывы к светлой жизни, любви и вольному песнотворчеству». Указанные материалы дают представление о том, что современниками творчество Карпова воспринималось неоднозначно и даже скандально, но практически все отмечают его талант, литературное мастерство и способность к пророческим высказываниям.
В настоящее время на родине Пимена Карпова проводятся «Карповские чтения», а также вручается литературная премия его имени. Загадочный, «буйнозвездный», пламенный поэт и прозаик понемногу возвращается к российскому читателю, и данная книга играет в этом возвращении не последнюю роль. Составители проделали огромную работу по возвращению литературного наследия Пимена Карпова читателю. Не лишним будет упомянуть, что ими был установлен истинный год рождения автора — 1886, в то время как даже на его могильной плите указан 1884. В данный момент идет работа над вторым томом «Светильника любви», который не погаснет благодаря настоящим подвижникам.
[1] Карпов Пимен // Ежов И. С., Шамурин Е. И. Русская поэзия ХХ века: Антология русской лирики первой четверти XX века. — М.: Амирус, 1991. — 686 с. — С. 312—313.
[2] Малютин С. Пимен Карпов // URL: www.kpravda.ru/article/culture/043546/
[3] Цит. по: http://dugward.ru/library/blok/blok_plamen.html
[4] Эткинд А. Содом и Психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. — М.: ИЦ «Гарант», 1996. — 413, (3) с. — С. 89.
[5] Роман Пимена Карпова «Пламень» был написан автором под впечатлением от романа Андрея Белого «Серебряный голубь».