Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2019
Геннадий Кацов. Нью-йоркский букварь. — М.: Арт Хаус Медиа, 2018. — 142 с.
Практически любой автор, составляя свой поэтический сборник, пытается придать ему определенную структуру. Редко кто просто публикует под одной обложкой стихи в порядке их возникновения. Обычно книга разбивается на несколько глав, тексты сортируются соответствующим образом, выбирается более-менее выразительное название — вуаля, сборник готов.
Идея поэтической книги, изначально написанной по определенной строго заданной схеме, вызывает у меня двоякие чувства. С одной стороны, подобный замысел говорит об определенном классе автора: новичок вряд ли возьмется за такую задачу, заранее устрашившись поражения. С другой стороны опасения: уж не притянуты ли тексты, написанные совсем по другому поводу, к декларируемой идее за уши? Или, может быть, наоборот, некоторые тексты написаны исключительно для соответствия общему плану, а поэзия в данном частном случае осталась за бортом?
Книга Геннадия Кацова «Нью-Йоркский букварь» формально состоит из трех, а по сути из двух частей. Вторая часть представляет собой прозаические комментарии к первой — собственно Букварю. Корсет первой части затянут предельно туго. Букварь — значит, volens nolens, пиши ровно 33 части, каждая из которых начинается на свою букву. Чтобы жизнь медом не казалась, сохраняй к тому же количество строчек и схему рифмовки (здесь — 33 четырнадцатистрочника, все написаны пятистопным анапестом с рифмовкой abab cddc efef gg). Что, впрочем, удобно для верстальщика: одна буква — одна страница.
Геннадий справляется с поставленной задачей отлично. Как говорится, словам тесно, а мыслям просторно. Чувствуется, что о каждой упомянутой в букваре достопримечательности автор знает много и думал много. Поэтому тексты представляют собой эдакий сплав (мало)известных сведений (тут и комментарии в помощь) и личных размышлений, ассоциаций, воспоминаний. Например, Вашингтон-сквер:
Президент Вашингтон, коим названы доллар и мост,
и столица страны, и в Нью-Йорке — богемная площадь,
изменял своей Марте, был пьяница и обормот,
«две бутылки мадеры», — его называли, чтоб проще.
— Так каким может быть, — вопрошал риторически дядя, —
при таком президенте сей сквер, понимаешь, племяш?!
Здесь Дюшан Триумфальную арку, ничтоже сумняш-
еся, взял в восемнадцатом, Виллиджа дерзкого ради.
— Тот же дух, — отвечает племянник, — столетье спустя:
допоздна — трюкачи, режиссёры, художники, барды,
надо всем, виртуально, свободы полощется стяг,
под которым хипьё-анархисты сбиваются в банды.
Как ты сквер назовёшь — в перспективе тем будет он дорог,
хоть пытались травить Вашингтона простым помидором.
Рекомендую обратить внимание на рифмы, которые хочется просто выписывать и смаковать отдельно: «денешь-денег», «мышь-мышц», «дурака-то — Дакота», «Бернстайн-представь» и т. д.
(Тут надо бы внезапно заметить, что в Нью-Йорке я пока что ни разу не был, и букварь-путеводитель читаю, так сказать, впрок.)
Отдельного абзаца в этом моём обзоре заслуживают так называемые эпиграфы, написанные с юмором и даже местами с некоторым озорным хулиганством. Например, эпиграф к букве «Е» (Естествознания музей) выглядит следующим образом:
Естественное знание, звание, здание, задание, заранее, зрение, зление, тление, трение, прение, парение, дарение, даяние, издание, здание, звание, знание… Естественные отклонения в ряду омофонов.
У компьютера, 4.37 дня, 11 июля
Или парафраз знаменитого ленинского, у Кацова звучащий как «У чипсов чипсы, и ещё раз у чипсов!» (эпиграф к букве «К», Колумбийский университет).
(В этом месте, опять без всякой связи с вышесказанным, хочется отметить, что «Нью-Йоркский букварь» получился очень интересной книгой, от которой, как говорится, трудно оторваться. К сожалению, большинство поэтических сборников не обладают этим качеством. После пяти-шести стихотворений начинается некое пресыщение, книгу хочется закрыть и вернуться к ней позже. Любопытство не даёт захлопнуть «Букварь». Не то, что хотелось бы поскорее узнать, чем всё кончится — любопытно, какие места выбрал автор, какие сведения он сообщит нам, какую картинку нарисует, какой эпиграф подберёт или придумает.)
Это — яблочный дух, с яблонь дым, от канабиса глаже,
керуачный, бахметьевско-белый, плюс трип на грибах,
это — юная дева, которая с вами не ляжет;
однокурсник-Ромео, ее уводящий в «Старбакс».
Город — сад из учебников, парт, кутежей, институтов.
Оттого он так юн и столетьями нужен кому-то.
Если вы спросите меня, какая картинка понравилась мне больше всего, я без раздумий отвечу — это, безусловно, «Прожекторы», посвященная трагедии 9/11, апокалиптическая картина птиц, беснующихся ночью в свете мощнейшего луча:
В бесконечности чёрного воздуха спрятан магнит:
две, клубясь, единицы летят, увлекаемы силой
унесённых в безудержный вакуум, ставший могилой
тем, кто в «9/11» тайну невольно проник.
Словно ласточки Балла, предтечи хичкоковских «Птиц»:
только рядом с лучом оказавшись, в ночи обнаружишь,
как кружит мегамасса прожектором призванных птиц —
словно в Небе Венеры, где искрами cветятся души.
Что еще есть в Букваре? Хотите изящные афоризмы с юморком? Пожалуйста. Вот, например: «чем к полуночи ближе, тем пирсинг повсюду нежней», или «Присмотреться, так в каждом политике скрыт мандарин: Ва Шин Гтон либо Ли Нко Линь — чем не вельможный китаец?», или «Санта Клаус звенит в колокольчик, спасения нет от Спасения Армии». Хотите баловства-хулиганства? Сколько угодно, прочитайте, например буквы «Ъ» и «Ы» (спойлер: чтобы не мучиться с буквой «Ы», читай примечание к ней на стр. 72)
И, наконец, о второй части (она же третья) — pin-up pages. Тут, расшнуровав тугой корсет формы, автор, наконец (хотел написать «оттягивается по полной», но он (автор) и в первой части не особо стесняется) оттягивается по полной (всё-таки написал!)
О, что там есть во второй части (она же — третья), вернее, о, чего там только нет в этой части! И рифмованные ФИО жителей NY («Русские в Нью Йорке»), и акынский рэп (буква «Ё»), и песня без музыки («Песня без музыки»), и гимн таракану (не помню, какая буква) — всё это и много чего еще есть, и все о Нью-Йорке, — ну не пересказывать же мне вам целиком эту книгу, пёструю, как джойсовский «Улисс», местами напоминающую жёлтую, как Город Дъявола, телефонную книгу!
Но мы ведь еще и лирику ищем, нам ведь лирику подавай.
Ну ладно, будет нам и лирика:
Близка граница Новой Англии:
Повсюду яхты на приколе
И с белыми крылами ангелы
В апреле падают с магнолий.
…… … … … …
До зари сон глубок и спокоен: орёл, распластав в глубине
Свои крылья, течением ветра легко превращается в точку,
И висит в синеве до весны, и как только бывает во сне,
Опустившись на ветку магнолии, станет апрельскою почкой.
…… … … … …
Я когда-нибудь вечером, впав в одиночество вновь,
Оттолкнусь от причала и лунной дорожкой короткой
Этот город покину — и он, как в печальном кино,
Отплывёт от меня многоцветной гигантскою лодкой.
«Так сложилось», «Сопоставимость» — это названия текстов из третьей части. В подзаголовке Геннадий Кацов называет «Букварь» «городским пазлом», а в предисловии надеется, что, если этот пазл сложить правильно, то в читательском представлении возникнет 3D-диорама «города, который никогда не спит».
В заключение я, как читатель, хочу засвидетельствовать, что такая диорама и в самом деле возникает. Она многослойна — потому, что накладывается на ранее увиденные/прочитанные/воображенные картинки, и в то же время она несет на себе печать сиюминутности. Несомненно, это Нью-Йорк семнадцатого-восемнадцатого года нашего столетия, Нью-Йорк Америки Трампа. Разумеется, читатель увидит эту диораму через оптику авторской поэтики, оптику нашего современника, литератора-иммигранта средних лет, повторяющего слова благодарности «той стране, что без крови меня отпустила, и вот этой, что сразу меня приняла».