Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2018
Родился в 1978 году. Окончил физический факультет Санкт-Петербургского государственного университета.
Автор двух поэтических сборников «Два времени» (2009) и «Вместо меня» (2015), а также книги «Эдит Сёдергран в Райволе» (2017) и ряда историко-краеведческих публикаций.
Создатель краеведческого сайта «Ristikivi: Частный архив Карельского перешейка».
Новгородские строки
1
Лето Господне над Волховом. Лето Господне!
Тысячам жизней, оставшимся в вечном сегодня
И разбредавшимся нехотя по мостовым.
Лето Господне! К вершинам, престолам и тронам
Призраки стен под восьмивековым небосклоном —
Призрак июльского неба над камнем восьмивековым.
Он уходил, возвращался, он был и приказывал взгляду.
Он воздвигал над собою сулящую грозы громаду,
И поднимался все выше над ней, и отряхивал с ног
Тьму, охватившую юго-восток.
2
Ветер южный зол, караулит ночь. Над детинцем страх и над Ильменем.
(Не гони меня от Софии прочь и от Волхова не гони меня).
Южный ветер лют. Он придет — беда. Закружится гарью по клеверу.
(Не гони меня, я пришел сюда из другой земли с ветром северным).
Из последних сил вечевой зовет в стенах города призрак-колокол.
Ветер с юга рушит небесный свод, темных туч гряду тащит волоком.
А когда придет, успевай, глазей, на стрельцов, боярей, опричников
Из самой Москвы, от ее князей, от стервятников их и хищников.
Заметается барабана дробь, проревет труба угрожающе
На речную гладь, на глухую топь, на дымящий торф, на пожарища.
(Что ж, что князи злы? Пусть дудят в дуду. Перезлится зло и отмучится.
Им гореть потом во своем аду. Нам же, грешникам, — как получится).
Чужие стихи во сне
По ледниковой зазубрине, длинной ее борозде
Вечер на север идет, и за ним подступают к воде,
Там, на другом берегу, у таежной постели
Ровные, слитные ели,
Там, затеснившись над рябью озерной своей
И от себя отразившись, в себя возвращаясь темней
И непонятнее хаоса линий и точек,
Ветви, как будто чужих ненаписанных строчек,
Поросли снящейся речи, не произнесенной почти, —
Если бы можно их было не произнести, —
Видишь, опять возвращаются взглядом бездомным
В воздухе темном
(Тёмен, послушно темно сновиденье за ним
Слезами на пересохшие губы, дыханьем больным).
Всплески вдоль берега, шепот, мурашки по коже
Непотревоженной дрожи —
Да и не важно во сне ли они, наяву,
Строгими стынут деревьями, волнами гонят траву
И обрываются за чередой многоточий
Ветреной северной ночи
Легким касанием пальцев замерзших твоих,
Азбукой глухонемых.
***
Между снегами, дорогой, жилищем —
Азбучной памяти в день по письму.
Разве узнаешь по словникам нищим
Их силуэты в январском дыму? —
Я и узнав ничего не пойму.
Может быть, прежних печалей рисунки —
«А» у арбуза и с бабочкой «Б» —
Рядом, на первой странице по струнке,
Колкую нежность прижали к себе,
Охрой и суриком небо над ними,
Вестник склонился крылами своими,
Ангел, коросту содрав на губе.
***
Гуляет ветер от стены к стене,
Закатный луч над парапетом
В белесых хлопьях, мерзлой тишине
Со всей зимой наедине,
С ее недвижущимся светом.
Что радость тем, кто оказался прав,
Спешить теперь к холодному ночлегу,
Следы оставив скрипнувшему снегу
И отнятую жизнь отдав?
***
Все оказалось правдой, причем буквально:
Ось мировая воткнута, словно жердь;
Прямо в верхушку купола, в свод хрустальный,
Вбиты по шляпку звезды в ночную твердь;
Солнце вперед толкаемо скарабеем;
Следом второе тянет четверка кляч;
Третье, четвертое — тесно же на тропе им!
Как развернешься или погонишь вскачь!
Стоило строить все этажи и башни
И городить по окрестностям вавилон,
Чтоб убедиться в верности лжи вчерашней
Или макушку стукнуть об небосклон?
Вышний элизиум, парк монрепо, скамейки,
Неких божеств бездельничающих семейки,
Только Зевес, на облако сев верхом,
Молнии чистит от ржавчины наждаком;
Нюктой забыта сетка с голландским сыром,
Мышка крадется к его ароматным дырам,
Жизнью небесной радуема вполне.
Ну и чего тут, стоило лезть к луне,
Чтобы, взглянув на ценник, прочесть смиренно:
«Сделано пищефабрикой “Вкус вселенной”»?
…Мышка глядит за стекла: зима прибралась в окне,
Легкий морозец бродит по вышине,
Русский пейзаж, но в стиле малых голландцев,
Голые кроны, церковка и вдали
Меж горожан, торговцев и оборванцев
Башня, нами построенная от земли.
Мышь надевает валенки и ушанку,
Ветхий тулупчик — холодно спозаранку! —
Чешет за ухом кошку, гасит в прихожей свет,
Предпочитает думать, что нас здесь нет.