Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2018
Смирись, мятущийся поэт, —
С небес нисходит жизни влага.
А. А. Фет
Из Хаоса, источника жизни, родилась и могучая сила,
все оживляющая Любовь — Эрос. Начал создаваться мир.
Н. А. Кун
Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой — душа и мысль моя.
А. А. Фет
Стихотворение «Дождь» написано Н. А. Заболоцким в год смерти Сталина — в то самое время, когда поэт активно переводит с кавказских языков, увлекается портретной живописью Рокотова и другими художниками. В 1953 году создано восемь стихотворений, среди которых «Я воспитан природой суровой», «Поэт» и «Портрет». В лирике этой поры Заболоцкий вновь размышляет о природе поэтического творчества и среди прочего призывает поэтов любить живопись, потому что «Лишь ей, единственной, дано/ Души изменчивой приметы/ Переносить на полотно» («Портрет»). Итак, «Дождь»:
В тумане облачных развалин
Встречая утренний рассвет,
Он был почти нематериален
И в формы жизни не одет.
Зародыш, выкормленный тучей,
Он волновался, он кипел,
И вдруг, веселый и могучий,
Ударил в струны и запел.
И засияла вся дубрава
Молниеносным блеском слез,
И листья каждого сустава
Зашевелились у берез.
Натянут тысячами нитей
Меж хмурым небом и землей,
Ворвался он в поток событий,
Повиснув книзу головой.
Он падал издали, с наклоном
В седые скопища дубрав.
И вся земля могучим лоном
Его пила, затрепетав.
«Дождь» — и пейзаж, и портрет одновременно. В этом стихотворении не только видна одна из живописнейших стадий круговорота воды в природе, но также мастерски, с необыкновенной любовью прорисован образ дождя, персонифицированный от первого до последнего тропа. Очеловечивая дождь, Заболоцкий демонстрирует весь его жизненный цикл — от рождения до перерождения — всего в пяти поэтических строфах. В первых двух представлены процессы зачатия и рождения. Почти нематериальный эмбрион постепенно обретает «формы жизни», сначала становясь зародышем, затем появляясь на свет с символической песней (по сути, младенческим криком). В последних двух — существование «в потоке событий» и закономерный уход в землю. Значение его жизненного пути скрыто в третьей строфе, единственной, где всё внимание художника переключается на другие пейзажные образы — дубы и берёзы.
Процесс рождения представлен и через форму произведения. Образ дождя возникает в коитусе мужских и женских рифм традиционного четырехстопного ямба. Указание на дождь посредством личного местоимения происходит в третьей строчке первой строфы. В ней же — единственное во всём тексте нарушение ритма — немотивированное появление (зарождение) десятого слога (не-ма-те-ри-а‑лен). Возникло что-то новое, «нематериальное» и с этого момента — существующее.
Впечатляет и продуманное звуковое оформление. Аллитерация на шипящие и свистящие звуки (<c>, <ч>, <ш>, <щ>), конечно, имитирует то учащающийся, то стихающий дождь. В центральной, кульминационной третьей строфе она достигает своего апогея — 12 повторений! Именно звукопись помогает представить описываемые осадки в виде серьёзного, но кратковременного ливня.
Стихотворение Заболоцкого — не только картина естественного рождения жизни, но и мистическое таинство рождения как такового. Архетипы земли и неба отсылают нас к античной и христианской мифологии, а в одном моменте — даже к эзотеризму.
Из первобытного безграничного хаоса («туман облачных развалин») возникает всё оживляющая Любовь (Эрос). Дождь — эротический символ — соединение Урана и Геи. Небо и земля — единое полотно мироздания, сотканное посредством дождевых нитей. Подобное соединение вечных образов фактически отрицает смерть. Её и нет в стихотворении Заболоцкого. Речь скорее о перерождении: из бестелесного — в материальное, из небесного — в земное. Небесное волнение и кипение дождя передаётся земле, и она трепещет, принимая его в свое лоно. Или так: из почти эфемерного состояния дождь переходит в плотную материю земли, пробуждая её к жизни.
В образе дождя можно узнать и бога света и покровителя искусств Аполлона. Как и в древнегреческом мифе, рождение героя встречается сиянием. Дождь поёт и ударяет в струны, чем и обозначает свою живительную силу, точно Аполлон, основным атрибутом которого была кифара. Сравнение с повелителем муз исподволь отсылает нас и ко времени года внутри стихотворения (Аполлон — сын Лето).
Этот же античный образ позволяет увидеть в дожде символику творческого процесса, кстати, часто встречающуюся у Заболоцкого («Вечер на Оке», «Я воспитан природой суровой»). Процесс творчества имеет, безусловно, божественную природу, так как рождается в небесах. Оживающая (пробуждающаяся, движущаяся) природа — это поэтическое вдохновение. Таким образом, творческая идея материализуется в тексте и сопровождается цветовыми образами блеска, сияния, молнии и звуковыми эффектами. За полстолетия до Заболоцкого творческий процесс очень похоже описывал К. Бальмонт в своем послании «К Шелли»:
И я, как свет, вскормленный тучей,
Блистаю вспышкой золотой,
И мне открыт аккорд певучий
Неумирающих созвучий,
Рожденных вечной Красотой.
Совпадения здесь и на уровне внутреннего сюжета, и на уровне метра стиха. Только, в отличие от Бальмонта, в тексте Заболоцкого практически отсутствует лирическое Я.
Античность образов природы подчёркивается эпитетами-олицетворениями. Небо — хмурое (Уран, Зевс), лоно земли — могучее (Гея), дождь — весёлый и могучий (Аполлон). Но в центральном образе видны и дионисийские черты, особенно в их ницшеанском истолковании. В «Рождении трагедии из духа музыки» немецкий мыслитель указывал на то, что в каждом художнике борются два начала — естественное и искусственное — и всегда присутствуют в художественном произведении. Дионисийское начало как раз и включает в себя хаос, экстатическое растворение идентичности в массе, рождающее непластическое искусство (прежде всего музыку). Порядок и гармония остаются за Аполлоном и пластическими искусствами (живопись). У Заболоцкого — органичный синтез этих древнегреческих начал.
Ещё одна особенность изображения дождя — чередование движения и статики, активного залога с пассивным. С одной стороны, дождь волнуется, кипит, ударяет в струны, врывается и падает, с другой стороны — натянут и повешен, его выкармливают и пьют. Это и средство решения одной из художественных задач (например, в изображении времени — вечности и постоянного движения), и способ ницшеанского постижения природы. «Лучезарному венцу пассивности (Эдип) я противопоставляю венец активности (Прометей)», — писал философ[1]. Активность (в глагольных залогах, как минимум) побеждает и у Заболоцкого.
Натянут тысячами нитей
Меж хмурым небом и землей,
Ворвался он в поток событий,
Повиснув книзу головой.
Астрологический и оккультный образ скрыт в последней строчке пятой строфы. Здесь в образе дождя угадывается фигура Повешенного — одной из самых весомых карт таро. В каббалистической традиции карта с такой фигурой символизирует триумф духовного начала над материальным, а также указывает, что на любую проблему (в том числе и творческую) нужно посмотреть под другим углом. Заболоцкий как член поэтической группы ОБЭРИУ, безусловно, знал об этом: в последней строфе дождь падает «с наклоном» (практически углом), а дух если и не торжествует над материей, то точно сливается с ней в созидающем единстве. Дождь сравнивается с Повешенным и портретно («вниз головой», «весёлый»), и пейзажно (в таро виселица — всегда живое дерево).
Несмотря на то, что всё произведение написано в бело-серых тонах, в центральной строфе сконцентрирована потрясающая игра цветов и оттенков. Дубрава сияет молниеносным блеском. В этом эпитете не только скорость, но и золотистый отсвет невидимого солнца. Шевеление листьев сустава связано с притоком к ним жизненных сил, так что биологически зелёный цвет вполне угадывается. А вот в последней строфе дождь падает в седые скопища дубрав, и здесь цвет выполняет временную функцию, которая усиливается и через образ самого долголетнего дерева — дуба. Седина — символ житейской мудрости и жизненного опыта. И дождь не просто вливается в поток событий, он его привносит в статику убелённых деревьев.
Цвет помогает понять идею специфики творческого процесса. Путь от тумана облачных развалин к сиянию — это путь от неведения (через вдохновение) к осознанию бытия и сопричастности его вечным тайнам.
Таким образом, стихотворение «Дождь» — невероятно медитативное произведение. Увидеть в жесте природы закономерности жизни — такова сверхзадача поэзии Н. А. Заболоцкого, которая объёмно решается в анализируемом творении. На сочинение Заболоцкого удаётся посмотреть и глазами учёного-естественника, и духовным зрением просветлённого эзотерика; в нём можно услышать кифару Аполлона и музыку стихий. Тогда стираются границы творческого двоемирия (микрокосм и макрокосм), и Поэт, не отделяя себя от внешнего мира (вот чем объясняется отсутствие лирического Я!), воспринимает жизнь во всем её нерушимом единстве.