Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 4, 2017
Ольга Клюкина родилась в поселке Приволжский Саратовской области,
окончила филологический факультет Саратовского государственного университета
имени Н.Г. Чернышевского.
Является
автором исторического романа «Эсфирь»,
серии книг «Святые в истории» (из шести книг), повестей «Друг Константина
Великого», «Огненный меч Гедеона», «Братская победа»
и других произведений для взрослых и детей.
Член
Союза российских писателей с 2005 года.
В 2016 году в Калужском ТЮЗе
поставлена пьеса Ольги Клюкиной «Беликов. Реабилитация» (по мотивам рассказа А.П. Чехова
«Человек в футляре»).
Живет в Калуге.
ДВА КОРОТКИХ ПРИБАЛТИЙСКИХ РАССКАЗА
Тот
адрес
Ладно уж, дам я тебе один адрес, Каунас
– лучший в Прибалтике город, хотя по нему, может, уже никто не живет, ну,
почему обязательно умер, просто это очень давний адрес.
Внезапная идея объехать Прибалтику –
Домский собор, стаканы с трубочками, почти Европа, тогда ведь можно было без
визы. Ты ведь помнишь мою Лариску? Ну, да, тетю Ларису. Мы с ней решили спать,
где придется, в студенческих общежитиях, да хоть бы и на вокзалах, лишь бы
увидеть Прибалтику. Кстати, в Риге и, кажется, в Тарту на железнодорожных
вокзалах сиденья с железными перегородками, всю ночь пришлось мучиться, не
знаю, как сейчас.
В Каунасе первым делом сходили в музей
Чюрлениса и в музей чертей, они как раз напротив. Да какая разница, сколько нам
было лет? В то время я даже зеркала с
собой не носила, ходила в длинном черном свитере, а если на меня кто-нибудь
смотрел, делала глубокомысленное и угрюмое лицо.
Не перебивай, так вот, шли мы с Лариской
вечером по Каунасу, по незнакомой улице, они для нас все были незнакомые, а
впереди брел какой-то мужичок сутулый. Лариска его обогнала и спрашивает:
дяденька, а вы не знаете тут в районе подъезд с деревянными полами?
Тот остановился и серьезно так
задумался, они все там такие вежливые, неторопливые. А зачем вам такой подъезд, спрашивает
медленно, словно просыпаясь, он пьяненький немного был. Лариска, так, мол, и
так, целую ночь где-то сидеть, до вокзала далеко, можно и в подъезде, только
чтобы ступеньки не каменные, как бы не застудиться – и глазищи на него свои большие наставила.
Он прямо руками всплеснул: девочки!
Только он не так говорил, а с мягким таким акцентом: дьевочки!
Дьевочки, говорит, бедные дьевочки,
идите ко мне ночевать, ночьевать, то есть, я не
обижу, у меня нет много кроватей, зато есть большой парлон
постелить на пол. Поролон, то есть.
Ну, мы были вдвоем и ничего не боялись,
к тому же, он был слабенький на вид, безобидный. Привел нас в старую
коммуналку, я даже не знала, что в Прибалтике тоже такие
бывают, и первым делом свой паспорт показал. Витаутас Титас,
говорит, зовите меня Витас Титас
или дядя Витас, расстелил на полу в комнате свой парлон, довольный такой ходит, все время руки потирает, я
даже испугались немного. В комнате чисто, книги новые на полках стоят, аквариум
круглый, а Лариска давай у него перед сном на всякий случай биографию
расспрашивать.
Он голову свесил, жена, говорит, ушла,
квартиру поделили, сын совсем не приходит, по возрасту примерно как вы,
девочки, а я вот пью. И так мягко у него получилось: пью, дьевочки.
Лариска мне под одеялом шепчет: не бойся, если он ночью вдруг полезет, я его
стулом садану, вон, нарочно рядом поставила.
Тут в дверь постучали, мы прямо
подпрыгнули на своем парлоне, вошла старушенция,
страшная, настоящая баба-яга на вид. Говорит, не могу, Витас,
в комнату свою зайти, они бегают, щекочут меня, давай выпьем. Он говорит: что
ты, Дунья, уходи, не видишь разве, у меня сегодня дьевочки спят, все это тебе только кажется. А она уже и
бутылку из юбки достает: тошно мне, надо выпить, Витас,
страшно одной. Он шепотом: ты тут моим дьевочкам не
мешай, ладно, пойдем лучше к тебе, Дунья, чьертиков гонять.
Мы потом полночи уснуть не могли,
смеялись как ненормальные, можно было в музей чертей зря не ходить, сэкономить.
Лариска несколько раз вскакивала, в лицах показывала эту Дуню, она же в театральном училась.
Думали, утром Витас
Титас даже не поймет, откуда мы у него взялись, а он
адрес на бумажке аккуратно русскими буквами написал, смотрите, говорит,
приходите ночевать, а то все подъезды в Каунасе обойду, все равно вас найду и
уши надеру, ну, а мы-то и сами рады.
А когда ночью возвращались, вспомнили,
что забыли Витасу еды
какой-нибудь купить, тогда ведь круглосуточных магазинов не было. В
ресторан на углу забежали, и Лариска выпросила, чтобы нам готовую котлету с
гарниром продали и салат из капусты, мы бумажные тарелочки прямо под дождем на
вытянутых руках принесли. Поставили
перед Витасом, а он голову свесил, носом
зашмыгал, нет, говорит, не хочу, спасибо вам, добрые вы мои, хорошие дьевочки, не знаю, съел потом или Дуне своей отнес, мы
сразу заснули как убитые.
Потом в воскресенье мы в театр
собрались, Лариска очень переживала, что Каунасский театр на гастроли уехал,
все афиши до дыр проглядела, нашли какой-то этнографический. Витас с нами пошел, в костюм новый нарядился, он,
оказывается, в книжной типографии печатником работал, трезвый совсем, только
бледный очень.
Там в большом парке музей под открытым
небом, всякие старинные домики литовские и театр в деревянном амбаре. Ничего не
понятно, все прыгают на сцене в лентах, звериные головы на себя нацепляют. Витас нам шепчет, переводит, а Лариска только хмурится,
нет, говорит, никакой это не театр, не профессиональная игра. Но потом и она
развеселилась, мы с ней хохотать над чем-то стали, а Витас
спрашивает, дьевочки, что вы смеетесь, эх, глупые вы дьевочки, и сам
начал с нами смеяться, прямо остановиться не могли.
А когда домой вернулись, Лариска
объявила, все, дядя Витас, мы весь Каунас посмотрели,
небольшой городок, в Вильнюс теперь поедем на электричке, а оттуда сразу домой.
Он ничего не сказал, а потом ко мне подошел и шепчет: Олья,
как же так, погостите у меня еще немножко, он почему-то всегда ко мне
обращался, хотя я больше молчала. На вокзал пошел нас провожать, взял обеих за
руки и говорит, дьевочки, вот что я вам скажу,
берегите себя, дьевочки, мы ведь больше никогда не
увидимся. Лариска стала говорить, что мы, может, потом еще скоро приедем,
письма писать будем, и спрашивает: а вы, дядя Витас,
разве чем-то болеете, раз прощаетесь навсегда?
Он улыбнулся грустно, нет, отвечает, я
не болею, это бедная Дунья у нас сильно болеет,
просто так бывает, что люди один раз встречаются, а потом уже никогда больше,
спасибо вам, дьевочки, без вас я бы пропал, мне и
жить уже совсем не хотелось. Я еще подумала тогда, какой же он все-таки старый,
если говорит такое.
Почему, написал одно письмо, там еще
такая фраза была: когда поезд скрился, мне стало
очень грустно, так и написал, скрился, я его голос по
этому слову сразу вспомнила. А ты все-таки запиши на всякий случай тот
адрес: город Каунас, улица Цвирки, дом 5, квартира 10, два звонка, Витаутас Титас, можно Витас Титас. Ну почему от Оли, скажи лучше Олья, Олья, меня так
больше никто не называл.
Я и
Банионис
Любите ли вы театр, как люблю его я, то
есть всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к
которому способна пылкая молодость?
Кажется, это из какой-то пьесы. А я
сейчас – из своей жизни. В юности я пережила такое же исступление театром,
когда в нашем поселковом доме культуры «Восход» появилась театральная студия.
Два года в студии «Поиск» полностью
изменили мое сознание.
Отныне и навсегда свое будущее я видела
только в театре и хотела быть режиссером. Сначала, конечно, можно побыть и
помощником главного, но не слишком долго.
Я читала тогда одни только пьесы, все
подряд, зарубежные и советские. Главное, чтобы на странице были диалоги. В
повествовательном виде информация до меня просто не доходила.
Да и жила я тогда словно внутри одной
большой пьесы. Ремарка. Реплика. Ремарка. Говорит, размахивая руками. Уходит,
хлопая дверью. Смеется. Плачет. Занавес.
На почте я выписала толстый журнал,
разумеется, журнал «Театр». В нашем поселке такой журнал больше никто не
выписывал. В одном из номеров я прочитала статью о театральном режиссере Юозасе Мильтинисе, из Прибалтики.
Это стало для меня потрясением.
Оказалось, что художественный руководитель
и главный режиссер Паневежисского драматического
театра Юозас Мильтинис так
же сильно любит театр, как и я. В статье он буквально повторял мои самые
заветные мысли и мечты о театре.
Было лето. Я только что окончила среднюю
школу, никуда не поступила, и родители разрешили мне немного передохнуть и
определиться с работой. В тот день я поняла, что должна работать только в одном
месте – в театре Юозаса Мильтиниса.
О городе Паневежисе я прежде никогда не
слышала. Пришлось взять в руки карту. Небольшой городок в Литве, севернее
Вильнюса. Меня же угораздило родиться совсем в другом месте – в поселке
Приволжский Саратовской области, почтовый адрес – Энгельс-19, в просторечье –
Мясокомбинат или Мясик. Если соединить две точки на
карте – Паневежис и поселок Приволжский – получалась длинная диагональ от
Балтийского моря почти что до Каспийского.
Труднее всего было придумать легенду для
родителей, зачем мне надо срочно, на три дня поехать в Москву к родственникам.
Пришлось разыграть актерский этюд на предлагаемые обстоятельства. Ну, а уж от
Москвы до Литвы, судя по карте, почти рукой подать.
В то время для поездок в Прибалтику не
требовалась виза. На Белорусском вокзале в Москве я купила билет на поезд
«Москва-Вильнюс» и отправилась на встречу с Мильтинисом.
Ведь этот несчастный, и судя по фотографиям в журнале «Театр», пожилой человек с мудрыми глазами даже не
догадывался, что в Саратовской области у него есть верный друг, единомышленник,
последователь, преемник – тот, кто
поможет воплотить все его творческие замыслы в жизнь.
Оказалось, что от Москвы до Вильнюса
ехать всего одну ночь, а потом от Вильнюса до Паневежиса – пару часов на
комфортабельном автобусе.
В Паневежисе, или как там говорят, в ПанявежИсе, кто-то из прохожих показал мне дорогу к театру
драмы. И тут меня ожидало разочарование. Театр уехал на летние гастроли. И мой Мильтинис, конечно, вместе со
всеми тоже. В какой-то литовский городок, названия которого я не могла
выговорить и тем более запомнить. Мне записали его на бумажке. Пришлось снова
возвращаться на автовокзал.
В вокзальном туалете я мельком увидела
свое отражение и снова немного расстроилась. Волосы висели сосульками, глаза
ввалились, платье было мятым и серым от пыли. Но усилием воли я взяла себя в
руки и еще раз перечитала интервью. Юозас Мильтинис не из тех людей, кто будет смотреть на мой
внешний вид, ему важен внутренний мир человека, к тому же я не собираюсь
проситься к нему в актрисы.
В маленьком литовском городке, названия
которого я не могла выговорить, действительно шли гастроли Паневежисского
театра драмы. В здании какого-то местного клуба из стекла и бетона.
Видимо, в моем лице и впрямь было что-то
особенное. Потому что кассирша в клубе – добрая русская женщина – стала
испуганно и подробно отвечать на все мои вопросы. Да, гастроли идут. Только в
настоящий момент главного режиссера в клубе нет. Возможно, он придет к началу
вечернего спектакля. Но тоже не обязательно, он бывает не каждый день. Где его
найти? Возможно, в гостинице. Хотя, говорят, он собирался поехать на несколько
дней к морю, подправить здоровье – тут сейчас без него репетируют.
Я слушала ее объяснения, сурово сдвинув
брови. Что же делать? Сидеть до вечера и ждать Мильтиниса?
А вдруг он сегодня не придет? Где же я буду ночевать в этом литовском городке?
И как быть, если Мильтинис и впрямь поехал к морю?
Добрая кассирша видела, что я не ухожу,
и продолжала говорить. В клубе сейчас идет репетиция, есть другой режиссер, не
самый главный, и почти все актеры. Может быть, они чем-то смогут мне
помочь?
—
Какие актеры? – спросила я рассеянно, обдумывая свои ходы.
— Я их всех не знаю, – ответила добрая
кассирша. – Но точно есть этот… как его… Банионис. Может, его позвать?
Перед глазами у меня мелькнули кадры из
фильмов «Мертвый сезон», «Вооружен и очень опасен», «Солярис»…
—
Ладно, – кивнула я устало. – Так
уж и быть. Зовите Баниониса.
Добрая кассирша ушла, оставив одну в
пустынном холле клуба. Из зрительного зала доносились музыка и незнакомые
голоса. На меня вдруг навалилась страшная усталость и тоска. Мозаика с
колосьями на стенах. Стулья с откидными сиденьями. Плохо промытые стекла. Зачем
я сюда приехала, на край света?
Ждать пришлось минут пять. Наконец, из
дверей вышел и сразу направился ко мне мужчина. Это действительно был он –
народный артист СССР Донатас Банионис. Знакомые темные глаза глядели на меня
вдумчиво, доброжелательно и немного устало. Банионис сел рядом и кивком головы
дал понять, что готов меня выслушать.
Не помню, что я ему тогда говорила.
Что-то про интервью в журнале «Театр», Мильтиниса,
студию «Поиск». Банионис слушал меня очень внимательно, не перебивая, и почти
все время смотрел в пол. Наконец, я высказалась. Какое-то время мы сидели
молча.
Б а н и о н и с
(помолчав). Вы говорите по-литовски?
Я (удивленно). Нет… А
зачем?
Б а н и о н и с.
Дело в том, что в нашем театре спектакли идут на литовском языке. И все говорят
по-литовски. Вы не будете нас понимать.
Я. Как это – все? И Мильтинис
тоже?
Б а н и о н и с.
Конечно.
Я. И все его помощники?
Б а н и о н и с.
Все. И костюмеры, и актеры. Если вы хотите работать в наш театр, сначала нужно
выучить литовский язык.
Я. Не может быть! Ну, вот вы же сейчас
со мной говорите по-русски?
Б а н и о н и с
(с мягкой, извиняющейся улыбкой). Я говорю, но не
очень. И понимаю не всегда хорошо. Я сейчас вас не все понимал…
Я. Ни за что не поверю! В кино вы
нормально говорите на русском языке. Я же видела «Солярис».
Б а н и о н и с.
Я в кино не говорю по-русски. Все фильмы со мной дублируют. В кино вы никогда
не можете слышать мой голос. Извините, пожалуйста, мне надо сейчас
репетировать.
Уходит. Занавес.
Какое-то время я сидела, разглядывая на стенах
афиши Паневежисского театра драмы. Действительно, все
они были на литовском языке. Как это я раньше не заметила?
Огромная сверкающая глыба моей мечты
покачнулась и беззвучно рухнула. Но это оказалось не страшно, не больно и
почему-то даже не обидно. Наоборот, появилось чувство легкости, освобождения.
Не нужно переезжать в Литву, объясняться с родителями, бросать друзей.
Глыба мечты стремительно таяла.
Несколько секунд – и от нее на мраморном полу клуба осталась лишь маленькая
лужица, еще минута – в воздухе витало только облачко пара. Фу-у-у… Ну и мокрая жарища в этой Прибалтике! Я-то думала, здесь
вообще не бывает лета. Все равно – у нас в Саратовской области климат суше,
здоровее. Я встала и медленно пошла к выходу.
— А на вечерний спектакль не хотите
остаться? – окликнула меня добрая кассирша.
—
Нет, – сказала я, с трудом открывая массивную стеклянную дверь.
Зачем? Я же все равно ничего не пойму на
литовском языке. Да и с Мильтинисом не смогу поговорить как следует, по душам. Еще не известно, что на
автовокзале с обратными билетами.
Любите ли вы театр, как любила его я, то
есть всеми силами души своей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к
которому способна пылкая молодость?
Это все-таки из статьи Белинского. И
только потом вошло в пьесу Володина.
На следующий год я поступила в
университет на филфак. И жизнь
постепенно стала приобретать форму повести, а теперь уже и романа-эпопеи.