Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2017
Вы когда-нибудь стояли под дулом
направленного на вас автомата? Встречались с лешими? У вас похищали жену
турецкие горцы? А, может, вы ездили на крышах поездов, отрезали голову
тарбагану или бывали на необитаемом острове, где нет ни капли воды, и только заброшенный
бар, полный самого разнообразного алкоголя?.. Если нет, то вы сможете пережить
всё это, прочитав невероятные истории, случившиеся с автором этой книги,
петербургским трэвел-журналистом и фотографом Дмитрием Ржанниковым,
в его путешествиях от Кубы до Индии и от Крыма до Исландии.
Как
жену украли
Да-да. Украли. Вы не ошиблись.
Дело было в Турции. Странно, но это
событие никак не повлияло на моё отношение к этой стране. Турция до сих пор
остаётся одним из моих любимейших мест на земле. Здесь находится потрясающая
Каппадокия и невероятный Стамбул, страшноватый в ночи Немрут-Даг
и греческие древности. Ну, и, конечно, море…
В детстве я был фанатом Древней Греции, да
ещё и жил в Крыму, в самой северной части древнегреческой ойкумены, поэтому я
всё это обожаю — выжженные солнцем склоны с сухой травой, раскалённые камни…
Сосны на горных склонах, которые пахнут точно так же, как и при Одиссее пахли…
В этой древности не было ни Греций, ни
Турций, ни Московий. Были ахейцы и прочие минойцы-ионийцы-дорийцы,
которые селились, где Зевс пошлёт. Так нынешний турецкий Бодрум, он же
греческий Геликарнасс, — родина отца истории Геродота
и место, где стояла гробница царя Мавсола, мавзолей то-бишь, по-современному. Троя, Эфес, Пергам, Милет, Аспендос, Олимпос… Это всё
знаковые места древнегреческой истории и мифологии. В Эфесе Герострат спалил
храм Артемиды, чтобы прославиться… В Олимпосе находится место, где Беллерофонт
победил огнедышащее чудовище Химеру, там до сих пор из-под земли вырываются
языки её пламени… Ущелье Джехэннем, куда Зевс сбросил
Тифона…
Про Трою и говорить нечего… Множество
легендарных городов, которые мы знаем по учебникам древнегреческой истории,
находятся на территории современной Турции. Так что люблю я, всё-таки, не саму
Турцию, а то место, где она располагается. Такой вот парадокс. Не секрет, что
турки присвоили себе не только чужую территорию, но и чужую историю и успешно делают на ней свой
туристический бизнес.
Есть, например, деревня в горах,
малоизвестная туристам. Турки называют её Город Мёртвых. Это бывшая армянская
деревня. Таких деревень в Турции много. Оттуда в начале прошлого века турки
«депортировали» армян. Депортировали не так, как Сталин, — в другое место на
глобусе, а прямиком в загробный мир. Дома с тех пор так и стоят пустые. Эту
деревню за деньги показывают, как достопримечательность, на входе даже стоит
будочка с билетёром. На щите у входа написано что-то вроде того, что жители
сами отсюда ушли: то ли из-за чумы, то ли из-за землетрясения… Билетёру был
показан средний палец.
Один проевропейски настроенный турецкий студент
мне сказал как-то в задушевной беседе: «Я вот беру карту Турции, ладонью
разделяю её пополам, сверху вниз, и вот
то, что слева — это для меня Турция, а то, что справа — это чёрт знает что
такое, какое-то дикое мусульманство, которого я сильно боюсь и вапще не понимаю, как мы с этими чурбанами уживаемся в
одном государстве». Извините за неполиткорректность, — «чурбаны» сказал он, а
не я. Его русский был вполне приличным, так как он учился в Симферополе.
Но довольно лирики. Как жену-то у тебя
украли, расскажи уже, наконец, попросит нетерпеливый читатель. Потерпи,
нетерпеливый читатель, глава эта будет длинной. Очень длинной.
Сначала немного антропологии.
Турки, особенно турки из глубинки, народ
очень горячий. И трахать им абсолютно всё равно кого — женщин, мужчин,
мальчиков, девочек, овец, ослов и далее по списку…
Справедливости ради надо сказать, что
турки в этом своем зоофилизме не одиноки. Один
восточный человек, с которым я служил в советское время в стройбате, высказался
совершенно отчётливо: «Если ти бэлый
ослиц нэ трахал, ти нэ мужык!» А потом поделился
технологией: белых ослиц, оказывается, надо любить стоя, а вот козочек — на
коленках: «Два первий её ног ложыш
в сапог, а у неё такой ног, што в сапог не гнутса и идти не можна, и тагда трахаиш».
…Как-то на одной из центральных улиц
одного очень южного города (не буду говорить, какого, чтобы не обидеть всех
остальных добропорядочных жителей других очень южных городов) ко мне подошли
два дядьки и, приняв меня за американца, жаждущего экзотики, спросили на
чистейшем английском, не хочу ли я «to fuck the very clean ass»… Я сначала подумал,
что речь идет о банальном гомосексуализме и вежливо отказался, но дядьки не
отстали и начали в подробностях описывать эту «ass» —
какая она причёсанная, помытая, надушенная, вся беленькая и всему очень хорошо
обученная, хоть и на четырех ногах…
Каждый третий подвозивший нас шофёр в
Турции, считал своим прямым долгом сделать нам
незамысловатое предложение. Формы были самые разнообразные — от туманных
намёков («А вот в Европе есть такие семейные пары, которые кого-нибудь к себе в
постель приглашают, вы не из таких?…») до совершенно гнусных притязаний
(«Сейчас вот под этим деревом я вас ибат буду!») Один
дальнобойщик просто схватил меня волосатой рукой за ногу и сказал на корявом
русском, которому его научили дорожные шлюхи где-то под Ростовом: «Секса можна? Сколка?» После этого моя жена, едва выскочив из
машины, тут же вытащила из рюкзака длинную юбку до земли и уже больше не
спрашивала, можно ли ей носить шорты в такую жару.
Один добрый человек нас научил. Вы,
говорит, как только в машину садитесь, ты сразу водителю говори, что это твоя «ханум», то есть жена. Законопослушных турков
это дисциплинирует, потому что ханум для правоверного
мусульманина — это святое. Впрочем, это тоже не всегда помогало.
С виду очень приличный дядька, какой-то
торговый агент кокаколовский, говорит: «Можно я твою
жену за пять миллионов лир поцелую в щёчку?»
(Пять миллионов — это что-то около трёх долларов). Я ему: «А ю крейзи?»
А он такой: «Экскьюз ми! Экскьюз
ми, май френд!» Схватил какую-то деревяшку и давай на ходу себя по башке
стучать. Машина со скоростью сто
километров в час несётся, а он руль бросил, убивается… Едва в кювет не угодили.
Девушки тоже хороши. Автобус из Антакьи в
Кемер. Ехать с вечера до утра. Едем,
спать пытаемся… Вдруг среди ночи меня кто-то начинает по щеке гладить. Да так
нежно, с переливами, что у меня аж вставать начал… «Ничего себе, — думаю —
как-то на мою жену это не похоже, не больно-то она ласковая… Приснилось,
может?». Сижу, сплю дальше. А меня опять гладить начинают. Сначала по щеке,
потом по уху, волосы на голове перебирают.., по подбородку, по шее, по груди,..
уже к соскам подбираются… Ну, нет, не
может этого быть! Открываю глаза: жена, как ей и положено, спит на соседнем
сидении… Я шевельнулся, и тут же чья-то узкая чёрная ручонка в браслете
скользнула мимо уха и скрылась за спинкой кресла. Поворачиваюсь: за нами сидят
бабушка лет восьмидесяти, вся закутанная в какие-то платки, и девочка лет
четырнадцати. Бабушка явно спит, храпит даже, а девочка равнодушно смотрит в
окно, как ни в чём не бывало. И глазом, вообще, не ведет. Я перегнулся через
спинку сидения и легонько постучал её по руке, мол, — что это было? Она
повернула ко мне недоумевающее лицо, поджала губы и пожала плечами: «Ничо не знаю. Вам показалось…» Бабка проснулась, что-то
буркнула. Девочка закрыла глаза.
Я сел в свое кресло и стал спать дальше.
Утром на конечной остановке я рассказал
водителю автобуса эту ночную историю. Он не удивился ни капли. Сказал лишь
только:
— А-а-а.., у нас таких много…
Ну да ладно, вернёмся к жене, которую
украли…
Жена у меня была уже вторая, но всё равно
хорошая, качественная. И звали её Наташа. Ну а что означает для турков слово «наташа», вы,
наверняка, и сами знаете. Поэтому когда мы с ней путешествовали автостопом по
Турции, мы уговорились, что называть прилюдно я её буду Юля.
Историй с этой наташей-юлей
и с горячими турками связанных — миллион. Натерпелся я по полной программе, но
об этом как-нибудь в другой раз. Потому что про нетуристическую Турцию надо
вообще отдельную книжку писать.
…В общем, очередное наше автостопное
путешествие по Турции подходило к концу. Закончилось оно в Зонгулдаке, на
побережье Чёрного моря. Отсюда ходят грузовые паромы в украинский Скадовск, и
теоретически, на них можно вписаться.
Приехали мы в Зонгулдак, а ближайший паром
— только завтра вечером. Что делать? Пойдём на городской пляж купаться, а там посмотрим.
Сидим на пляже, купаемся… Вдруг
подсаживается к нам парочка турецкая.
Сельма и Билят. На вид — нормальные люди.
По-английски, правда, почти не говорят. Он — бывший военный, только что на
пенсию вышел. Это я теперь знаю, что полицейские и военные в Турции — самое
говно-люди, а тогда-то я этого ещё не знал. Разговорились. На пальцах, конечно…
В общем, поехали, говорят они, к нам
ночевать, у вас всё равно паром только завтра, а у нас дом огромный и восточное
гостеприимство!
Ну, поехали. Тем более, что за две недели
путешествия мы с этим восточным гостеприимством сталкивались неоднократно. И
уже к нему порядком попривыкли. Оно, конечно, почти всегда с сексуальным
подтекстом было, но с беззлобным таким подтекстом… Насильничать вряд ли станут,
полиции страсть как боятся… Ну, полапают жену
немножко за коленки… Дело, как говорится, житейское. А эти ещё и семейные… В
общем, уговорили нас.
У них машина. Сели-поехали… Дом где-то в
горах. Вид на город открывается сногзашибительный.
Мама-папа стол накрыли во дворе, под звёздным небом, как у Бродского… Белую
скатерть постелили, братья-сёстры маленькие под ногами бегают… Просто семейная
идиллия. Сели, стали пировать. Ни намека на сексуальный подтекст. Всё по
этикету. Правда, в разгар веселья принесли свадебный альбом и стали его нам
показывать. Пара фотографий была очень даже откровенных. Особенно для Турции.
Где-то заполночь
к воротам подъехала машина. Вышли люди с автоматом Калашникова, позвали
хозяина. Вот, говорят, купили автомат, а он не работает.
Как не работает?! Удивился хозяин. А вы
предохранитель-то сняли, дурни? Ну-ка, дайте сюда.
Ловким движением передернул затвор, что-то
где-то нажал, ствол вверх направил и выпустил в тёмное ночное небо огненную
струю. Пули трассирующие. Красота!
— У нас тут без оружия нельзя…
…Ну, всё, по последней, и пора спать.
Наутро договорились ехать на машине в какие-то супер-шахты-пещеры в горах,
заброшенные. «Вери бютифул», — сказала турецкая жена.
Положили нас на шикарную кровать,
роскошное бельё белоснежное, аж хрустит… Подушки духами побрызгали… Они,
кстати, всё духами брызгают. В автобусе междугороднем едешь, к тебе
бортпроводница подходит и брызгает на голову. Как в парикмахерской.
…Вы спросите, а сами-то вы что себе
думали?! За просто так вас там обихаживали, что ли?
Дело в том, что когда ты путешествуешь
автостопом, ты встречаешься в основном с приличными людьми. Кто-то религиозен,
а почти все религии призывают помогать путешественникам, у кого-то дети сейчас
точно так же по миру путешествуют, кто-то сам в молодости стопом
ездил, кто-то в английском попрактиковаться хочет, а кто-то просто добрый
человек. Уже через неделю тебе начинает казаться, что мир прекрасен, и населяют
его сплошь чудесные, радушные, открытые и доброжелательные люди. И когда вдруг
ты сталкиваешься с подонком, твоя открывшаяся навстречу миру душа просто
оказывается не способна поверить в то, что перед тобой подонок.
Так и здесь.
Утро началось со скандала. Хозяева
ссорились. Причём так сильно, что билась посуда и зеркала. В итоге жена на
завтраке не появилась, а муж пришел с турецко-английским словарем и показал
пальцем слово «menstruation».
Ладно. Поехали втроём. Вещи взяли с собой,
чтобы потом нас сразу завезти в порт. Турецкая жена прощаться не вышла.
Долго ехали по серпантину, потом по
просёлочной грунтовке, потом остановились. Ни души. Чувак показал в словаре
слово «walking». Рюкзаки в машине оставили. Чувак
подмышку коврик зачем-то взял.
Шли-шли, вышли на полянку. Чувак коврик
расстилает на траве, открывает словарь, показывает слово «sex»
и тычет пальцем в нас. Приехали… Потом тычет пальцем в себя, долго и
лихорадочно листает словарь и показывает заскорузлым ногтем: «look».
С маньяками главное не суетиться.
И ни в коем случае не показывать маньяку,
что ты понимаешь, что он маньяк.
— Что случилось? — спрашивает Юля-наташа.
— Он хочет, чтобы мы потрахались, а он
посмотрел.
Чувак зачем то полез в задний карман
штанов. Интересно, захватил ли он с собой какое-нибудь оружие, без которого тут
нельзя? Пистолет, например?..
— Чувак, — я улыбаюсь во всю доступную мне
ширину физиономии (ни в коем случае не снисходительно, а так, как будто услышал
очень удачную шутку). — На это я пойтить не могу. Я
должен посоветоваться с шефом. — Юмора фразы он, конечно, не поймёт, но
ситуация из драматической сразу превращается в анекдотическую. Правда, только
для меня. Но моё шутейное настроение должно успокоить маньяка и снизить накал
страстей.
— О, птичка! — показываю я в сторону. Он
попадается на этот тупой трюк и поворачивает голову. Я хватаю с земли заранее
присмотренный камень и бью его по башке. Он падает. Мы убегаем.
Нет, не прокатит. Вблизи нет, не то что
камня, а даже палки. Какое-то пустое место. А вид красивый. Море, горы…
— Нет, чувак, разочаровал ты меня. — Я
делаю разочарованное лицо, беру у него словарь (словарь с одной стороны
турецко-английский, а с другой, если перевернуть, — англо-турецкий, бывают
такие) и показываю ему поочерёдно слова «disappoint»,
«grieve» и «upset».
Даже если у него и стоял… После таких слов
у кого хочешь упадёт, не то что у маньяка.
Чтобы совсем уже добить чувака, я показал
на свою жену и подчеркнул ногтём слово «menstruation», уже знакомое нам по утреннему скандалу.
Неужели он предлагал своей жене заняться с нами свингом?! Ну, это хотя бы было
по-честному…
Наконец мне показалось, что я взял
ситуацию под контроль. Поднял с земли коврик, свернул его в трубочку, засунул
чуваку подмышку, обнял его ободряюще, и пошли мы обратно к машине.
— Всё у тебя будет хорошо. И с женой
помиритесь, и зеркало новое купите, и погода будет хорошая…
Чувак идёт, чуть не плачет. Я, идиот,
расслабился…
Сели в машину. А рюкзаки у нас, кстати,
лежали не в багажнике, а в салоне.
И вот он мне показывает. Уже без словаря.
Типа, убери рюкзаки в багажник. Я беру оба рюкзака, вылезаю из машины, открываю
багажник, а машина — бабах! — срывается с места и через пять секунд скрывается
за поворотом дороги! С открытым багажником и дверями. Юля-наташа,
естественно, остаётся внутри, а я с рюкзаками в руках — снаружи.
Я, было, бросился бежать за машиной, но на
ногах у меня оказались пляжные тапочки, а дорога горная, каменистая и после
дождя… Гуд бай, май лав, гуд бай.
Очень это странное ощущение, скажу я вам,
— стоять в пляжных тапочках на горной дороге в чужой стране, с двумя рюкзаками
на плечах, прокручивать в голове видео скрывающейся за поворотом машины,
увозящей даже страшно подумать, к каким половым извращениям твою любимую
девушку, и понимать, что ничего поделать уже нельзя, что от тебя уже ничего не
зависит и что изменить ты уже ничего не можешь и уж тем более нет никакой
возможности перемотать эту чертову плёнку назад.
Всё, что я мне оставалось, это дойти до
города. А там…Что этот Биляд думает себе?! Я знаю,
где он живёт, на моём фотоаппарате есть его фото… Даже если у него связи в
полиции, вечером в порт придёт наш корабль, и наверняка через них можно будет
связаться с посольством или с кем там ещё? Честь жены уже, конечно, не спасёшь,
но хотя бы жизнь…
Однако, не успел я дойти до поворота, за
которым только что скрылась машина, как навстречу мне выбежала украденная Юля-наташа. Боевая оказалась женщина. Расцарапала Биляду на ходу морду («Пусть жена теперь полюбуется!») и
выпрыгнула в открытую дверь.
…В первом же попавшемся магазине мы купили
пива (ничего крепче там не было) и стали распивать его из горла прямо на улице,
наплевав на все нормы мусульманской морали. За нами бежали турецкие дети,
что-то орали и показывали на нас пальцами. Но нам уже было глубоко пофигу!
Местные
В советское время было очень много
гопников. Теперь они все куда-то делись. Может, в бизнес ушли или в политику,
или ещё куда… В оффшоры
какие-нибудь кипрские…
По Крыму, в котором я вырос, в мои
школьные годы путешествовать было довольно опасно, не то, что теперь. Среди
организованных туристов ходили страшилки о том, как местные гопники по ночам
подбираются к мирно спящему лагерю, выдёргивают из земли колышки палаток, а
потом молотят оказавшихся в брезентовом плену туристов дубинами до полусмерти.
Наш туристический инструктор из Дома пионеров, Николай Алексеевич, называл их
«пьяными лосями». Однажды в Ливадии на автобусной остановке я был свидетелем, как он в одиночку отметелил троих таких пьяных лосей, которые пытались
приставать к девчонкам из нашей группы. Но сейчас не об этом. Случай, который
произошёл с нами, гораздо жёстче.
…Удивительный, патриархальный городок
Каргополь на реке Онеге. Такие городки сохраняют свою самобытность лишь
благодаря тому, что в них нет железной дороги и сопутствующего ей вокзала… Вы
никогда не задумывались, почему именно на вокзалах ошиваются разные тёмные
личности и концентрируются негативные энергии? Что-то ведь их туда притягивает…
В Каргополе нет вокзала, и поэтому в нём
нет тёмных личностей и негативных энергий. Каргополь прекрасен и чист. Как Русь
на картинах Левитана и Шишкина. Бывал я в нём неоднократно, очень люблю этот
город-деревню и его окрестности… Заброшенные деревянные церкви, их расписные
«небеса», полусгнившие луковки-башенки, забытые погосты…
В тот раз мы собирались сплавиться по
Онеге от Каргополя до Белого моря. Расположились на берегу реки, чтобы
заночевать, собрать байдарку и приготовиться к сплаву. К нам тут же подошёл
хозяин ближайшего дома и чуть ли не силой заставил пойти к нему в гости,
растопил для нас баню, накормил всякими вкусностями и рассказал, что и где
интересного есть по онежским берегам, вниз по течению. Среди прочего сообщил,
что мы — как раз вовремя. Лишь неделю назад окончилось почти библейское
нашествие комаров: «Девки на дискотеку в накомарниках ходили!»
Утром мы отчалили.
То самое происшествие, о котором я хочу
рассказать, случилось ближе к вечеру. Километрах в двадцати от Каргополя, так
что, дорогие каргопольцы, лично к вам никаких
претензий нет.
ЭТО мы заметили издалека, но решили, что
опасности оно не представляет. Подплывём поближе, разберёмся…
Когда подплыли поближе, течение резко
ускорилось, и времени разбираться с ЭТИМ не оказалось. Через реку был натянут
железный трос, нас с огромной скоростью несло прямо на него, а у байдарки, как
известно, тормозов нет. До берега далеко, а значит, столкновение неизбежно!
И вот байдарка уткнулась носом в трос,
течение натянуло его до предела, и нами выстрелило, как стрелой из лука. Мы
полетели, перевернулись в воздухе, из нас всё посыпалось… Естественно, мы
оказались в воде… Только потом мы поняли, что опасность была близка к
смертельной.
Поднырнув под всё ещё вибрирующий трос, мы
погребли к берегу, попутно таща за собой полузатопленную байдарку и наши
рюкзаки. Кстати, оказалось, что набитые рюкзаки очень долго не тонут.
Вытащились на ближайшую полянку и
разложили вещи на просушку.
А потом, когда совсем стемнело, к нам
пришли полуобнажённые местные сирены и принесли водку…
Когда утром мы проснулись, то обнаружили,
что сирены унесли всё! Даже намокший сахар! Даже размякшие бульонные кубики!!!
И, что уж совсем ни в какие ворота, — даже грязные, вонючие носки.
Деньги и документы, как бывалые
путешественники, мы, конечно же, хранили в недоступных для злоумышленников
местах, поэтому в ближайшем же населённом пункте закупили всё недостающее
снаряжение и продукты и продолжили наше беспримерное путешествие, о котором я
ещё когда-нибудь расскажу…
Но, каково, а?!
Ну, раз уж глава так называется, поведаю
ещё несколько исторических анекдотов про «местных».
Один из самых колоритных «местных»,
встретившихся мне в путешествиях, был монгольский шофёр, гид по пустыне Гоби — Банзар, — которого мы за его безбашенность очень быстро
прозвали Банзаем. Безбашенность его проявилась в том,
что он поехал в пустыню, не взяв с собой ничего: ни запасного колеса, ни
бензина, ни палатки, ни еды-воды. Ну, еды — ладно, можно есть и пить с нами,
палатки — тоже понятно, можно спать в машине. Одно из колёс мы очень быстро
прокололи, и раз в день нам приходилось останавливаться, снимать колесо, разбортовывать его, заклеивать камеру, ставить обратно, а
через несколько часов повторять процедуру, потому что заплата, конечно же, не
держалась.
— Банзар, ну,
ладно — колесо, а ты почему бензина не
взял?
— А зачем?
— Ну, как, зачем?! Вот, едем мы по
пустыне, у нас бензин кончился…
— Да… пылоха, —
сказал он гениальную фразу. Он вообще был ретранслятором гениальных фраз.
Через три дня пути у нас отвалилась
выхлопная труба. Банзар ушёл куда-то, долго-долго
ходил кругами, потом вернулся с куском проволоки, чтобы прикрутить оторванную
трубу:
— У нас тут запычастей
мынога!..
И вот бензин кончается, колесо проколото,
радиатор кипит… Банзар: «Ничиво
не кипит. Всё карашо. Жызынь
пылохая…»
В его кассетнике постоянно играла
аутентичная попса.
— Банзар, про
что поют-то? — как-то спросил я его.
— А, пра жывотных…
По его словам вся аутентичная монгольская
попса, действительно, «пра жывотных»:
«какой у меня хороший верблюд, десять дней может не есть-не пить» или «какой у меня жирный баран, десять дней
его есть можна».
Кстати, одно из самых экзотических блюд,
которые я ел в жизни (не считая кишечных паразитов меч-рыбы), я попробовал
именно в пустыне Гоби, в Монголии.
Мы наткнулись на юрту кочевников. Глава
семьи только что подстрелил тарбагана, пустынного суслика. Суслик это величиной
с поросёнка, так что хватило всем: и хозяевам, и гостям. Но самое интересное
это то, как они его готовят. Сначала отрезают голову и лапы, потом натягивают
на эти места кожу со шкурой и завязывают узлами, затем разрезают живот и
вытаскивают оттуда все кишки, а вместо них зашивают внутрь раскалённый на
костре камень. После этого берут паяльную лампу и обжигают полученное блюдо со
всех сторон. Было вкусно.
…А вот, например, Таиланд и Куба (как-то
они у меня постоянно в одной связке возникают).
Сначала про Таиланд. Никогда я не
отличался завидным аппетитом, и куска хлеба мне часто бывает достаточно, чтобы
утолить голод на сутки. Но тут… До самолёта двенадцать часов, деньги я все за
месяц потратил, ну, думаю, потерплю… И тут такой голод на меня навалился!…
Даже не голод, а жрачка какая-то бешеная, да, есть
такое жуткое слово. Есть хочу, не могу. И ни копейки! Хожу, смотрю на
достопримечательности, а в животе пустота жрать просит. Ну, думаю, сейчас
какое-нибудь чудо приключится: кошелёк, может, найду или ещё что…
И тут меня все стали звать есть.
Месяц до этого никто не звал, только
деньги из меня тягали, а тут… Охранник на автостоянке доширак
какой-то жуёт:
— Подходи, вместе поедим!
Мужики в лодке рыбу жарят:
— Иди к нам, только что поймали!
Тётенька в храме:
— На тебе яблоко, поешь, родимый…
Тут же вспомнился случай в Улан-Баторе. До
сих пор не могу понять, что это было такое… Иду по столице Монголии, сытый,
благополучный, денег в кармане куча… Подходит неземной красоты красавица, покупает
в уличном ларьке мороженое и протягивает мне.
На Кубе не так. Любой разговор с местным
заканчивается фразой: «Дай доллар».
…Полупустое уличное кафе на набережной
Гаваны. Вечер, шторм, волны столбами хлещут через парапет… Трое местных
гитаристов изображают перед лысым иностранцем «Буэнос виста сошал
клаб». Я сижу сбоку, никого не трогаю. Ко мне
подсаживается солидный человек в галстуке, представляется профессором
палеонтологии из Сантьяго, он здесь в командировке на научной конференции.
Да-да… Мы долго говорим о диплодоках и брахиозаврах, о триасе и мезозое,
Ричарде Оуэне и даже о Вернере фон Сименсе. И я уже поверил, что он настоящий
палеонтолог. Как вы думаете, чем закончился наш разговор?…
Но были и такие местные, которые меня
потрясли совсем другими качествами. Прежде всего, это армяне и болгары. Про
болгар своей статьи найти не смог, а вот про армян нашёл. Она была напечатана в журнале Inflight Review в две тысячи
нулевом году.
Вот она:
При слове «Армения» в сознании возникает
устойчивый ассоциативный ряд символов: армянский коньяк, гора Арарат и еще — Фрунзик Мкртчян.
Но Арарат – хоть и виден из Еревана –
находится на турецкой территории, армянскому коньяку армяне предпочитают
русскую водку, а вот человек со сложной для русского уха фамилией Мкртчян,
действительно, – самый настоящий национальный герой. В священном для всех армян
городе Эчмиадзин ему установлен памятник, а в столице имеется театр, названный
его именем. Без цитирования знаменитых мкртчяновских
реплик из бессмертного «Мимино» во время путешествия
по Армении не обойтись.
«А кагда мине будит приятна, я тебе так давезу,
что тебе тоже будит приятна…»
Когда подлетаешь на самолете к Армении,
кажется, что под тобой раскинулся гигантский визуальный аттракцион: горы
подступают так близко к иллюминатору и движутся так медленно, словно
проплываешь над ними в фуникулере.
Ереван – город, который влюбляет в себя с
первого взгляда. Прекрасные люди на прекрасных улицах. Центра города не
существует. Весь город – это один сплошной центр. Но без столичной суеты и
сутолоки. Множество людей неспешно фланирует по огромному зеленому
городу-парку, сидит во многочисленных уличных кафе в окружении прекрасной
архитектуры и торчащих отовсюду башенных кранов. Абсолютно европейский город
Ереван строится, живет и думает о будущем. И это после жутких 90-х, когда в
течение шести лет в Армении не было электричества и водопровода, когда в Музее Истории
Армении посетители вместе с входным билетом получали электрический фонарик!
Цвет Армении – это белый цвет. Это и
снежная шапка Арарата, который здесь имеет второе название — Масис (материнская грудь), это покапотно
белый цвет армянских машин – от жигулей и маршруток до джипов и хаммеров, это и
повседневная одежда армянских мужчин – белые рубашки и черные, начищенные до
блеска, даже в самой глухой горной деревне, остроносые ботинки. Белый – это
цвет муки, из которой почти в каждом доме самостоятельно выпекают армянский
хлеб – лаваш.
Ереванское метро – это одна линия и десять
станций. Это поезд из трех вагонов и двадцать человек в вагоне в часы пик.
Железнодорожный вокзал Еревана – величественное и роскошное здание в стиле
советского классицизма – пустынен, гулок и неодушевлён:
один поезд и три электрички в сутки. Люди ездят на маршрутках. Даже в
междугородном сообщении.
Мы едем в Зангезур – сердце горной Армении
– тоже на маршрутке. Вокруг – неописуемая красота. Каждые десять минут просим
водителя остановиться, чтобы выскочить и зафиксировать её на пленку. Остальные
пассажиры во время всех этих остановок демонстрируют отменное терпение, никто
не возмущается, все улыбаются и всячески демонстрируют свое дружелюбие, хотя,
наверняка, торопятся по своим делам…
Доходит даже до того, что рейсовая (!)
маршрутка со всеми ее непонятно как сговорившимися между собой пассажирами
сворачивает с трассы и делает огромный крюк только для того, чтобы
продемонстрировать нам местную, затерянную в горах, достопримечательность –
мегалитическую обсерваторию Караундж, которая, судя
по рассказу наших попутчиков, на тысячелетие старше самого Стоунхенджа.
Неведомо кем и когда расставленные в строгом геометрическом порядке камни с
проделанными в них отверстиями для наблюдения светил за долгие века настолько
слились с окружающими их горами, облаками и даже с самими светилами, что давно
стали частью вечности…
«Ты
любишь долма?.. Нэт?!. Эта
потому что у вас не умеют готовить долма».
Оказалось, что долма
(мясо, завернутое в маринованные виноградные листья) в Армении готовят только в
дорогих ресторанах. Только для американских туристов. Повседневная еда простых
людей, особенно в деревнях – это то, что приносит натуральное хозяйство: яйца,
молочные продукты, зелень. Для дорогих гостей, естественно, — шашлыки и арцах, тутовая водка, которая здесь считается чуть ли не
панацеей от всех болезней.
В Армении огромное количество съедобных
трав. Растут они повсюду – в огородах, на пустырях, в горах и на пастбищах.
Никто их специально не сажает, но все собирают и едят. Названий – сотня: это и синдз, король всех трав, немного напоминающий мяту, и нана, похожая на анис, и себех, и
хьджи, и дахц, не говоря
уже о всяких там петрушках-укропах-киндзах. В пищу
все это разнотравье употребляется так: кладется на огромный, с полотенце,
лаваш, перемешивается с сыром, жареным мясом или, на худой конец, колбасой,
раздавленными – пальцами (!) – куриными яйцами, заворачивается в гигантский,
полуметровый сверток и с аппетитом и хрустом пожирается!
В качестве запивки подается мацун – кисломолочный продукт, который остается после
взбивания сыра. Незаменимое средство от похмелья, для которого, кстати, в
армянском языке не существует даже названия.
Чтобы не упасть во время армянского
застолья в грязь лицом, попробуйте выучить два выражения. Первое произносится
перед тем, как пригублено вино: «Вохчкелес!» Что
дословно означает: «Чтобы мы целыми были!» А второе – после того, как бокал
опустел: «Ануш ерав!» —
«Чтоб тебе сладко было!»
А если вы выучите и станете при всяком удобном
и даже неудобном случае употреблять следующую фразу, почет и уважение,
напополам с заливистым хохотом, будут вам обеспечены. Фраза звучит так: «Дзэр нманнэр хай таракум ен Рэспублика».
Что в переводе означает: «Такие как Вы позорят республику, профессор Хачикян – это я».
«В
эта гостиница я – директор…»
Армянское гостеприимство не знает границ.
Абсолютно незнакомые люди, едва узнав, что мы из России, тем более, «из Лэнинграда», тут же буквально тащили нас к себе домой,
накрывали столы, на которые ставили последнее, что было в доме…
В городе Дилижан мы, спасаясь от грозы,
забежали в здание оставшейся еще с советских времен турбазы «Турист». Всё.
Больше мы не смогли уже никуда уйти. Вопрос был решен чуть ли не на уровне
горсовета. Нам было постелено, накрыто и расставлено… По телевизору шел Парад
Победы… Мы узнали, что Армения занимает первое место в мире не только по
качеству минеральной воды, но и по количеству Героев Советского Союза на душу
населения…
Надо признать: русских туристов в Армении
нет. Есть какие-то редкие американцы, немцы… Французы, может быть… Но русских
нет. С нами всюду пытались заговорить по-английски. Потом несказанно радовались
тому, что ошиблись. Нас в Армении ждут, помнят и любят.
При этом американское посольство в Ереване
занимает какую-то неимоверную, запредельную по площади территорию… На что
простые армяне с усмешкой отвечают: «Оранжевая революция у нас не пройдет. Мы —
с вами».
Перед нами на табуретку поставили
первоклассника. «Букви разныи
писат тонкым пьёришком в титрат учат сколи,
учат сколи, учат сколи…», — запел звонким голоском первоклассник, сияя
огромными волоокими глазами… За его спиной вздымался вечными снегами Масис, у подножия которого светилась далекими огоньками
русская пограничная застава…
«Я
тебе адин умный вещь скажу, только ты не абижайся…»
«Бог есть», — как писал Маркес в романе
«Сто лет одиночества». По крайней мере, он есть в Армении.
Высеченные в камне кресты – хачкары –
встречаются здесь на каждом шагу. Мы обзываем армян «хачиками», а «хач», между
прочим, по-армянски – это «крест», на котором распяли нашего общего с армянами
Бога. Любой «хачик», в отличие от нас, родства не помнящих, с трепетом
расскажет вам легенду о том, как Армения стала первым христианским государством
в мире. Легенду, фактически подтвержденную историками.
Случилась эта история в самом начале
четвертого века нашей эры.
Языческий царь Трдат
был безумно похотлив и язычен. Возжелав однажды
прекрасную христианку Рипсиме, он решил её
осчастливить своим вниманием, но не тут то было… Вся христианская община в ночь
«помолвки» молилась за Рипсиме, и царь, даже будучи
действительным олимпийским чемпионом по греко-римской борьбе (это не шутка), не
смог одолеть хрупкую красавицу. Заподозрив, что дело тут нечисто, он обвинил
общину в колдовстве, и христиан по его приказу забили каменьями.
Но для Трдата
это «происшествие» не прошло даром, он заболел редкой формой психического
расстройства — по-современному, ликантропией, — а
попросту, стал передвигаться на четвереньках и воображать себя
волком-оборотнем. На нём поставили крест и выпустили на волю, в леса… Но
однажды его сестра увидела во сне способ излечения Трдата:
нужно было освободить из темницы некоего Григория, брошенного туда за подозрение
в государственной измене. Он, якобы, обладал чудодейственной силой исцеления,
хотя тоже являлся христианином.
Проблема была в том, что Григорий сидел в
глубокой каменной яме, в абсолютной темноте, в окружении змей и скорпионов,
практически без пищи и воды… уже пятнадцать лет!!! И живым он оказаться никак
не мог…
Для очистки совести сестра царя сходила к
яме и сбросила вниз верёвку…
И верёвка ЗАШЕВЕЛИЛАСЬ!..
В этом месте рассказа, поведанного нам
монахиней одного из эчмиадзинских монастырей, у нас,
вместе с этой верёвкой, зашевелились волосы на головах.
В общем, всё закончилось хорошо. Григория
вытащили наружу, назвали Святым Иллюминатором (st.Gregor
Illuminatore), он же Просветитель,.. Трдат был отловлен в лесах и вылечен. В последовавшие за
этим несколько лет он в приступе монотеизма снёс все языческие храмы, на их
месте возвёл христианские церкви и вошёл в книгу рекордов Гиннесса, как самый
первый христианский правитель на планете Земля.
Сегодня страждущие могут осмотреть
колодец, в котором сидел в заточении святой Григорий Просветитель, и даже
спуститься в его двадцатиметровую глубину по узкой и шаткой железной лестнице.
Находится он на территории монастыря Хор-Вирап, у
самой границы с Турцией и всего в двадцати километрах от вершины священного и
недостижимого Арарата.
«Кто
такой этот свидэтиль?!. Куда он пашёл?!.
Я ево ваапще в первий раз вижу…»
Могу засвидетельствовать: Армения –
впрочем, как и любая другая страна – очень разная. Но все эти разности
сконцентрированы на очень маленькой территории.
Араратская долина в районе Еревана,
например, — это сплошной сад и огород. Здесь, говорят, что ни воткнешь в землю,
всё плоды даст.
Зангезур – юго-восточная Армения – горный
край, с ущельями, каньонами, водопадами, снежными вершинами и уединенными
патриархальными деревнями. Здесь живут настоящие горцы.
Центральная Армения, расположенная вокруг
озера Севан на высоте две с половиной тысячи метров, чем-то напоминает Тибет:
пыльная, отрешённая, доступная всем ветрам холмистая равнина, над которой
высятся снежные шапки гор.
Север Армении – Лори – это чистые
субтропики, курортный рай, хоть и без моря, но с чудесным «ялтинским» климатом
и множеством санаториев и домов отдыха.
Достопримечательностей в Армении столько,
сколько и полагается иметь одному из древнейших государств мира. Урартское
царство, столица которого – Эребуни – находилась на территории нынешнего
Еревана, пережило свой расцвет еще в VIII веке до нашей эры. «Когда в 60-е годы
на холме над Ереваном раскопали останки крепостных стен, — рассказывает старожил-сторож
музея-крепости «Эребуни», расположенной на окраине столицы, — тут всё колючей
проволокой окружили, и несколько месяцев кэгэбисты с
металлоискателями по окрестностям шарили, золото искали… Нашли-нет, не знаю…»
Но вид на Ереван и нависающий над ним Арарат открывается из крепости
великолепный.
Также обязательным для посещения является
город-храм Эчмиадзин с его кафедральным собором, выстроенным на месте, которое
«указал» Григорию Просветителю Иисус Христос, спустившись здесь на землю. Само
словосочетание «эчмиадзин» переводится с армянского
как «место сошествия единородного».
Так уж случилось, что большинство
достопримечательностей Армении имеет религиозную основу. К ним относится и
шедевр средневекового зодчества, вырубленный в цельной скале, — монастырь
Гехард, что в переводе означает «копьё». Находится он в тридцати километрах к
востоку от Еревана. Своё название монастырь получил благодаря святыне, долгое
время хранившейся в его стенах, а ныне перенесенной в Центральный музей
Эчмиадзина, — наконечнику копья, которым римские стражники проткнули тело
распятого Иисуса, дабы удостовериться в его смерти.
«В деревне Бог живёт не по углам, как
думают насмешники, а всюду…», — писал Иосиф Бродский про Русский Север, где отбывал ссылку. Писал
про Русский Север, а как будто бы, — про Армению.
Эх, бросает меня в крайности. Не могу
угомониться… Вроде уже закончил книгу, нет, надо ещё чего-нибудь вставить…
Нашлась статья про местных из Египта. Вернее, не столько про местных, сколько
про местные обычаи. В Каире я познакомился с одним местным, который многое мне
рассказал о том, о чём не прочитаешь в путеводителях. Ну, и плюс мои
собственные наблюдения. Это не совсем статья. Скорее, это такие флэш-зарисовки.
Напечатаны они были в 2006 году в журнале «Всемирный следопыт».