Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2017
Наталья Ключарёва. Счастье. —
М.: РИПОЛ Классик, 2016.
«Какой он — ваш читатель?» Этот вопрос состоявшиеся писатели слышали не раз и не два. Журналистов понять легко: кратко тут ответить невозможно, а значит, можно надеяться на интересную развёрнутую реплику. Тем более, очевидных ответов нет: криминальные детективы порой увлечённо поглощают хрупкие блондинки, а женские романы активно перелистывают брутальные мужики. Анна Матвеева в одном из интервью отметила, что представители сильного пола восприняли её последний роман «Завидное чувство Веры Стениной» гораздо доброжелательнее, нежели милые дамы: «Самое интересное, что положительные отзывы дали мужчины, а женщины остались недовольны <…>. Может быть, неприятно читать о том, в чём мы себе не признаёмся»[1].
Попросишь товарища спрятать имя автора, заклеив ради эксперимента важные данные непрозрачным скотчем, — так иногда не поймёшь, какого он пола. Скажем, в некоторых рассказах и романах Марины Степновой — сплошной унисекс. Александр Котюсов, рецензируя её «Безбожный переулок», отметил: «Первое ощущение — если не смотреть на обложку — написал его мужчина. Мужской слог. Особенно в начале. Рубленые фразы, отточенные, бьющие наотмашь. Не короткие, а именно рубленые, ничего лишнего, все веточки топором. Девочки по-другому пишут — витиевато, словно розу распускают при тебе, вот один лепесток, вот другой, третий. У Степновой — жёстко в лоб, по-мужски»[2]. С Матвеевой проще — тех самых лепестков прекрасной розы и обилия женского в её произведениях предостаточно: одинокие героини ищут выстраданные счастье и любовь, завидуют подругам и мечтают о Париже. В недавней книге Марии Голованивской «Кто боится смотреть на море» вместо нежных цветочных лепестков — острые иглы колючего кактуса, однако в остальном — пусть неординарная, но всё-таки женская проза.
Новый роман Натальи Ключарёвой «Счастье» — проза типично женская. Даже не женская — девичья. Ключарёва моложе и Степновой, и Матвеевой, и Голованивской — жизненного и писательского опыта у неё поменьше, а главные героини «Счастья» — девушки, которым нет и тридцати, наделённые едва ли не хрестоматийным набором романтических фантазий. К месту будет цитата не из Овидия или Пушкина и уж совсем не из Булгарина и Рейтблата, а, эскузе муа, из старой песни Наташи Королёвой — «Каждая маленькая девочка мечтает о большой любви». Сёстры из романа Ключарёвой хотят встретить того самого единственного и неповторимого парня-ангела, который возьмёт за руку и поведёт в счастливую жизнь. Увезёт в очаровательный Париж, как у Матвеевой и других замечательных писательниц. Почему-то девочки уверены: счастье кроется на просторах Западной Европы. Хотя счастье — понятие отнюдь не географическое. В февральском «Новом мире» вышла любопытная пьеса Дмитрия Данилова «Человек из Подольска»: в ней есть неплохое доказательство того, что с виду унылые российские города подчас ничуть не хуже европейских столиц. Наверное, мужчины и женщины никогда не договорятся: пригласишь любимую в Париж — растает, в Подольск — не поймёт.
Старшая сестра — героиня «Счастья» — барахтается, словно лягушка в молоке, активно ищет. Героине любого женского романа обязательно нужно разобраться в себе. Позади неудачные короткие замужества и двое детей. На пути любой женщины-персонажа встречается немало слабых мужчин. Младшая нашла «другой способ держаться на плаву: довериться течению». Типичное представление о мире, понятное всякой наивной девочке: у каждого есть вторая половинка, встреча будет случайной, надо только верить и ждать. Вторая половинка для младшей найдётся в лице Алёши. Ключарёва в образе Алёши определяет одну из трагедий современного поколения: в мире полно молодых людей, которые и в тридцать, и в тридцать пять, а порой и в сорок лет ждут, «что настоящая жизнь вот-вот начнётся» – придут и любовь, и слава, и богатство, надо только верить и ждать, верить и ждать. Когда будет слишком поздно, явится осознание печального факта: «все рубежи пройдены», твоё существование — лишь «невнятное топтание в прихожей». Фантазии становятся защитой от реальности, заменой того, чего не было, нет и, возможно, никогда не будет. У главных персонажей даже имена отсутствуют: пьющие и гулящие родители не удосужились хоть как-нибудь назвать своих дочерей и оформить свидетельства о рождении. Старшая по воле соседей случайно стала Санькой, к младшей ни одно имя не приклеилось.
Несмотря на разлитый по тексту минор, роман получился очень светлым и легким. В книгах нынешних авторов-мужчин часто царит атмосфера лютой беспросветности: к примеру, сложно убедить себя, что герои Романа Сенчина или Александра Терехова выберутся из древнерусской тоски. Зато Ключарёва из мелочей плетёт настоящее счастье. Мелочи эти сугубо девичьи, как шкатулка с бисером и пряжей мулине: старшая сестра обожает рисовать – раскрашивать жизнь в яркие цвета, младшая шьёт мишек и дарит всем встречным плачущим детишкам. Таким образом проявляется определенный психотерапевтический эффект романа. Хорошие девочки должны быть счастливы — наивно, по-детски, зато как трогательно и чисто! И не важно, что повторяется далеко не в первом женском романе. Степнову, Матвееву и Голованивскую мы вспоминали — можем легко отыскать некоторые созвучия в прозаическом творчестве, скажем, Майи Кучерской, Екатерины Завершневой, Марии Рыбаковой или Екатерины Чеботарёвой, на протяжении нескольких лет прятавшейся под псевдонимом Фигль-Мигль. Такой литературы остро не хватает. Остро не хватает счастья. Хочешь найти в книге утешение — находишь страдания и беды. А ведь сделать планету чуточку лучше так просто — достаточно вручить каждому крохе по собственноручно сшитому плюшевому медведю.
Кажется, персонажи Ключарёвой обитают в каком-то вымышленном сказочном мире — все эти игрушечные мишки, волшебный лес и городская ярмарка с крылатым клоуном-мимом выглядят неестественно. В конце концов, перед тобой взрослый роман, а не книжка с картинками для детей младшего школьного возраста. Литературоведы пробовали сближать женскую прозу с волшебной сказкой, но как только автор вводит в повествование столкновения героев с реальностью, с системой, психотерапевтический эффект сводится на нет. Здесь-то и стоит обратиться к громко прозвучавшим романам Ключарёвой «Россия: общий вагон» и «SOS», напитанным столь же непростыми стычками персонажей и суровой российской действительности двух последних десятилетий. В волшебной сказке о поисках счастья не должно быть слов «полиция», «детдом», «психиатрическая лечебница» — сказка перестаёт быть сказкой, теряя теплый свет. И уж никак со сказкой не вяжутся пьющие родители, погрязшие в коррупции прокуроры и старая диссидентка Ида Моисеевна Бронштейн. Девочкам от этого будет страшно. И не всякая девочка отважится по завету доброго учителя математики, оставшегося в детстве, из жизненного минуса выкарабкаться к нулю и выйти в плюс. Только дети с их непосредственностью и отсутствием набитых шишек готовы биться за счастье не на жизнь, а насмерть. Образ трёхлетней брошенной девочки Кати — очеловеченный страх главных героинь. Младшая сестра, всегда считавшая себя брошенным ребенком, внезапно превращается в «маму Машу». За звание мамы потребуется ещё побороться. Ключарёва повторяет прописную истину: «Никто не обещал нам легкого счастья». Психологи подтвердят: чтобы всего добиться, надо выйти из зоны комфорта. Героиня ранее упоминавшегося романа Марии Голованивской «Кто боится смотреть на море», выйдя за её пределы, решила вернуться обратно — в одиночество и свободу. Сестёр из романа Натальи Ключарёвой из зоны комфорта вытащили полюбившие их Алёша и крылатый клоун-мим Скворец. Научили их быть счастливыми, младшая даже имя обрела. Любовь творит чудеса — ещё одна девичья романтическая аксиома.
Не обошёлся роман и без популярного ныне исторического мотива — обращения к кровавому ХХ столетию. В тюрьме Санька узнаёт историю своего рода: в 1937-м её прабабка и прадед были репрессированы — бабушка, которая в те годы была ребёнком, осталась одна, и история, как водится, пошла по спирали. Исторические линии в «Счастье» остаются непроработанными — от светлой сказки они уводят в сторону, но никакой внятной точки не предполагают — остросоциальные линии Ключарёва до однозначного финала не доводит, возвращаясь в конце романа к реализации простодушной девичьей мечты — старшую сестру хороший парень позовёт замуж.
Девочка борется с писателем, и девочка побеждает. Может, это и чудесно. Может, так и должно быть. В мире, где ежедневно с шумных улиц, экранов мониторов и телевизоров на нас бесконечным вселенским потоком льются трагедии, должно быть как можно больше девочек, бескорыстно дарящих детям медведей. И девочек, которые об этом рассказывают. А почитать Сенчина с Тереховым мы всегда успеем.