Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2017
***
точно больной зуб
глубокой ночью дернется лифт сквозь тонкие
стены
тишина передернет затвор
а я будто зафлейтенная
кобра
все еще раскачиваюсь перед монитором
отдираю строки от зеленого лица
как мидии с валуна — наросли
за время прилива вдохновения…
исподволь прихожу в себя
а крылатая душа все еще парит в эмпиреях
гуляет по комнатам
заброшенного дворца созвездий
так олененок
освещенный синим лунным
светом бродит по картинной галерее
где серые мерцающие стены
увешаны
шевелящимися мордами львов
Антимотылек
Тьма сгущалась наискосок,
будто кто-то играл каприччио Паганини на
скрипке
без струн, без лакированных хрящей,
без рук и без смычка — на одном
вибрирующем сгустке теней.
И хотелось подойти к раскрытому окну
и
выхватить голыми руками кусок синего неба,
ослепительного, остывающего.
Антивечер.
Антимотылёк летит на свет антисвечи,
в комнатах все вывернуто наизнанку:
вывернуты зеркала — внутренности
зеркального карпа.
Шторы, будто кони, пьют светящуюся пыль у
сонного водопоя,
и так тихо, что скулящий звук телевизора
этажом ниже
просачивается сквозь тишину — звуковой
кровью
сквозь бетонные распаренные бинты.
***
мне пора возвращать свою юность,
пора возвращать чудеса в решете
всех весенних, летних дождей над
проспектом и парком,
когда город хиреет, хихикает,
бьется пыльными плавниками
в мутно-серебристом оргазме,
в ртутных брызгах, в трамвайных дрязгах.
младенцы в кроватках улыбаются во сне,
как червячки в пуховых яблоках Господних.
как жаль, что я вырос из крыльев,
не испытав ни одного настоящего полета.
душа — манекен.
и что на себя ни надену, все однажды сниму
–
дебелые шкуры медведей,
тяжелые латы с вмятинами от лезвий и
стрел.
золотые цепи с изумрудными жуками.
я прошелся с мечтой о тебе
сквозь холодное осеннее пламя,
дождевую воду, гул водосточных труб,
вибрацию небольших аэродромов.
сквозь тишину, сквозь тысячи дней,
перепрыгнул через зубцы слепого часовщика.
я теперь воробей на ветвях
твоей памяти.
но
лучистое нечто улыбнется сквозь годы.
мне уже не вернуться,
не пролезть сквозь игольное ушко,
только дверной глазок от старой квартиры
я пристрою в пространстве.
смотри, как потемнел лик клена.
он не помнит меня молодым.
это наша необратимость.
получив осиновый кол под ребра,
седину в волосы — серебряными вилами по
черной воде –
мы из сильных оборотней превращаемся в
уязвимых
человеков. голые и
сморщенные,
барахтаемся на бетонном полу.
в рафинированном раю
микрорайона.
что
же делать?
спрошу у черешни.
заведу зеленый патефон лопухов,
вытащу твое легчайшее платье из облаков,
и потанцует призрак ушедшей эпохи
с призраком будущим.
этот персик мы так и не доели, оставили на
блюдце,
канул в вечность вопрос о продлении
земной регистрации,
мне пора возвращать эту жизнь, принцесса,
наши райские кущи, где сплетали тела
желтые змеи,
где я играл с друзьями по беспамятству в
прятки
и лодыжкой напоролся на осколок стакана в
бурьяне,
шел сквозь соленый, слоеный вечер домой
и не чувствовал боли.
облезли наклейки на велосипедной раме,
с горяча прожита наша жизнь, ее лучшая
часть,
мы так ничего и не поняли, не осознали,
нам бы пересмотреть все громадные
фильмы дней внимательно,
перекурить, переиначить сюжеты героев,
разглядеть бы Господа на 25-м кадре.
на улитках перевезти феррари,
и розовый пар.
и дураков из тумана.