(о книге Геннадия Русакова)
Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2016
Геннадий Русаков. Дни. – М.: Воймега, 2016
Когда поэту 78 лет, а книга вышла в "Воймеге", когда имя поэта — Геннадий Русаков, уже в
самый момент выхода книга становится явлением. А некоторая закрытость
поэта, не входящего в группы или союзы, не мелькающего в медиапространстве и уж тем более в социальных сетях,
придаёт ему ореол загадочности и чего-то настоящего и основательного.
У Геннадия Русаков трудная биография. И человеческая,
и творческая. В войну потерял родителей. Был определён в детдом. Постоянно
сбегал, беспризорничал. В одном из немногочисленных интервью поэт так
говорит о том времени: «В конце концов, меня определили в Спас-Клепиковский детдом под Рязанью, стоявший на торфяных
болотах. Там нас били. Думаю, не по злобе — мы ведь были зверятами и больно
кусались. Наверное, иначе с нами было нельзя. Поэтому я и говорю в стихах, что
“от плача осип в детдомах…”». Потом было суворовское училище. Литературный
институт, с которого на втором курсе ушёл в пединститут иностранных языков.
Работал в секретариате ООН в Нью-Йорке и Женеве, в МИДе СССР.
Первая книга «Горластые ветры» вышла в 1960 году в
Куйбышеве (сейчас Самара), когда поэту было 23 года, и он был первокурсником
Лита. Вторая – «Длина дыхания» – задержалась на двадцать лет. Но именно её
отметил Арсений Тарковский, дружба с которым связала Геннадия Русакова на
все последующие годы.
Его лирика выстроена на событиях собственной жизни,
которая похожа на большое приключение. Вот только автор к ней относится
иначе. Для него жизнь – это труд. А труд не может быть приключением.
Всё во мне сочеталось с потребностью жёсткой эпохи:
было грубо, но прочно, с расчётом на сложности лет,
Не нуждалось в замене, порою хрипело на вздохе,
но на выдохе всё же давало достойный ответ.
Будучи профессиональным синхронным переводчиком,
находит самые точные слова для выражения чувств и мыслей. Стихи – исповедь,
яростная и горькая. Ностальгия по прошлому и настоящему одновременно.
Готовность к худшему:
А мне б успеть свой ролик доглядеть –
ему уже не будет продолженья.
Потом стареть, глупеть или седеть…
Потом лежать на месте без движенья.
В этих стихах нет смирения. Хотя местами слезы и
проглядывают, лирический герой, как стойкий оловянный солдатик, готов к любому
исходу, но без драки не сдастся. И с железной хваткой вгрызается в жизнь.
Я быть хочу. Я требую повтора.
Продленья. Возмещения затрат.
Заткните уши, чтоб не слушать ора:
«Я жить хочу – трикратно, впятикрат!»
Я быть хочу и говорить об этом.
Терять дыханье от биндюжных гроз.
От пьяных лун над нашим сельсоветом,
Быть, чёрт возьми! Я возраст перерос.
Мне мало дней по Божьей разнарядке,
Его добавок – пара длинных лет.
…Довольно, больше не играю в прятки –
кончается классический балет.
Погашен свет, ушла с цветами прима.
Фанаты стихли, всё уже не то.
Из раздевалки смотрит нелюдимо
последнее бездомное пальто.
Никаких иллюзий. Никаких. Все слишком ясно, и новый
день уже ничего не обещает. Зато много сожалений: «но поздно понял цену малых
дел, / касанья рук и утешенья взгляда». Удивительное сочетание лиричности и
мужественности.
Это громкие стихи. Но без истерик и надрыва, хотя
порой автор очень близко подходит к краю. Поэт оглядывает прошлое, вычленяя
самый памятные моменты своей жизни. Ему снятся «куры, тронутые молью», «дни,
наполненные светом», «мир, в котором хорошо», «наш суворовский набор», «пенье
хором». И заключает:
Мне снится много разной чепухи,
И часто – по невнятному ранжиру.
Нелепой, словно ранние стихи,
А всё равно зачем-то нужной миру.
За каждым слова – судьба. Потому веришь его
откровениям: «Победители пишут историю. / Побеждённым она не нужна»,
«Притяженье земли всё сильней, / Всё трудней от неё отрываться»,
Стихи Русакова не назовёшь
повествовательными. В них слишком много жизни. Он громко радуется и горюет.
Не случайны многочисленные восклицательные знаки.
В его стихах нет деления на низкое и возвышенное.
Жизнь сложнее и проще одновременно. В неё соседствуют самые разные вещи. Быт и бытиё неразделимы в стихах Геннадия Русакова.
Теперь заботы – не набрать бы вес.
Попасть бы в рай, хотя проблематично…
И к женщинам вторичный интерес –
Скорее, как к явленью, а не лично.
И всё же книга «Дни» — это гимн жизни. Несмотря на
яростное сожаление о том, что жизнь, в общем-то близится к финалу, Геннадий
Русаков «глядит на мир с весёлым выраженьем», что бы там его не поджидало.