(о книге Евгения Водолазкина)
Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 2, 2016
Евгений
Водолазкин. Авиатор. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2016.
Мотив
истории человека, неразрывно встроенной в историю человечества, не отпускает
Евгения Водолазкина. Он был магистральным и в «Лавре», и в «Соловьёве и
Ларионове», и в малой прозе писателя. Продолжает оставаться таковым и в новом
романе «Авиатор».
Очнувшийся
в больничной палате герой – Иннокентий Петрович Платонов – ничего не помнит о
прошлом. Доктор предлагает ему начать вести дневник, записывая туда любые
мелочи, чтобы память могла восстановиться.
Выбранная
Водолазкиным дневниковая форма повествования, на
первый взгляд, кажется уступкой издателю и самому себе. После громкого
литературного успеха «Лавра» издатели, естественно, хотели от автора новых книг
и новых успехов. Однако последовавшие за романом-событием сборники «Совсем
другое время» и «Дом и остров, или Инструмент языка» не столько строились на
свежих текстах, сколько явились дополненными переизданиями прежних книг.
Потребность в новом большом романе продолжала оставаться в повестке дня. При
этом любой прозаик или поэт – не бездушная машина: если положить перед
талантливым человеком чистый лист бумаги, не факт, что мгновенно вперёд со
скоростью света полетят прекрасные описания и лирические монологи.
Зато
форма дневника позволяет достаточно свободно, без жёсткой привязки к хронологии
и течению сюжета вставлять в художественное повествование практически любые
фрагменты, датируя каждый отдельным днём. Яркие обрывки записываемых героем
воспоминаний – словно набор открыток: в среду мы вместе с Платоновым
рассматриваем карточку, на которой трамвайчик едет по зимнему Петербургу, в
четверг следим за отважными пожарными, спешащими на вызов, а вот перед нами изображение
двух мальчишек, играющих в Куоккале в авиаторов.
Значимые
для персонажа и для общего понимания книги слова и фразы Водолазкин – доктор
филологических наук – выделяет курсивом или иным способом. «Авиатор» – одно из
таких слов. Вынося его в заглавие, автор создаёт для лексемы второе значение. В
привычном понимании главный герой – не авиатор: он не водит ни самолеты, ни
аэропланы, хотя сложные крылатые механизмы, бравые пилоты и само слово
завораживают Платонова с детства. Платонов – «ровесник века» (и это ещё одна
особо подчёркиваемая писателем и персонажем ключевая фраза) – авиатор в изобретённом
Водолазкиным новом значении старого понятия. Авиатор
– человек с широчайшим обзором мира, для которого вечернее семейное чаепитие на
веранде – гораздо более значимое явление, чем великое сражение. Жизнь человека
– полёт авиатора: взлёт может оказаться сложным, но дивное путешествие над
землёй всё компенсирует. Лишь бы не сорваться с небес раньше времени.
Принципиальная
для мотива истории тема времени также перешла в новый роман из предыдущих книг.
Продолжая её разрабатывать в условиях иного сюжета, Водолазкин устами своего
персонажа объясняет, что «рай – это отсутствие времени. Если время остановится,
событий больше не будет. Останутся несобытия. Сосны
вот останутся, снизу – коричневые, корявые, сверху – гладкие и янтарные.
Крыжовник у изгороди тоже не пропадёт. Скрип калитки, приглушённый плач ребенка
на соседней даче, первый стук дождя по крыше веранды – всё то, чего не отменяют
смены правительств и падения империй. То, что осуществляется поверх истории – вневременно, освобождённо». Автора
интересует внеисторическое, вневременное. Его герой – с одной стороны, человек
ХХ века – родившийся в 1900 году и обретший новую жизнь в 1999-м. Две даты
говорят сами за себя – тире, поставленное между ними, практически замкнёт
сложное кровавое столетие. С другой стороны, с помощью научно-фантастической
линии писатель помещает персонажа как бы над временем, внедряя в обиход меткий
неологизм «хронотоплес» – значимое слово, обозначающее
«лишённых и времени, и пространства».
Отсюда
вытекает важная концепция, корнями опирающаяся на дебютный роман «Соловьёв и
Ларионов». Оказавшийся вне своего времени и пространства Платонов, по сути,
застрял между миром живых и миром мёртвых. У генерала Ларионова были две папки
– «Живые» и «Мёртвые». В какую бы он положил биографию Платонова, если бы герои
двух книг Водолазкина случайно встретились? Думаю, это загадка и для самого
автора. Все ровесники центрального персонажа «Авиатора» – ровесники века – либо
давно лежат на кладбище, либо стали дряхлыми дедами и бабками. Самое сильное из
натуралистичных описаний романа – встреча Платонова с Анастасией – главной
любовью его жизни. Когда-то он боялся прикоснуться к цветущей пятнадцатилетней
красавице, а теперь вынужден менять памперс и подмывать лежачую девяностотрехлетнюю
старуху, в которую Анастасия превратилась.
«Любовь
побеждает смерть» – эти слова Иосифа Сталина, начертанные на последней странице
сказки Максима Горького «Девушка и Смерть», применимы и к роману Евгения Водолазкина.
Любовь и смерть в книге соседствуют. Вторую жизнь в физическом плане герою
подарил доктор Гейгер, в любовном – Настя – внучка той самой Анастасии. Просто
дневник обрёл смысл, став дневником для Анны – книгой жизни для пока нерождённой
дочери Платонова и Насти. Только во второй части «Авиатора» постепенно приходит
понимание, что дневниковая форма романа – не уступка, а мудрое авторское
решение. Мы начинаем видеть одни и те же события глазами не только влюблённого
мужчины, но и любящей его девушки, а также доктора, оказывающегося философом и
исследователем, пытающимся постичь человеческую природу. Платонов – тоже
исследователь, но иного характера: современное он жаждет понять через прошлое –
в том числе и то, что было без него и до него. Отсюда – прямые сравнения себя с
Робинзоном Крузо (кстати, книга о Робинзоне – любимая у автора) и вопросы о
том, «зачем Бог воскресил Лазаря».
Смежные
темы истории, времени, прошлого не способны обойтись без проблемы раскаяния и
прощения старых грехов. Современная литература регулярно пускает в оборот
образы тиранов, преступников и незаметных с виду людишек, которые «просто
выполняли свою работу», сбрасывая бомбы на головы мирных жителей или уничтожая
врагов народа. Ужасы Соловецкого лагеря особого назначения два года назад
представил Захар Прилепин в романе «Обитель».
Безусловно, эта повсеместно обсуждаемая книга не могла пройти мимо Евгения
Водолазкина. Обращаясь к Соловкам в «Авиаторе», на те же самые страшные картины
он смотрит с другой точки зрения, нежели Прилепин.
Убийства, изнасилования, жесточайшие издевательства над заключёнными – этого
«добра» для особо впечатлительных читателей, любящих действие, экшн, в романе
Водолазкина хватает. В то же время автор способен находить общий язык и с
любителями зрелищ, и с теми, кого сюжет заставляет задумываться о
веке-волкодаве. Неспроста главный герой в 1999 году ищет в архивах информацию о
судьбах гнобивших его начальников и надзирателей.
Один расстрелян в 1937-м, другой дослужился до генеральского звания и стал
долгожителем, но ни в чём каяться не желает. Не хочет или устал? В финале
выяснится, что и Платонову есть, в чём покаяться, а фамильная статуэтка Фемиды
с отломанными весами, несколько раз всплывавшая в повествовании, – не случайная
деталь интерьера, а очень глубокий символ. Наказаний без преступлений не
бывает.
В
некотором смысле новая жизнь центрального персонажа и становится наказанием.
Создав романтический образ мужественного страдальца, прошедшего на своем веку
немало настоящих испытаний, писатель точными выстрелами начинает разрушать
героическое, предлагая испытания сниженные, абсурдные. Элементы иронии и
тонкого юмора, присущие художественному стилю Водолазкина, сохраняются.
Согласится ли герой, переживший заморозку, сниматься в рекламе замороженных
овощей? А славить директора газовой компании на корпоративе? А помогать большим
чиновникам набирать предвыборные очки в глазах избирателей? Выходит, что
ровесник века Платонов далек от благородного идеала. Он – не Гагарин, не
Лазарь, не Робинзон Крузо. И уж тем более не Лавр. Но Бог его всё равно
простит. Как прощает всех.
Вроде
бы «в эпоху аэропланов стыдно быть верующим», однако бессмертие души возможно.
Дневник – одна из его форм. Платонов писал свой дневник для Анны – своего
будущего ребенка. Основной текст «Авиатора» предваряют значимые для Водолазкина
слова, выделенные курсивом, – посвящение «Моей дочери». Писатель и есть авиатор
в новом значении этого слова. А хорошая книга порой способна даровать настоящее
бессмертие…