Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 1, 2016
***
Горловой,
суматошный захлёб
Перед
светом, во имя полёта, –
И
звучащие вскользь, а не в лоб,
Хрящеватые,
хищные ноты.
Столько цепкости в
свисте сплошном!
Льготы вырваны клювами
в мире –
И когтистая трель за
окном,
Подобрев, растекается
шире.
Сколь же любы мне эта
вот блажь,
Эта гибель
презревшая хватка,
Эта удаль, входящая в
раж,
Хоть приходится в жизни
несладко.
Пусть сумбурен пичужий
вокал –
Но по-своему всё-таки
слажен,
Потому что жестокий
закал,
Как ни фыркай, конечно
же, важен.
И не скажешь никак, что
отвык
От захлёстов
капризных и ахов,
Потому что вселенский
язык
Полон
вздохов невольных и взмахов.
Мне сказать бы о том,
что люблю
Этих истин обильные
вести,
Но, заслушавшись, просто
не сплю –
А пернатые в силе, к их
чести.
***
Где
почувствуешь: дорог вдвойне,
Хоть
и мучил, бывало,
Этот
отзвук – и встал в стороне,
Посредине
развала
Дождевого
– и врос, как тогда,
В
отраженья живые
Этих
песен, где всё – навсегда
И
как будто впервые.
Что-то сдвинулось
где-то внутри,
Под уклон покатилось,
Отряхнулось, зажгло
фонари
И к тебе обратилось,
Что-то сердце иглою
прожгло,
Да и горло пронзило,
Словно там, где любви
не нашло,
Никому не грозило.
Позабыть бы о смутах
людских
Сквозь душевную смуту,
Говорить бы ещё о
таких,
Что бледны почему-то,
Продышать бы во мраке
глазок,
Проторить бы тропинку
До поры, что стряхнёт
на висок
Золотую крупинку.
Потому-то и медлит
число
Появляться за словом,
И с луною былое взошло
Над укладом и кровом
–
И в сознанье вошло,
наравне,
С непогодою летней,
С этой гостьей,
знакомой вполне
И отнюдь не последней.
***
У тихой пристани
достаточно углов,
Где можно
призадуматься, забыться,
Забеспокоиться,
впотьмах перекреститься,
Встряхнуться нехотя, – пожалуй,
хватит слов.
Да что там! – все они
присутствуют сейчас
Повсюду, – и куда бы
мне ни скрыться,
Везде их невидаль
таинственно роится,
Как будто сызнова порыва заждалась.
Так долго властвовать
не просто надо мной –
А вот
поди же ты, давно уже сумели,
Подняв из гибели, как
утром из постели,
Беречь и пестовать в
сумятице земной
Речь долгозвучную, в наплывах голосов,
Широколиственную,
с горечью степною,
С прожилкой рудною, с
извилинами зноя,
С песчаной струйкою мгновений и часов.
Скажи мне, речь моя,
откуда ты опять
Навеялась
– и где твоё гнездовье?
Который год уже встаёшь
у изголовья
И знаешь – вместе нам
вольготнее дышать,
И ждёшь, как некогда,
внимательна поднесь,
Что вот оно начнётся,
разуменье –
Всего ли сущего иль,
может, мановенья
Чего-то близкого,
витающего здесь.
***
В кругу деревьев
говорящих,
Минуты радости дарящих,
На гребне осени, в
краю,
Где юность минула
когда-то,
На солнце
щурясь бородато,
Приметы мира узнаю.
Здесь кровь не старится
живая,
Здесь туча ходит
грозовая
Как бы по лезвию тоски,
Покуда
гром вдали не грянет,
А там и дождь вблизи не
станет
Кроить из прошлого
куски.
Но с кем бы память ни
томилась,
Пора сменить бы гнев на
милость,
Любви дыхание продлить,
Своей усталости не вторя, –
И ветер вкось уходит к
морю,
Чтоб кроны вдруг не
оголить.
***
Ненастье очи
приоткрыло,
Вздохнуло так,
Что расплескался
шестикрыло
Небесный знак.
Смятенье двери
отворило,
Взглянуло вдруг –
Да так, что взялся за
перила
Искомый звук –
Из необъятного звучанья
Он вышел сам,
Прошёл шатанье и
качанье
По древесам,
Шагнул наитью на подмогу,
Оторопев,
И слился с ним: ещё
немного –
Уже напев.
***
Январским
сумеркам, коснувшимся стекла,
Недолговечным
и покорным,
Чтоб ночь
огромная, где мыслям нет числа,
Лицо
покрыла стягом чёрным –
Река
продольная, где в лодке нет весла,
На лестнице
– невидимых ступеней, –
Январским
сумеркам, сгорающим дотла
В ладонях
давних песнопений –
Сей плач
негаданный – сей голос средь зимы,
Незамерзающий
и ломкий,
Чтоб звёзды
на ресницах полутьмы
Чело задели
хрупкой кромкой,
Чтоб сердце
пламенем негаснущим зажглось,
Душа
крылатая о воле тосковала
И сон
нанизывал на медленную ось
И судеб и
страстей немало,
И открываема, как детские глаза,
Ещё дрожала
белая страница –
Уже
пропавшая заката бирюза,
Меланхоличная
граница,
И забытьё,
которому мила
Печаль
утраченная, созданная мнимым, –
Январским
сумеркам – сей оклик из тепла,
Сроднившийся
с непостижимым.
***
Если можешь, хоть это
не тронь –
Не тревога ли в душу
запала? –
И зажёгся
в окошке огонь,
И вихры тишина
растрепала.
Сколько хочешь, об этом
молчи,
Не твоё ли молчание –
злато?
В сердцевине горящей
свечи
Всё увидишь, что
издавна свято.
Всё найдёшь в этом
сгустке тепла,
В этой капле томленья и
жара –
Напряженье живого крыла
И предчувствие Божьего
дара.
Всё присутствует в этом
огне,
Что напутствует в хаосе
смуты –
Потому-то и радостно
мне,
Хоть и горестно мне
почему-то.
Всё, что истинно, в нём
проросло,
Всё, что подлинно, в
нём укрепилось,
Опираясь на речь и
число,
Полагаясь на Божию милость.
Потому он в себе и
несёт
Всё, что в песнях
продлится чудесных,
Всё, что сызнова душу спасёт
Во
пределах земных и небесных.
Об авторе:
Владимир
Дмитриевич Алейников, русский поэт, прозаик, переводчик, художник, родился 28
января 1946 года в Перми. Вырос на Украине, в Кривом Роге. Окончил
искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Работал в
археологических экспедициях, в школе, в газете. Основатель и лидер легендарного
литературного содружества СМОГ. С 1965 года стихи публиковались на Западе. При
советской власти в отечестве не издавался. Более четверти века тексты его
широко распространялись в самиздате. В восьмидесятых годах был известен как
переводчик поэзии народов СССР. Публикации стихов и прозы на родине начались в
период перестройки. Автор многих книг стихов и прозы — воспоминаний об ушедшей
эпохе и своих современниках. Стихи переведены на различные языки. Лауреат премии
Андрея Белого, Международной Отметины имени Давида Бурлюка,
Бунинской премии, ряда журнальных премий. Книга «Пир» — лонг-лист
премии Букера, книга «Голос и свет» — лонг-лист премии «Большая книга», книга «Тадзимас» — шорт-лист премии Дельвига и лонг-лист Бунинской
премии. Член редколлегии журналов»Стрелец»,
«Крещатик», «Перформанс»,
альманаха «Особняк». Член Союза писателей Москвы, Союза писателей 21 века и
Высшего творческого совета этого Союза. Член ПЕН-клуба.
Поэт года (2009). Человек года (2010). Награждён двумя
медалями и орденом.
Живёт в
Москве и Коктебеле.