Опубликовано в журнале Homo Legens, номер 3, 2015
НА СВЕТЕ МНОГО ЕСТЬ ЗВЕРЕЙ
На
свете много тварей есть:
Тигры,
обезьяны…
А
я живу среди людей
Вот
ведь странно!
Не
понимаю их язык
Бедный
недоделок,
Но
к ним привык, но к ним привык
Хоть
мне до них нет дела.
На
свете много тварей есть:
Тигры,
обезьяны…
А
я живу среди людей –
Вот
ведь странно!
И
мне так трудно их любить,
Ах
как трудно,
И
тигром я хотел бы быть,
Но
не могу хвоста добыть.
На
свете много есть зверей:
Тигры,
обезьяны,
А
я живу среди людей –
Вот
ведь странно.
Собаки
– так добры они,
И
так умны при этом.
Хотел
бы я собакой быть.
А
в жизни стал поэтом.
На
свете много есть зверей:
Тигры,
обезьяны,
А
я живу среди людей.
Вот
ведь странно.
И вот один на свете я,
С
людьми все время в ссоре,
Не
приняла меня в свой дом
И
кошка на заборе.
Хожу
один, совсем один
—
Слеза слезинки горше.
Я
эту песенку сложил –
Не
буду больше.
ТАГАНКА
Свежий
воздух пахнет булочкой,
В
небе каркают вороны,
По
таганским переулочкам
Белый
свет зимой ворован.
Синий
свет наполнен тайнами –
Незаметно
день обужен,
И
прохожими случайными
Может
быть не обнаружен.
Только
детям снятся саночки
По
горе крутой тетеринской,
А
скакалочки и салочки
Где-то
осенью затеряны.
И
квадратными окошками
Площадь
мнит согреть простуженных
Из
метро на холод брошенных,
Зябко
съежившихся служащих.
Ну
а в это время детское
Над
крестами скромной церковки
Всходят
в блеске звезды вечные,
В
суете никем не встречены.
1967
КОНЦЕРТ
ДЛЯ ГОБОЯ И СКРИПКИ БАХА
Это
птицы наследили на балконе,
Узором
лапок отпечатав вязь,
Это
зимнее окно и подоконник,
Это
снег и музыка и Бах.
Это
радость взлетов и падений
Крылья
душ, прорвавших рамки тел,
Это
радость постоянных обновлений,
Это
избранных и призванных удел.
Это
музыка готических соборов:
По
колоннам, к потолку и ввысь.
Это
неба синий свод и звездный шорох,
И
ответ: Живи и не казнись!
Потому
что не гобой и скрипка
Так
согласно свой сплели дуэт,
И
качает их не по ошибке
Струнных хор и духовых ответ
Нет
– в сладчайшем ритме и согласьи
Разлилась
гармония миров
И
дыханием единой власти
Полон
хор торжественных смычков,
И
плетут двойной узор свободно,
Неразлучны
скрипка и гобой,
Чтобы
страсть игры легла аккордом
На
послушно плещущий прибой.
И
в плетении узоров гибких
Слышен
шум вращения светил
-Вот
о чем поют гобой и скрипка,
Вот
что вздох смычковых повторил.
Это
птицы наследили на балконе,
Узором
лапок отпечатав вязь,
Это
светлое окно и подоконник,
Это
снег, и музыка, и Бах.
1966
*
* *
Это
храм умершего Бога,
Он
пуст.
Рядом
с ним на могиле убогой
В
пыли куст.
Но
ни к богу, ни к черту
От
века
Нет
пути.
Одуванчик,
цветок редкий,
К
себе пусти!
Буду
жить, на ветру качаясь,
Облететь
пушком
Ни
о чем не жалеть,
Ломаясь
Под
каблуком.
1972
РОЗА
Ты
– сгусток нежных плотных лепестков,
Ты
– слепок совершенных тайн природы,
Ты
– тонкий маслянистый аромат,
Струящийся
из самой сердцевины,
Спеленутой в тугой, чуть розоватый кокон,
Застывший
на темнозеленом стебле,
Посаженный
в челнок из нежножелтых
Чуть
приоткрывших тайну лепестков.
Ты
– роза чайная.
Свое
родство с Китаем
Таишь
в нежнейшей желтоватой плоти.
Что
общего имеешь с чаем, как не китайское происхожденье?
Когда-то,
может сотни лет назад
Тебя
взлелеяли в потеху мандарину,
И
он держал тебя в своих шафранных пальцах
И
красоту впивал раскосыми глазами.
И
в черных, узких и блестящих
Зрачках
его
Мерцала
роза.
1966
ЭЛЕКТРИЧКА
А
на земле картинки жизни.
В
осенней ломкой тишине
Без
ропота, без укоризны
Они
проходят по земле.
Как
будто из окна вагона
Или
в волшебном фонаре
Мелькнет
то зелень водоема,
То
дерево в златой поре.
Природы
чуткий наблюдатель
Я
не ищу разгадок тайн,
И
лишь приемлю все, Создатель,
Что
не дал ты, и то, что дал.
За
веком век
Без
удивленья слежу как в пестрой суете
Проходят
жизнью поколенья,
Чтобы
исчезнуть в темноте.
И
озаряются сознаньем –
Рожденный
дух томит вопрос…
Но
только кроткое страданье
Трепещет
в золоте берез.
СМЕРТЬ
В ВЕНЕЦИИ.
Все
глубже осень
Меня
относит к седой зиме,
Все
реже сердце от жизни просит
Щедрот
извне.
Мне
так покойно
Сидеть
в гондоле,
Как
будто Смерть сама
На
черном бархате качает тело
В
объятьях сна
Мой
гондольер — Харон угрюмый,
Ведет
свой челн.
Куда
он правит – не надо думать —
Решает
он.
Я
смежил веки, отдавшись воле
Гнилой
волны,
За
черной завесью в его гондоле
Я
вижу сны:
Там
далеко, в стране острогов,
Главой
поник,
Как
символ воли моей убогой
Сидит
старик.
Там
за подтаявшей слегка дорогой
Покорна
дрожь дерев.
Ты
комья черной земли не трогай,
Разверзшей зев!
На
пляжах Лидо уже маячит
В
накатах пены страсть
—
Прекрасный мальчик –
О,
как жестока
Востока
власть!
БЛОК
Как
рассказать тот путь
По
набережной Пряжки,
Когда
так важно падал крупный снег,
Когда
так тихо было,
И
так тяжко
В
порту вздохнул вдруг пароход,
Как
человек.
Когда
мой путь зима устлала белым,
Когда
мой шаг привел меня к тебе,
Когда
твой дом навстречу выплыл смело,
Углом
повернут к ветру и судьбе.
ИЮНЬ
Когда
рассвет бельмом окон
Заглянет
в дом, как вор,
Когда
вослед придет с востока
В
твой дом зари позор,
Тогда,
открыв глаза,
Увидишь
– кратко
Прошла
ночь,
Ее,
уж нет, она украдкой
С
травы – прочь.
Вздохнут
деревья и птицы новый
Начнут
день,
Как
капли тенькая по птицеслову:
Чирик-тень-тень!
И
день грядущий велит ветру –
А ну-ка, дунь!
И
колыхнутся, дрожа ветки:
«Июнь!
Июнь!»
1967